Томас Хьюз - Школьные годы Тома Брауна

• Название: Школьные годы Тома Брауна
• Автор: Томас Хьюз
• Жанр: Классическая проза

Свою первую книгу - хрестоматийный роман "Школьные годы Тома Брауна" Томас Хьюз (1822-1896) написал в 1857 г. Роман носил отчасти автобиографический характер и стал первым в английской литературе произведением, в котором описывалась повседневная жизнь обычной английской школы. Выходу романа, написанного к тому же в живой увлекательной манере, сопутствовал шумный успех (к 1890 г. только в Англии вышло около пятидесяти его переизданий).

Перевод и примечания Юлии Глек, 2006.

Текст романа переведен по изданию Hughes T. Tom Brown’s Schooldays. Penguin Books, 1994.

---

Мартин с тех пор стал постоянным обитателем совместного кабинета Тома и Артура, и последний так к нему привязался, что Том даже слегка ревновал, но, впрочем, ему удавалось это не показывать. Яйцо пустельги, как ни странно, не разбилось и составило ядро Артуровой коллекции, в пополнение которой Мартин вкладывал сердце и душу; он также познакомил Артура с Хаулеттом, торговцем птицами, и преподал основы искусства набивки чучел. В знак благодарности Артур позволил ему вытатуировать у себя на запястье маленький якорь, что, впрочем, тщательно скрывал от Тома. Ещё до конца полугодия он научился хорошо бегать и лазить по деревьям, и, как и предсказывал Мартин, знал о деревьях, птицах и цветах в два раза больше, чем наш добродушный и весёлый друг Гарри Ист.

Глава V Драка

Surgebat Macnevisius
Et mox jactabat ultro,
Pugnabo tua gratia
Feroci hoc Mactwoltro.

Итонец

Порой попадаются ребята — и те, кто хорошо знает мальчишек, отлично умеют их распознавать, — о которых уже спустя месяц после их появления в школе можно почти с полной уверенностью сказать, что им предстоит драка, и почти с такой же уверенностью — что драка эта будет единственной. Том Браун был как раз из таких; и, поскольку мы собираемся дать полный и правдивый отчёт о его единственной драке с соучеником в стиле нашего старого друга «Беллз Лайф»,[130] то просим юных особ со слабыми желудками, которые считают выяснение отношений с помощью оружия, данного Господом Богом всем нам, нецивилизованным и недостойным христианина и джентльмена занятием, сразу же пропустить эту главу, потому что она придётся им не по вкусу.

В те времена драки между двумя мальчиками из Школьного корпуса были явлением нетипичным. Конечно, бывали и исключения; иногда попадались упрямые и несговорчивые ребята, которые жить не могли без того, чтобы не ссориться со своими ближайшими соседями, или случались конфликты между классами, к примеру, между фагами и пятым, требующие обязательного кровопускания. В этом случае с каждой стороны выбиралось по представителю, которые и улаживали вопрос путём хорошей рукопашной. Но, как правило, постоянное использование боксёрских перчаток, этих лучших из миротворцев, предотвращало драки в Школьном корпусе. Их доставали два — три раза в неделю по вечерам, в холле или в комнате пятого класса; и любой мальчик с хотя бы минимальной склонностью выяснять отношения с помощью кулаков отлично знал возможности всех своих соседей по корпусу и свои шансы в поединке с любым из них. Но подобного опыта в отношении ребят из других корпусов, конечно же, не было; и, поскольку практически все остальные корпуса в большей или меньшей степени завидовали Школьному корпусу, то столкновения бывали неизбежны.

Да и то сказать, на что была бы похожа наша жизнь без драки? С колыбели и до могилы драка, если правильно её понимать, и есть самое настоящее, высочайшее и благороднейшее призвание сынов человеческих.

Каждый стoящий человек имеет своих врагов, с которыми он должен сражаться, будь то собственные скверные мысли и привычки, или моральное разложение верхов, или русские,[131] или бандитские шайки в приграничной полосе, или его собственные ближние, не желающие давать ему жить спокойно до тех пор, пока он не задаст им трёпку.

Попытки выступать с осуждением драк, предпринимаемые квакерами[132] или кем-либо ещё, обречены на неудачу. Такова уж человеческая природа, и даже сами они не следуют собственным наставлениям. Каждый из них, так или иначе, где-нибудь с чем-нибудь да борется. Насколько я могу судить, мир стал бы лучше, если бы в нём не было драк, но это был бы уже не наш мир; и поэтому я категорически против того, чтобы идти на мировую, когда нет ни настоящего мира, ни мирных намерений. Мне не меньше, чем другим, больно видеть, как люди сражаются не с тем, с чем нужно, но это всё же лучше, чем полное отсутствие у них боевого духа. Я уже рассказал и собираюсь рассказать ещё о том, как мой герой боролся с самыми разными своими врагами, и теперь хочу дать отчёт о единственном столкновении подобного рода, которое произошло между ним и одним из его соучеников.

