А. Ковшарь - Тропинки в загадочный мир [с иллюстрациями]

• Название: Тропинки в загадочный мир [с иллюстрациями]
• Автор: А. Ковшарь
• Издательство: © Издательство «Казахстан»
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1988
• ISBN: 5-615-00-180-1

Много еще не изученного таит в себе поведение животных.

Предлагаемый сборник научно-популярных очерков (разделы «Жизнь в сообществе» и «Живые редкости») и научно-художественных рассказов («Из блокнота натуралиста»), основанный на интересных наблюдениях казахстанских зоологов, дает читателю богатый материал о том, как ведут себя некоторые виды диких животных в «обыденной жизни», каковы их взаимоотношения и т. д. И, конечно, книга еще раз ставит вопрос об ответственности человека за сохранение всего живого на Земле.

Книга иллюстрирована многочисленными слайдами, рисунками. Она адресуется разным категориям читателей. Зоологи — специалисты и любители — получат интересную научную информацию, а люди разных профессий и возрастов, склонностей и вкусов пополнят свей знания о братьях наших меньших.

---

Жили синицы до поры, до времени мирно. С наступлением темноты все три птицы вместе устраивались в гнезде. Кстати, стадность синиц сказывается и в этом — они спят всем миром. Когда в клетке короткое время жили две пары, то в одно относительно небольшое гнездо укладывались на ночь сразу четыре птицы и спали в нем, тесно прижавшись друг к другу. Но что же все-таки произошло с нашим «треугольником»?

Однажды начались распри, причем с момента устройства птиц на ночлег. Один из самцов тоскливо слонялся по клетке в одиночестве. Если бы это был косокрыл, а то хозяин! Стало ясно, косокрыл начал теснить законного владельца, хотя до самой темноты роли самцов менялись: то один, то другой завладевал гнездом-домом...

Чем питались синицы? Что обычно входило в их новое «меню»? Это — яйцо вареное и сырое, пшено, рубленое сырое мясо и всякая мелкая живность, собранная при косьбе сачком. Особенно они любят комаров-звонцов. Причем ловят их разлетающимися из кормушки на лету, склевывают со стенок клетки. Даже приспособились ловить залетающих мух. Самка к тому же предпочитает мелких голубых стрекоз, которых быстро тащит в уголок и ест, повернувшись спиной к тут как тут прискакавшему самцу. Я приручил птиц брать мух у меня из рук.

Велика подражательная способность синиц. Увидев, например, что одна из птиц требушит какой-то корешок — то же самое проделает с этим корешком и другая.

Интересна также их особая манера разгребать мусор, землю. Если курица гребет лапами поочередно, синица сразу двумя: прыжок вперед — и гребок назад, снова прыжок — и опять гребок.

Несколько раз хозяин усаток строил им гнездо, чтобы стимулировать размножение. Самец даже пытался его достраивать, но безрезультатно: яйца в гнезде так и не появились.

Вскоре владелец «прекрасной пары» уехал в город и увез своих питомцев, чтобы в условиях городской квартиры продолжить опыты по их размножению. Предпосылки к этому были заложены на Сорбулаке. Но об этом, как и о многом другом, подмеченном им в жизни усаток, Саша, по-видимому, когда-нибудь расскажет сам. А рассказать есть о чем!

Общительная сорока

О песках Тосумах я слышал давно от своих коллег. И вот представилась возможность побывать здесь самому в составе комплексной экспедиции Института зоологии в 1983 году.

Тосумы — изолированные пески шириной до 15 километров, протянувшиеся вдоль левого берега реки Тургай на 50 километров. Своеобразие им придает необычная для песков растительность. Представьте себе песчаный массив с рощицами тополя, березы, ивы в межбарханных понижениях. А самое примечательное — это песчаная арча (можжевельник казачий). Вершины отдельных барханов покрыты ее густыми стелющимися зарослями. Когда продираешься сквозь них в жару, тебя обволакивает смолянистый свежий запах арчи, и создается впечатление, что ты находишься в горах, а не в раскаленных песках.

Две недели жил я в полном одиночестве в тугайных зарослях реки Тургай около села Акшиганак, изучая здешних пресмыкающихся. Свою палатку я удачно замаскировал, «вписав» ее в густейшие ивняки надпойменной террасы. Но все же, побаиваясь за казенное имущество (по берегу проходила дорога), я старался, уходя в маршруты, не оставлять следов к своему временному дому. Встреч со зверем не страшился, хотя единственным моим «оружием» был фотоаппарат.

В песках попал в одно место — сплошные волчьи следы. В надежде увидеть волков я ежедневно вечером ходил с биноклем на высокий бархан поблизости. Но увы! В это время они ведут скрытный образ жизни. С волками не встретился, зато подружился с сорокой, которую нарек Феней.

Зимой в Ботаническом саду Алма-Аты я пытался установить контакт с этими осторожными птицами, но безуспешно. И неожиданно на Тургае, за тридевять земель от дома, встретилась мне эта «коммуникабельная особа». Она — оригинальный индивид из нескольких десятков ей подобных, живущих рядом. Ее я сразу приметил и потом узнавал по своеобразной метке — кисточке на самом длинном пере хвоста.

