Тээт Каллас - Звенит, поет

• Название: Звенит, поет
• Автор: Тээт Каллас
• Жанр: Научная Фантастика

Тээт Каллас

ЗВЕНИТ, ПОЕТ

роман-ревю

Печатается с сокращениями.

© Перевод на русский язык. Издательство «Ээсти раамат», 1980

---

На другой день они отправились в путь — пятнадцать парней, одиннадцать девушек плюс сам Пеару. С собой они взяли пять гитар, пять транзисторов, три удочки, две бутылки вина, пять старых талонов «автостопа» и около двадцати пяти рублей на всю бражку.

Зайцами в электричках, голосуя на шоссе и пешком, они постепенно продвигались, сами не зная куда. В пятницу к вечеру они забрели на большой луг. Неподалеку поблескивала речушка, в ней плавали маленькие уточки, бродили кулички, трава была высокая и густая. За лугом, в благоухающей березовой роще, стоял старый сарай с дырявой крышей, в нем хранилось прошлогоднее сено. Завопив: «Э-гей, хиппи!» — все бросились к сараю.

Три дня они носились, полуголые, по лугу, рвали цветы, купались в холодной илистой речке, ловили рыбешек, охрипшими голосами тянули надрывные песни, загорали, слушали из транзисторов битловые ритмы, жгли костры, пекли краденую картошку, а ночью спали на пыльном сене. Рыжая девушка Кати прикалывала к волосам то лилии, то желтые кувшинки, и на вторую ночь Арво подвалился к ней. Кати вздохнула и молча подвинулась. Потом она быстро заснула.

С торсом культуриста, бронзовый от загара, Пеару днем шатался от одной группы к другой, похлопывал парней по плечу, а девушек по заду, вместе со всеми шлепал, дрожа от холода, по реке; ночами он долго сидел у костра, иногда читал при его свете, иногда писал, а чаще просто смотрел на пламя.

На четвертый день куда-то исчез тракторист Юло, который до сих пор вел себя тихо. Вместе с ним исчезли еще двое парней. К вечеру они вернулись вдрызг пьяные.

Все уже завалились спать, только Юло бродил вокруг сарая. Он задирал девушек, хвастался и угрожал. Наконец и он залез на сеновал, зажав в зубах недокуренную сигарету. Ночью сарай запылал.

Похватав одежду и гитары, все кинулись вон. С перепугу почти протрезвевший, Юло тупо глядел на языки пламени, взметавшиеся в безоблачное июньское небо.

— Полыхает по-страшному! Не хуже, чем на иванов день, еж твою двадцать! — пытался он куролесить. — Не в срок, понятно, ну и хрен с ним!

Никто не засмеялся.

— Н-да, — вздохнул Пеару, — этого фуфла нарочно не придумаешь. Была у нас клевая хата и накрылась. Хреново, факт, но вроде придется отсюда по-быстрому мотать. А этому подонку надо бы будку поцарапать, да…

— Ну, ты, хватит тут шелестеть, — огрызнулся Юло, хотя губы у него дрожали.

— …да мараться неохота, — равнодушно закончил Пеару, — Потопали отсюда. А то как бы ее влопаться.

Долго в полном молчании плелись они вдоль реки, пока, уже на рассвете, не наткнулись еще на один сарай, сложенный из известняка.

— Ну, этот ему не спалить, — с облегчением вздохнул Пеару.

Сарай был почти пустой и неуютный. Сбившись в кучу, чтобы согреться, путешественники, стуча зубами, улеглись досыпать. Утром сквозь сон они слышали, как где-то поблизости стрекотала косилка, а позже по дырявой крыше забарабанил дождь. Руки и лица у них после ночного пожара были в саже. Одна из девушек тайком всплакнула. Пеару в задумчивости сидел на груде каменных блоков в углу сарая, поглаживая бороду. Юло опять куда-то исчез. Вернулся он к вечеру, пьяный. Под мышкой у него болтались два жирных гуся со свернутыми шеями.

— Еле ухрял от собак, — похвалился он.

Все глядели на гусей, глотая слюни.

С большим трудом на мокром земляном полу разожгли костер. Вскоре от гусей и косточек не осталось.

Юку, выйдя на следующее утро по нужде, заметил в дальнем осиннике группу людей, они направлялись к сараю. Человек десять, среди них несколько в милицейской форме.

Юку бросился в сарай:

— Кончай кемарить! Менты!

Поднялась паника. Все кинулись к выходу — кто одетый, кто полуголый. Толкотня, ругань, визг девушек. Несколько парней кинулись в реку и поплыли на другую сторону.

Только Пеару хранил спокойствие. Он не спеша натянул облезлый кожаный пиджак, полюбовался всеобщей паникой и суматохой и, прислонившись к воротам сарая, стал дожидаться быстро приближавшихся людей. Ему, пожалуй, даже было весело.

Арво, Юку и рыжая девушка Кати слышали, лежа в мокром вереске, как шумел валингуский Юло.

