Эми Дженкинс - Медовый месяц

• Название: Медовый месяц
• Автор: Эми Дженкинс
• Издательство: ТИД Амфора
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-509-0

В центре этого остроумного и тонкого романа классический любовный треугольник. В день своей свадьбы героиня находит другого мужчину – Любовь-Всей-Своей-Жизни, с которым она встречалась лишь однажды семь лет назад, и оказывается перед выбором. Ситуации и конфликты, знакомые многим из нас, решаются в книге самым неожиданным образом, а жизненная философия автора и ее героев несомненно достойна внимания.

---

– Это с ним тебе скучно? Это мне с тобой скучно! Ты самая скучная зануда, какую я только знала!

Мак извинился за Дел, но, по-моему, он одурел от всего этого. Он, как только увидел Дел, повалил ее на кровать и обнял – об этом я могла судить по исчезновению их ног.

– Ха! – говорит Царина.

– Ха! – говорит Дел.

– Счастлива? – говорит Царина.

– Как свинья в навозе, – говорит Дел.

– Это уж точно, – говорит Царина и вдруг переключается совершенно на другой канал. – Ты куришь травку? – спрашивает она и плюхается на кровать вместе с ними. – Мне нравится твое платье. От кого это? Симпатичное. – Просто ночь и день.

А я тем временем лежу под кроватью, пытаясь сочинить сценку своего выхода. Ничего не получается. Но мне не стоит беспокоиться, потому что наверху слышится шепот и в проеме между кружевной бахромой и полом появляется лицо Мака.

Он несколько мгновений смотрит на меня, и я говорю:

– Медовый месяц – чертовски трудная штука. Столько ожиданий, но нередко он приводит к определенному… напряжению.

Мак спрашивает:

– Где твой возлюбленный?

И я вдруг подумала, что он имеет в виду Алекса. Я подумала, что он имеет в виду Алекса!

Пол и Флора выследили меня у Мака и заявились вместе, чтобы посадить в такси и вернуть в отель. В такси я поведала Флоре о дезертирстве Эда. Я ожидала, что она начнет свое «О! Боже! Мой!», но она лишь нахмурилась.

– Что? – спросила я.

– Это он из-за Алекса сбежал?

– Нет, – сказала я. – Он не знает.

– Подсознательно наверняка знает. На это мне нечего было ответить. Пол с некоторой тревогой проговорил:

– Послушайте, послушайте, девочки. – Пол терпеть не может ничего реального.

Я сказала:

– С Эда хватило и так, поскольку я опоздала на самолет, а тут еще вы все нагрянули и… Эта история с Маком и все прочее. Я просто останусь в отеле, и он, вероятно, когда-нибудь вернется. Он не мог далеко уйти. Он не мог запрыгнуть в самолет и вернуться в Лондон. В нем нет такой свободы духа. Он дождется даты обратного вылета.

– Он здраво относится к деньгам, – заметила Флора.

– Упаси меня бог от всякого, кто здраво относится к чему-либо, – сказала я.

– Ты ужасна, – сказала Флора.

– Тебе не приходится жить с ним.

Пол перевел взгляд с одной на другую и проговорил:

– Близкие отношения – это кошмар.

– Значит, все эти клятвы, что мы выслушали, – они ничего не значат, так получается? – спросила Флора.

– Я не из тех, кто все бросает на полпути, – сказала я. – Я собиралась в Мексику. И клятвы кое-что для меня значат, но, когда доходит до дела, оказывается, что реальный мир – это одно, а бумажка – совсем другое. Этого-то все и не хотят признать, так? Вот почему столько браков распадается от первого дуновения ветра. Я хочу сказать, что люди полны благих намерений, но благие намерения – это одно, а… Знаете, благими намерениями вымощена дорога в рай – или как там говорят.

– В ад, – проговорил Пол. Мы обе взглянули на него.

– