Владимир Контровский - Томагавки кардинала

• Название: Томагавки кардинала
• Автор: Владимир Контровский
• Жанр: Альтернативная история

Это мир, в котором Североамериканские колонии остались за французами, более того им даже удалось вытеснить от туда англичан. Причём одним из факторов этой победы стала иная политика в отношении ирокезов, тесный союз с ними и принёс французам победу (отсюда и название книги).

Хочется отметить историческую часть произведения - альтернатива очень реальна и продумана, что достаточно редко встречается среди современной АИ. Кстати, в произведении нет ни каких попаданцев, да они и не нужны, мир и так смотрится очень реально.

---

…Курсант Киреев уклонился от предложения вступить в партию. Сергей видел, что сегодняшние коммунисты — это уже не те люди, которые воевали в гражданскую и первыми поднимались в атаки во Вторую мировую. Он знал, что вступление в партию — это гарантия будущей карьеры, и что многие вступают в партию только ради этого, но ему такой подход не нравился — не по нутру.

* * *

В семьдесят седьмом году у берегов Канады затонул теплоход «Коммунар». Сергей узнал об этом от двоюродного брата, механика Балтийского пароходства, и узнал от него кое-какие подробности. «Коммунар» попал в сильный шторм, удары волн повредили его кормовую аппарель, и внутрь корпуса стала поступать вода. Дальше всё произошло в полном соответствии с законами физики: когда этой воды набралось много, судно перевернулось и затонуло. Спасённых почти не было: вода в Северной Атлантике зимой — не мёд и не сахар.

Но самое мерзкое — оказывается, спасти могли всех. «Коммунар» своевременно дал сигнал бедствия (его капитан правильно оценил ситуацию), и через сорок пять минут над тонущим теплоходом появились вертолёты береговой охраны ОША. Времени было больше чем достаточно, чтобы снять с палубы весь экипаж — «Коммунар» тонул медленно. Но с мостика гибнущего корабля так и не было дано согласия на спасение — капитан выполнял полученный по радио приказ «Помощи от врага не принимать, ждать подхода наших судов». И два наших теплохода действительно подошли к месту катастрофы, но через три часа, когда было уже поздно: живыми из ледяной воды выловили всего пятерых из тридцати человек команды «Коммунара».

Этого Сергей не понимал — не мог понять. Ну да, враг, но даже враги (даже во время войны) оказывают помощь тонущим морякам противника: так поступали и наши, и тевтоны, и франглы, и самураи. А тут, в мирное время… Могучая держава бросила своих сыновей — пусть тонут, но не принимают вражьей помощи! — лишь бы не пострадал лозунг «Вечевые люди сильнее любой стихии!». Неужели правители этой державы не понимали, что так они роняют свой авторитет в глазах своих же людей (в конце концов, на международное мнение можно и наплевать) — что это за страна, которая бросает своих граждан в беде и отказывает им в помощи, пусть даже помощь эта придёт со стороны?

Жизнь шаг за шагом лишала Киреева остатков иллюзий. Он помнил, как однажды к нему в каюту зашёл первый помощник (так называли на торговых судах политических воспитателей) и спросил, увидев на полке пару книжек на французском (не порнуху, ни в коем разе — обычные развлекательные издания в мягких обложках, боевики да фантастика): «Электрик, а зачем тебе нужен французский язык? Ты вроде не штурман, по работе он тебе без надобности». Сергей не сразу нашёлся с ответом и пробормотал что-то вроде «ну как же, а если поговорить с кем-нибудь на берегу, я же представитель Вечевого Союза за границей». «Представитель Вечевого Союза за границей — я! — безапелляционно заявил политический воспитатель. — Я и буду говорить (Сергей представил себе, как это будет выглядеть, — по-французски политвоспитатель знал только «Qu'est que c'est?» и «C'est combien?»[67] — и чуть не улыбнулся). А ты — электромотор тебя и так поймёт, и общаться с кем-то на вражеском берегу тебе ни к чему. Или, — глаза первого помощника похолодели, — ты у нас эмигрировать собираешься, а?». Вопрос был диким, и подразумевал такой же дикий ответ: «Да вы что! Да я ни сном, ни духом, и вообще…». Инцидент этот неприятных последствий не имел, но с тех пор Сергей зарёкся покупать и держать на виду иностранное чтиво.

И помнил Киреев, как первый помощник изумил его, сказав на политбеседе, что Вечевой Союз строит теперь не коммунизм, а развитый социализм, а коммунизм — это потом. Однако вскоре Сергей понял, в чём тут штука: восьмидесятый год уже не за горами, коммунизма в означенном году, судя по всему, не будет, и власть предержащие пытаются наивной манипуляцией — сменой вывесок — создать видимость «неуклонного продвижения вперёд». Это выглядело глупо, и было бы смешно, если бы не было грустно.