— А не пошли бы вы все куда подальше! Не имеете права задерживать! Заявляю протест! Я желаю жить так же, как те хиппи, которые в закордоне! — орал Юло. Однако вскоре он сбавил тон: — Ну чего я сделал-то? Ну чего? Я честный гражданин, тракторист и все такое! Какой еще сарай? Ничего мы не жгли…

Немного погодя Пеару шагал в сопровождении офицера милиции.

— …Не понимаю, взрослый человек, неужели не могли получше себе компанию подобрать? — стыдил милиционер.

— Кто хиппует, тот поймет, — отвечал Пеару.

Через кусты и канавы, по краю болота и по лугам Арво, Юку и рыжая девушка Кати плутали несколько часов, пока выбрались на шоссе.

За два часа мимо них проехало три легковых автомобиля. Все были полны, ни один не остановился.

Потом издалека послышался треск мотоцикла. Арво даже не шевельнулся — ведь троих на мотоцикл не посадят.

Но рыжая девушка Кати извлекла откуда-то гребенку с целыми зубьями, о существовании которой Арво и не подозревал, быстро причесалась, выкинула из волос увядший цветок, одернула жакетку, выбежала на обочину, встала на цыпочки и решительно подняла руку.

Укрывшиеся за деревьями парни наблюдали за ней.

Мотоцикл остановился, Кати что-то объясняла мотоциклисту, ее словно подменили, движения стали изящными, мотоциклист протянул ей запасной шлем. Кати кокетливо надела его и уселась в вишневую коляску. «Ява» взревела и умчалась.

Так покинула их рыжая девушка Кати.

А они остались сидеть среди безмолвия. Теперь, спустя много времени, вспомнились родители, которые, наверное, здорово волновались. Шел дождь, их искала милиция. Жизнь вдруг стала сложной и утомительной.

Поглядывая на пустынное субботнее шоссе, Арво сочинял новую песню: «Вот укатила ты, тоска меня взяла, ла-ла, ла-ла, тоски так много в жизни, обмана жизнь полна, на-на, на-на, куда теперь идти, что будет впереди, ди~ди, ди-ди…»

Бренча на гитаре и напевая новую песню, двое грустных растреп сидели у шоссе, зады их были мокры, будущее туманно.

И тут вдали показался автобус…

— Что, в милицию нас сдадите? — хмуро спросил Арво после долгого молчания.

— Ты как думаешь, Сассияан? — осведомился Оскар.

— А ты?

— Я тоже, — махнул рукой Оскар. — Ах, в милицию? — повернулся он к ребятам. — Времени нет. И вообще — чтоб сегодня же отправлялись домой! Да, штукари, а деньги-то у вас есть?

Шесть рэ на пару, — гордо сообщил Юку…

Я оглянулся на длинноволосых. «Ничего с ними не поделаешь», — подумал и щелкнул пальцами.

10

На узком проселке, напоминавшем акварельный этюд, царило волнение. Куно, Виктория и Фатьма уверяли, что минуту назад через дорогу пробежала лисица.

— Вот как? — сдержанно заметил я. Этого еще не хватало.

И тут на дороге, метрах в двадцати от нас, появилась огненно-рыжая, нет, почти красная лиса. Она кокетливо приподняла большой пушистый хвост, он струился, как у цирковой лошади, сверкал белоснежным кончиком; лиса лакомо облизывалась, нос ее блестел, как от масла, потом она метнула взгляд в нашу сторону, — короче говоря, плутовка резвилась вовсю. Наконец без малейшего признака страха она залихватски юркнула обратно в кусты.

Реакция была мощная.

— Лиса, лиса, лиса! — завопили все хором. Корелли шепотом объяснял, что теперь он знает, как изобразить лису, танцующую босанову, если ему это понадобится.

Простодушные горожане, думал я. Если бы вы только знали, что в Эстонии настоящая рыжая лисица в полтора раза меньше этого роскошного существа, что у нее свалявшаяся шерсть на сероватых боках, гноящиеся глаза, несимпатичная морда. Что у нее повадки бездарного воришки, что в ней почти нет хитрости сказочной лисы-патрикеевны и что она никогда не посмеет, однажды встретившись с человеком, еще раз попасться ему на глаза, а пускается наутек, прижав уши и бессильно свесив хвост, стараясь убежать как можно дальше. Ах, милый Куно, если бы ты знал, что эта лиса вообще не существует! Что это на самом деле была лишь… лиса-босанова.

Я подождал, пока взбудораженная толпа отошла на некоторое расстояние, пока все не скрылись за кустами. Сорвав возле дороги кустик болиголова, я поплелся следом, погруженный в раздумье.

Тут меня догнала Эне. Мы вместе перешли по мостику через ручей.

— Тебе грустно, Малле?

— Да, — просто ответила она. У нее были розовые щеки, голубые глаза, светлые волосы.

— До чего здесь красиво, — тихо сказала Эне.

Мы шли молча. Тихая мирная прогулка.

— И тебе грустно, — промолвила вдруг Эне.

— С чего ты взяла?

— Знаю, и все.

— Вот как?…

Эне слегка покраснела. Потом заговорила, смущаясь: