Уильям Роберт Миллер - Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

• Название: Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие
• Автор: Уильям Роберт Миллер
• Издательство: Текст
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0473-3

Книга американского журналиста Уильяма Роберта Миллера рассказывает о выдающемся борце за права человека Мартине Лютере Кинге. Двенадцать лет Миллер находился рядом с Кингом — помогал ему в работе, редактировал его статьи, пристально наблюдал за ним и вел дневник, который превратился в своеобразную хронику его жизни. Эти записи, а также обширные материалы, собранные Миллером, легли в основу одной из самых полных биографий Мартина Лютера Кинга, которая теперь впервые выходит на русском языке.

---

В этот момент Мартин Лютер Кинг призвал временно приостановить демонстрации и объявить 25 июля «Днем покаяния» за устроенные беспорядки. Активисты Движения прошлись по игровым залам, барам и ресторанам, склоняя чернокожих сограждан к ненасильственным формам борьбы. По настоянию Кинга активная деятельность в оставшуюся часть недели была ограничена только пикетами маленьких групп молящихся. Первый из таких пикетов днем в пятницу, 27 июля, возглавили Эндерсон, Кинг и Эйбернети. Они были арестованы и посажены за решетку. Суд над Кингом назначили на 10 августа; ему предстояло провести в тюрьме до суда две недели.

Арест Кинга и случаи проявления жестокости со стороны полиции задели за живое общественное сознание нации. Группа христианских священников и раввинов начала планировать автопробег с целью повлиять на Белый дом, чтобы заставить его вмешаться в события. Группа из десяти сенаторов обратилась в Департамент юстиции с просьбой предпринять «все возможные шаги» по защите арестованных. 1 августа президент Кеннеди публично заявил, что не может понять нежелание властей Олбани сесть за стол переговоров. Мэр Олбани Келли ответил: «Мы никогда не будем вести переговоры с теми, кто с очевидностью не уважает местные законы, законы штата и предписания федеральных инстанций». В организации беспорядков он обвинил «пришлых агитаторов» и конкретно Мартина Кинга.

«Олбани стал символом, последним оплотом сегрегации, ― писал Кинг из тюремной камеры в газетную колонку «Народ в действии». ― Это произошло почти случайно. Здесь наружу выбилось возмущение, которое копилось в течение целого столетия. В социологическом отношении Олбани имел все необходимое для того, чтобы стать городом решающего сражения. Однако таким же бастионом с легкостью мог стать любой из сотни городов Крайнего и Среднего Юга...

Негритянки здесь получают в среднем по 15 долларов в неделю, работая служанками в чужих домах. Если не считать военные объекты федерального подчинения, расположенные в регионе, здесь имеется очень мало рабочих мест, где негры-мужчины могли бы зарабатывать установленный федеральным законодательством минимум в 1,15 доллара в час. Экономическое порабощение также является не чем иным, как одной из разновидностей сегрегации...

Олбани способен сыграть роль указательного столба для всех других негритянских общин, столкнувшихся с трудной дилеммой ускорения мучительно медленного процесса десегрегации, когда дискриминация по-прежнему все еще мешает множеству людей и уродует их души.

Почему именно Олбани? Потому что Олбани напоминает собой крепость сторонников сегрегации, бастионы которой штурмуются силами нравственного очищения вкупе с силами справедливости».

5 августа Уйатт Уокер привез Коретту с тремя детьми на свидание с Мартином. Когда они подъехали к тюрьме, какие-то белые молодые люди стали громко кричать:

«Ниптер!» Семилетняя Иоланда спросила: «Мама, почему белые ненавидят цветных?» Коретта напомнила ей о Хэнке ― белом семинаристе, который провел в их доме часть лета: «Не все белые ненавидят нас, Йоки».

Дети не видели отца целый месяц. И они никогда прежде не видели его в тюрьме. Готовясь к такой ситуации, Коретта объясняла им, «что папе надо сесть в тюрьму, чтобы помочь бедным». Эта тема впервые возникла в их беседах во время задержания Мартина в Атланте. Иоланде тогда только что исполнилось шесть, и, узнав по телевизору, что ее отца посадили в тюрьму, она расплакалась. Коретта сказала ей: «Йоки, папа собирается помогать людям. Кое-кому он уже помог, но надо помочь еще другим. Он вернется». Йоки перестала плакать. Марти теперь было четыре года, а Декстеру ― всего восемнадцать месяцев. Они еще ничего не понимали, а просто скучали без отца.

