Владимир Янин - Очерки истории средневекового Новгорода

• Название: Очерки истории средневекового Новгорода
• Автор: Владимир Янин
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9551-0256-6

Средневековый Новгород всегда привлекал внимание исследователей. Для одних он почитался как родина российской монархии. Для других стал символом республиканских устремлений и колыбелью вечевой демократии. Масштабные археологические исследования Новгорода в последние десятилетия многократно умножили сумму источников по истории этого города и государства. Открытие берестяных грамот, число которых сегодня приближается к 1000, позволило услышать голоса новгородцев, живших в XI–XV столетиях, и решить многие проблемы, считавшиеся раньше спорными. Стал понятным механизм возникновения новгородского боярства и боярского землевладения. Выяснены этапы формирования республиканских органов управления государством. Обозначилась роль Новгорода в системе европейских торговых и культурных связей. Максимально уточнилась роль приглашаемого в Новгород князя, деятельность которого была резко ограничена. Вместе с тем сделался понятным кризис вечевого строя, наступивший во второй половине XV века, когда приобщение к власти боярства в целом привело новгородское общество к разочарованию в справедливости боярской власти, что максимально облегчило для Ивана III задачу присоединения Новгорода к Москве. Эта акция стала основой возникновения Российского государства. Освещению этих и многих других проблем истории средневековой Руси посвящена предлагаемая читателю книга очерков.

Книга подготовлена к изданию при поддержке проекта Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого «Великий Новгород в мировой и отечественной истории и культуре» в рамках аналитической ведомственной программы «Развитие научного потенциала высшей школы (2006–2008 годы)»

Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 07-01-16108

---

Рис. 26. Берестяная грамота № 502

Рис. 27. Берестяная грамота № 603

Вполне вероятным представляется предположение об одной побочной цели этого акта. Как мы уже знаем, Мирошка стал посадником в результате столкновения людинской и прусской группировок, будучи избранным на место прушанина Михалки Степа-нича. Между тем Милонег – житель Прусской улицы: именно на ней находилась построенная им церковь Вознесения. Тем самым между соседними группировками оказались провозглашены мир и деловое сотрудничество за счет еще одного ограничения княжеской власти.

Новое ограничение княжеской власти не могло остаться без последствий. Усиливающийся конфликт с князем Ярославом Владимировичем (прямым потомком Мстислава Владимировича, который пользовался особым покровительством Всеволода Большое Гнездо, будучи его «свояком») заставил новгородцев искать помощи у князя Всеволода Юрьевича. В 1195 г. Всеволод позвал новгородцев участвовать в походе на Чернигов «и на все Олгово племя», но, когда они дошли до Нового Торга, отпустил их «с честью» домой. «И послаша новгородци к нему Мирошьку посадника и Бориса Жирослалица и Микифора сочкаго, просяще сына, а Ярослава негодующе». Однако Всеволод задержал у себя Мирошку и Бориса, а вместе с ними неких Иванка и Фому. В следующем году был отпущен домой Фома, но Мирошку и Иванка Всеволод продолжал держать у себя. Разгневанные новгородцы прогнали князя Ярослава, который, однако, продолжал княжить в Торжке, а Новгород оставался всю зиму без князя. Потом на новгородский стол пришел позванный из Чернигова Ярополк Ярославич, но через полгода новгородцы снова пригласили из Торжка Ярослава Всеволодовича.

Этот акт послужил к освобождению Мирошки: «и добро все бысть, и Мирошку посадника приведе, седевша 2 лета за Новъгород; и вси приидоша здрави, неврежене ничимже; и ради быша вси от мала и до велика»[151]. Надо полагать, что эта фраза отражает действительное всеобщее отношение новгородцев к личности и дипломатическим талантам посадника.

На следующий год по возвращении Мирошки в Новгород случилось несчастье в княжеской семье: «В то же лето, весне, преставистася 2 сына у Ярослава: Изяслав бяше посаженъ на Луках княжити и бе от Литвы оплечье Новугороду, и тамо преставися; а Ростиславъ в Новегороде; и оба положена быста у святого Георгиа в манастыре»[152].

К этому событию имеет прямое отношение берестяная грамота № 601, найденная на Троицком раскопе в слое рубежа XII–XIII вв.: «Посадьникоу 30 дани, а за сани по 5 коуно за довое, а третее возяле. А за мехо и за 3 попоне 5 коуно, а боле не дае. А княгынине дани десяте гривено, а за двое сани по 5 коуно, а за мехо и за дове попоне 5 коуно. А Станиславоу со дроугмо 7 гривено, а крытеное дове коуне и гривена»[153] (рис. 28).

Изложенную первой фразой грамоты ситуацию возможно понимать только так: кто-то вознаграждает посадника 30 гривнами «дани» и расплачивается за взятые у него сани, мешок и попоны. У посадника было взято трое саней; за двое уплачиваются деньги, а третьи возвращены владельцу. Кроме этих сумм, посаднику следует княгининой «дани» 10 гривен, или 5 кун за двое саней и 5 кун за мешок и две попоны. Идентичность позиций оплаты в первом и во втором случаях дает возможность догадаться о личности первого участника расплаты, дающего «дани» втрое большие, чем княгиня. Это, скорее всего, князь. Еще два человека оказываются получателями называемых в грамоте сумм: Станислав с другом. Им следует 7 гривен, а кроме того, «крытное» в размере 2 кун и гривны. Общее понимание смысла грамоты дает слово «крытное». «Крыти» – покрывать, но также скрывать, прятать, хоронить. По-видимому, это слово идентично «съкрыти», среди значений которого есть не только прятать, но и зарыть в землю.

Такое толкование находит неожиданное подтверждение в имени получателя за «крытное» Станислава. Летопись в первой трети XIII в. знает Станислава, упомянутого в ней как «Станило». В 1230 г. во время повального мора в Новгороде «постави скудельницю у святых Апостол в яме, на Прускои улице; и пристави мужа блага и смирена, именем Станилу, брат Домажиров, иконного писца, возити мертвеца на коне, где обоидуще по граду».[154]

Следовательно, в грамоте № 601 возможно видеть некий реестр расходов князя и княгини на двойные похороны, организованные посадником. В рассматриваемое время такие похороны случились в 1198 г., о чем рассказано выше, а посадником тогда был Мирошка Несдинич.

Рис. 28. Берестяная грамота № 601

Рис. 30.

Берестяная грамота № 549, б – Берестяная грамота № 558

Дальнейшая судьба князя Ярослава Владимировича хорошо известна. В 1199 г. он был выведен из Новгорода Всеволодом Юрьевичем, приславшим на его место своего сына Святослава, которому было 3 года. Княгиня Ярослава основала в Новгороде после смерти детей Михалицкий Молотковский монастырь[155]. Не исключено, что и сооружение Спас-Нередицкой церкви, начавшееся сразу же после смерти княжичей, имело мемориальный характер (см. илл. 29 цв. вкл.).

Мирошка Несдинич посадничал до 1205 г., когда умер, «приимъши мнишькыи чинъ, и положенъ бысть в монастыре святого Георгиа; и по томъ даша посадничьство Михалку Степаничю»[156]. Не исключено, что найденная на Троицком раскопе в слое начала XIII в. берестяная грамота № 935 имеет отношение к смерти Мирошки: «У Фьдора 20, у Василя 10, у Фьдора и у Гавориле 4, у Сидора 4, у смьрьдо 4, у Соутимира 10, у Гюрьгева старости 10. А у Бориса 5, у Грицина 4, у Якима 24, у Григе со Радятою 30».[157] В этом реестре расходов вторая фраза называет ряд лиц, территориально связанных с местом находки грамоты: Борисом звали сына Мирошки Несдинича. Гречин уже известен нам по участию его вместе с Мирошкой в «сместном» суде. Имя «Радята» не чуждо месту обнаружения грамоты – она найдена на усадьбе Радятиной (Редятиной) улицы. Что касается первой фразы, то под «Гюргевым старостой» возможно понимать старосту Юрьева монастыря, в соборе которого был погребен посадник Мирошка. Не реестр ли это расходов участников поминального обеда по смерти посадника?

* * *

К эпохе княжения Ярослава Владимировича относится небезынтересный сюжет, прояснившийся в ходе археологических исследований на Троицком раскопе в Людином конце. Здесь была изучена усадьба с остатками иконописной мастерской последней четверти XII – начала XIII вв., принадлежавшая, как это выяснилось из обнаруженных на ней берестяных грамот, Олисею Гречину[158]. Этот человек не обойден вниманием летописцев. Он известен как церковный иерарх, домогавшийся в 1193 г. избрания на епископскую кафедру после смерти Григория-Гавриила; победил на этих выборах его конкурент Мартирий: «И пакы по времене сем новгородци же с княземь Ярославом, с игумены и с софияны и с попы и думаша собе: инии хотяху Митрофана поставити, а друзии Мантуриа, а и сии хотяху пакы Гричина; в них пакы распря бысть немала, и ркоша к себе: «да сице положим три жребиа на святеи тряпезе в святеи Софеи». И абие положиша и повелеша пети святую литургию, и по совершении службы и послаша с веца слепца, да которого дасть Бог, и вынеся Божиею благодатью жребии Мантуриев»[159].

Но прославила Гречина не столько духовная, сколько художническая карьера. Под 1196 г. в летописи содержится следующее сообщение: «Томь же лете испьса црковь на воротех архиепископ Мартурии святыя Богородиця, а писець Грьцин Петровиць»[160]. Имеется в виду церковь Положения ризы и пояса на Пречистенских воротах Детинца, которую заложили и окончили в предшествующем 1195 г. К сожалению, Пречистенская башня вместе с надвратной церковью рухнула 7 мая 1745 г., и роспись ее была безвозвратно утрачена.

Среди адресованных Олисею-Гречину берестяных грамот имеется несколько заказов на написание икон. Например, грамота № 549: «Покланяние от попа къ Грьцину. Напиши ми шестокрыленая ангела 2 на довоу икоунокоу, на верьхо деисусоу. И цьлоую тя. А Богъ за мездою, или лади вься»[161]. Или грамота № 558: «От попа от Минь ко Грициноу. А боуди семо ко Петровоу дени съ икоунами с тримо»[162] (рис. 30).

Изучение автографов Олисея-Гречина позволило выявить характерные для него ошибки в написании слов (например, МАРО-ФУ вместо МР ФУ – Богоматерь (рис. 31)), а это, в свою очередь, определило его участие и роль в создании выдающегося ансамбля фресковой живописи в церкви Спаса на Нередице, выполненного артелью мастеров в 1199 г.: Гречин возглавлял эту артель и, в частности, писал с присущими ему ошибками имена святых на наиболее ответственных участках нередицкого ансамбля.

Его руководящее участие в артели художников зафиксировано также в особо акцентированных изображениях святых в нижних ярусах нередицкой росписи на столбах церкви. Таких изображений 12. Пять из них – изображения святых жен, не поддающиеся интерпретации, поскольку конкретные крестильные женские имена, как правило, летописцу неизвестны. Для анализа доступны семь мужских фигур.