Феня настолько прониклась ко мне доверием, что спокойно «садилась» обедать со мной за одним столиком, менее, чем в полуметре. Брала со стола лакомый кусочек даже тогда, когда я в упор наблюдал за ней. Правда, трапезничать рядом она не решалась. Удалялась, когда нужно было припрятать взятый кусочек.

Или представьте такую картину. Заросший человек сидит за столиком и что-то пишет. Рядом пристроилась и с любопытством следит за ним сорока. Но вскоре, вероятно, монотонное, неторопливое занятие человека навевает на нее дрему... Тихо... сытно... жарковато! Сорочьи глазки сами закрываются, клюв приоткрывается, и она начинает клевать «носом». Человек спокойно может дотянуться до нее рукой. Но он дорожит доверием птицы.

В моем присутствии она чувствовала себя хозяйкой лагеря. Это продолжалось до тех пор, пока сорочье племя не выследило Феню и не узнало место ее, по-видимому, таинственных отлучек. «Крадусь» я однажды к своему убежищу, смотрю, нет ли людей поблизости, ступаю особым шагом по траве, чтобы не набить тропу, и слышу сорочий гвалт. Это первый признак — в лагере людей нет. А там пять-шесть сорок.

Затем нашествие птиц в мое отсутствие стало регулярным. В их стае Феня вела себя менее уверенно. Хорошо это было заметно во время «сиесты». Я тихо лежу на топчане под марлевым пологом (сороки меня не видят) и сквозь открытый вход палатки наблюдаю.

Феня суетится и нервничает за свои тайники. А гости беспардонны: снуют по всему лагерю и, видимо, наблюдая за реакцией Фени, чувствуют, где «горячо», то есть припрятан лакомый кусочек. Заходят в палатку, шарят под топчаном, теребят шнурки на обуви, что-то склевывают с крышки казана. Феня может повлиять только на одну птицу щенячьего возраста, но самую нахальную. Та прямо-таки не отстает, всюду сует свой сорочий нос. Но стоит Фене на нее «замахнуться», та сразу приседает, распускает крылья, широко раскрывает клюв и пищит. И все. В лучшем случае Феня отталкивает ее лапами. Двух пришлых, мне кажется самцов, я сразу примечаю по внешности: это длиннохвост и красавец. Последний похож на аристократа — какая осанка, какой белоснежно-черный наряд, как все уложено и прилизано!

Стоит мне предстать перед сорочьим племенем — непрошенные гости моментально разлетаются, а Феня опять обретает степенность и уверенность. Особенно птицу радовало мое утреннее появление из закрытой на ночь палатки. Она со всех крыльев бросалась навстречу, вот-вот заговорит или сядет на плечо. Но в последний момент ее останавливала врожденная осторожность, она как будто смущалась своего порыва и опускалась рядом. Однажды в мое долгое отсутствие она использовала наглухо закрытую палатку как дневное укрытие. Когда я стал раскрывать ее, оттуда не сразу вылетела, словно спросонья, Феня...

Как порой мало надо человеку для счастья! Сорока скрашивала мое одиночество. Она, вероятно, тоже была счастлива: в момент моих бдений за столом присаживалась где-то рядышком в кустах и что-то тихонько про себя напевала. Песня своеобразная — скрип, шорох, «шепелявление». Вот не подозревал, что сорочий язык так разнообразен. Еще бы немного — и Феня начала бы брать у меня пищу из рук. Но, увы! Приехали на неделю раньше мои коллеги и разрушили нашу идиллию. Пришлось попрощаться со ставшей такой близкой Феней, с приветливыми тургайскими тугаями, безлюдными песками и двинуться в новые края.

Удастся ли еще когда-нибудь попасть сюда? Как, интересно, встретит и узнает ли меня знакомая, уже повзрослевшая сорока с кисточкой на хвосте?

В новых краях попадались нам в разных обстоятельствах и другие животные. Но из всего калейдоскопа впечатлений и знакомств с неведомым общение с Феней самое необычное и запоминающееся.

Тургайские встречи

Впервые оказавшись в Тургайских степях летом 1983 года, я поразился их необъятности — равнина от горизонта до горизонта. За целый день езды на автомобиле не встречалось ни одного человека, зато — тысячные стада сайгаков и до десятка волков.

Как-то в ветреный жаркий день июля пошел я фотографировать сайгаков. Мелковсхолмленная равнина растительностью не богата: редкие островки тамариксовых кустарников, пожухлая уже в это время трава. Осматривая один из раскидистых кустов, отметил, что сквозь него проходит довольно торная тропа. Такие же тропы пересекали и следующие кусты. Я задумался и стал более заинтересованно их обследовать. Возле одной заросли нашел кости сайгаков и волчий помет. А когда осмотрел стволы тамарикса, низко нависающие над тропой, то увидел и разгадку: на их коре были остатки волчьей шерсти. Все ясно. Подбираясь к пасущимся антилопам от куста к кусту, волки, по-видимому, не раз использовали их в качестве укрытия...

Увидев, наконец, небольшое стадо, я тоже решил уподобиться серым разбойникам и, где пригибаясь, где на четвереньках, от куста к кусту добрался до последнего — впереди на открытом пространстве паслось несколько сайгаков. Я расстелил на выходе тропы из гущи куртку и залег в редкой тени тамариксовых ветвей с их игольчатыми листочками.