Первое полугодие Артура в школе подходило к концу. Стояли длинные майские вечера. Ворота не закрывали до восьми часов, и все уже начали говорить о том, чтo они будут делать на каникулах. Младший пятый класс, в котором учатся сейчас все наши действующие лица, проходил последнюю книгу «Илиады» Гомера и как раз дошёл до речей женщин над телом Гектора. Сегодня полный учебный день, и несколько мальчиков из Школьного корпуса, среди которых Артур, Том и Ист, вместе готовятся к третьему уроку. Они уже закончили положенные сорок строк, и большинство из них здорово устало, несмотря на изысканный пафос плача Елены. Тут как раз попалось несколько длинных четырёхсложных слов подряд, и тот, который искал слова в словаре, забастовал.

— Не буду больше ничего искать, — сказал он. — Мы и так уже сделали положенное количество. Десять к одному, что дальше этого мы сегодня не доберёмся. Пошли лучше во двор!

— Пошли, ребята! — закричал Ист, который всегда был рад оставить зубрёжку. — Вы же знаете, наш старик слёг, так что нам дадут кого-нибудь из новых учителей, а он сильно гонять нас не будет.

Решение в пользу двора было принято единогласно, поскольку Артур не решился возразить; но, так как ему было очень интересно то, о чём они читали, то он остался читать дальше ради собственного удовольствия.

Как и говорил Ист, учитель их класса был нездоров, и урок должен был выслушивать один из новых учителей, совсем молодой человек, только что окончивший университет. Если бы им не удалось протянуть время, медленно рассаживаясь по местам, пускаясь в долгие объяснения того, как обычно проходит урок, а также с помощью других школьных уловок, и если бы учитель успел пройти с ними больше сорока строк, им пришлось бы туго. Собственно говоря, по поводу этого количества между учителем и классом шла постоянная борьба; класс путём пассивного сопротивления настаивал на том, что сорок строк — это количество Гомера, положенное для младшего пятого; в то время как учитель утверждал, что не существует никакого фиксированного количества, и что они должны быть готовы переводить и пятьдесят, и шестьдесят строк, если на уроке остаётся время. Однако, несмотря на все их усилия, новый учитель продвигался вперёд ужасающе быстро; похоже, у него был настолько дурной вкус, что он искренне интересовался тем, что изучалось на уроке, и к тому же пытался заставить их понять и оценить поэзию Гомера, передавая её хорошим живым английским языком вместо того убожества, в которое она превращалась в их переводе. Для этого он сам переводил каждый отрывок после каждого отвечавшего, чтобы показать им, как это нужно делать.

Часы пробили три четверти; оставалась всего четверть часа, но сорок строк уже были исчерпаны. Поэтому мальчики, которых вызывают одного за другим, переводят всё хуже и хуже. Бедный молодой учитель совершенно выбился из сил и готов уже биться головой об стенку, а может быть, дать по голове кому-нибудь другому. Он уже не спрашивает тех, кто сидит в конце или посередине, а в отчаянии смотрит на скамейку лучших учеников, в надежде, что хоть там найдётся кто-нибудь, достаточно рыцарственный, чтобы не испоганить самые прекрасные высказывания самой прекрасной женщины древнего мира. Его взгляд останавливается на Артуре, и он вызывает его заканчивать перевод речи Елены. Тут все остальные с облегчением переводят дыхание, начинают глазеть по сторонам и вообще чувствовать себя непринуждённо. Теперь они в безопасности; Артур — первый ученик в классе, он наверняка справится, и это как раз займёт время, оставшееся до конца урока.

Артур начинает читать отрывок по-гречески, как это обычно делалось перед тем, как переводить. Том не особенно обращает внимание на происходящее, но вдруг замечает, что, когда он доходит до строк

,

голос его дрожит.

Он поднимает голову и смотрит на Артура. «Что это с малым? — думает он. — Не может же быть, чтобы он не знал перевода! Он наверняка выучил всё до конца». Но Артур начинает переводить как ни в чём не бывало. Том успокаивается и начинает рисовать у себя в тетради головы собак, потому что учитель, явно наслаждаясь произошедшей переменой, поворачивается лицом к Артуру и спиной к скамейке средних учеников и начинает отбивать рукой и ногой нечто вроде такта, и приговаривать «да, да», «очень хорошо», по мере того как Артур продолжает переводить.

Но, когда он снова приближается к тому же месту, Том опять замечает дрожь в его голосе и поднимает голову. Он видит, что что-то не так — Артур едва может говорить. Что же происходит?

Вдруг голос Артура прерывается окончательно, он заливается слезами и вытирает глаза рукавом куртки, краснея до корней волос и явно желая провалиться сквозь землю. Весь класс опешил: большинство просто тупо смотрит на него, а те, кто наделён присутствием духа, быстро находят нужное место в книжке и смотрят в неё, не отрываясь, чтобы не привлечь внимание учителя и не быть вызванными вместо Артура.