Но отношение Сергея к родной стране не изменилось — разве можно пенять матери, что она билетёрша в кинотеатре, а не кинозвезда? Она вырастила тебя, как могла, выпустила в большую жизнь, за что же теперь поливать её грязью? За то, что ей не повезло с мужем, который наобещал с три короба, а на деле оказался никчёмным пустобрехом? Уговаривать Родину-мать разводиться с мужем-Властью и начинать новую жизнь? А с кем и как? На этот вопрос Киреев ответа не знал…

* * *

1978 год

Её звали Манефой. Родители девушки были детьми даурских казаков, покинувших Россию после гражданской войны и осевших в китайском Харбине. Там они и жили, пока председатель Мао, затаивший обиду на Вечевой Союз (и на русских вообще), не начал свои «революционные преобразования» и не решил заодно очистить Поднебесную Империю от всех «чуждых и враждебных элементов». Русским харбинцам велено было в двадцать четыре часа покинуть Китай, иначе… И они уехали — в Канаду и Австралию (Манефа родилась уже в Мельбурне).

Несмотря на своё архаичное имя, Манефа была самой обычной светловолосой девчонкой последней трети двадцатого столетия, каких на планете Земля миллионы — самой обычной для всех, но не для Сергея. По-русски Манефа почти не говорила — они объяснялись на смеси французского, английского и русского языков, но почему-то хорошо понимали друг друга. Их любовь была короткой, как вспышка — к несчастью (а может быть, и к счастью) экспедиционное судно «Академик Обручев», на котором плавал Сергей Киреев, простояло в Мельбурне всего три дня. А потом они расстались, чтобы никогда больше не встретиться…

Эти три дня были сумасшедшими. В последний день стоянки Сергей со своей группой (поодиночке на берег в странах «враждебного окружения» ходить не полагалось) опоздал из увольнения на три часа — нарушение первое. Двое товарищей Сергея, оставшись без надзора в гостеприимном эмигрантском доме (Сергей весь вечер провёл с Манефой — о том, чтобы остаться ночевать на берегу, не могло быть и речи), налегли на спиртное и по возвращении на борт предстали перед политическим воспитателем в полуразобранном состоянии. Это стало вторым нарушением правил поведения вечевого моряка за границей.

Само по себе — оно бывает (пили русские моряки, пьют, и будут пить), но дело в том, что в воскресенье, перед началом рабочей недели (а последний день стоянки «Обручева» в Мельбурне пришёлся на воскресенье) по всей стране Австралии все бары и винные магазины закрыты, и выпивку не найдёт даже кенгуру (если, конечно, заранее не припасёт бутылку-другую в своей сумке). А поскольку бравые матросы вернулись с берега под сильным хмельком, первому помощнику не нужны были таланты комиссара Мегрэ, чтобы установить, откуда дровишки. Если выпили — значит, были в гостях у кого-то из местных, что строжайше запрещено. И это стало третьим нарушением, и самым серьёзным.

По совокупности прегрешений Сергей был отстранён от загранплавания сроком на два года. На этом вроде всё и кончилось, однако через три месяца Киреева вызвали в отдел кадров. «С вами хотят поговорить» — сказали ему, и Сергею очень не понравилось то, как это было сказано: он догадывался, кто именно хочет с ним пообщаться.

Киреев, естественно, слышал об Особой Комиссии Внутренних Дел (да и кто о ней не слышал во всём Вечевом Союзе и за рубежом!), но контактов с ней доселе не имел. И не был огорчён этим обстоятельством: над анекдотом «Чем отличается ОКВД от КВД?» — «В КВД тебя вылечит от амурных заболеваний максимум за десять дней, амбулаторно, а в ОКВД тебя будут лечить от вредных заблуждений минимум десять лет, причём в стационаре» можно было посмеяться, однако бывало и не до шуток. ОКВД боялись на уровне инстинкта — за этой организацией тянулся след недоброго прошлого.

В небольшой комнате Сергей ждал непримечательный человек средних лет в простом цивильном костюме.

— Здравствуйте, — сказал он. — Догадываетесь, о чём будем говорить?

Представляться непримечательный человек не стал: понял по лицу Сергея, что тот уже знает, с кем имеет дело.

— За Австралию? — уточнил Киреев (так, на всякий случай — о чём же ещё может идти речь?).

— Именно так. Ну, я вас слушаю.

Сергей изложил всю историю своего преступления, как делал уже не раз (умолчав, понятное дело, о Манефе). Безопасник слушал.

— Вы не всё рассказали, — сказал он, когда Киреев закончил свой рассказ. — Была ведь ещё и девушка, верно? Вы ведь не хотите, чтобы у меня сложилось впечатление, что Сергей Киреев был неискренен?

К счастью, Сергей был готов к такому повороту задушевной беседы тет-а-тет — знал он, что на всех торговых судах работают люди, получающие зарплату не только по штатному судовому расписанию и сообщающие «куда положено» обо всех «интересных» разговорах на борту.