Мартин тоже скучал по детям. Он не хотел, чтобы они видели его за прутьями ограды, и попросил охранников разрешить ему встретить их в коридоре. В их распоряжении было пятнадцать минут. Коретта чувствовала сильное напряжение. «Ма-ам, можно коки?» ― пристал к ней маленький Мартин. «Нет, нельзя», ― ответила она, и тогда малыш направился к фонтанчику с питьевой водой. Дети находились в шаловливом настроении. Они совершенно не осознавали того факта, что они ― темнокожие детишки, которые находятся в тюрьме, построенной белыми, тогда как сами взрослые никак не могли избавиться от этого ощущения. «Мартин, ― сказала Коретта, заставив себя улыбнуться, ― если ты задержишься здесь надолго, младший совсем забудет тебя».

Мартин улыбнулся в ответ. По крайней мере, он был рад видеть их сейчас. «Да, дорогая, я знаю», ― сказал он.

Затем на выходе Коретта попала в толпу репортеров. «Как вы думаете, ― спросил один из них, ― сколько лет все это будет еще продолжаться?» ― «Я думаю, пять лет, ― ответила она с грустной улыбкой. ― Потом все будет по-другому».

Кинг, Эйбернети и другие обвиняемые были признаны виновными, но получили условные приговоры. На следующий день Движение возобновило акции, направив группы смешанного расового состава в места общественного питания в трех городских парках и в двух библиотеках. На этот раз власти просто закрыли парки. Они также на время прикрыли и библиотеки. Несколько месяцев спустя один из муниципальных бассейнов был продан Джеймсу Грею, который объявил его «частным заведением», предназначенным исключительно для белых.

По мере приближения выборов активисты ККСС и КЮХР все интенсивнее занимались просвещением и обучением избирателей в церквях негритянских сельских приходов. На их собрания часто врывались представители белых властей. Активистов не оставляли в покое: им угрожали, их избивали. На рассвете 15 августа была взорвана негритянская баптистская церковь в Лисберге.

Ранним утром работники ККСС позвонили Уолкеру и Кингу, и они тотчас же помчались в Лисберг. «Я рассматривал руины со слезами на глазах, ― писал Кинг в газетной статье. ― Стоя там, ощущая сильный жар от дымящихся развалин, я стал вспоминать все то, что мне доводилось выслушивать от сторонников сегрегации, от белых консерваторов и либералов, от очень многих негров, все еще не осознавших значение ненасильственного прямого действия... Здесь речь не шла о каких-либо буфетных стойках... здесь всего-навсего горстка обычных, простых людей, обрабатывающих землю, пыталась освоить элементарный минимум знаний, чтобы голосовать, исполняя свой гражданский долг... И тем не менее здание, в котором они проводили свои практические занятия и предвыборные собрания, теперь лежит в руинах. Почему? Почему? Почему?

Неприкрытая истина заключается в том, что негритянская община всегда и повсюду встречает непримиримого врага в лице белого расиста вне зависимости от конкретного содержания своих действий: стремится ли она к отмене сегрегации за буфетными стойками или в общественном транспорте, добивается ли она реализации первой поправки к Конституции или же устраивает крестный ход, стремится ли она покончить с дискриминацией в школах или же требует избирательных прав. Совершенно не важно, что именно мы хотим, если эти наши желания как-то связаны с расширением наших гражданских прав, с самоуважением, с человеческим достоинством и подразумевают перемены в «южном образе жизни». В этом случае у негра почти нет никаких шансов получить одобрение, согласие или же просто терпимое отношение со стороны белого Юга, поддерживающего сегрегацию.

Вещественное доказательство: обугленные руины баптистской церкви Тенистая Роща. Такова ужасная цена, которую приходится платить на Крайнем Юге за право голоса».

27 августа более 80 раввинов, священников-протестантов, а также множество прихожан ― как протестантов, так и католиков, прибыли в Олбани. На следующее утро 75 священников собрались у здания Городской управы. Когда раввин Ричард Израил из Фонда Хиллеля в Йеле начал декламировать 114 псалом, шеф полиции Лаури Причетт потребовал от собравшихся разойтись. А затем он приказал «отправить их в тюрьму». Полиция оттеснила демонстрантов к боковому проходу под одобрительные выкрики белых зевак. Один из полицейских снял с раввина Израиля ермолку, надел ее на себя, напялил накладную бороду. Священников разделили на три группы. Двадцать белых, которых поместили в тюрьму для военнослужащих в округе Ли, решили объявить голодовку; восемнадцать из них отказывались от приема пищи в течение 36 часов, а двое ― в течение суток. Из семидесяти пяти человек только несколько остались в тюрьме на неделю. Большинство по окончании голодовки предпочли выйти под залог и разъехаться по домам. Их акция не оказала сколь-либо заметного влияния на белое население Юга, но она воодушевила негров.

Впрочем, не успели священники закончить голодовку, как ночью были обстреляны из винтовок дома тех четырех негритянских семейств, которые приходили на встречу с «чужаками» в их самый первый приезд. 3 сентября уехал последний из восемнадцати голодавших священников. В тот же вечер около 3000 белых собрались по призыву ку-клукс-клана, но городские власти не дали им разрешения пройти маршем через Олбани.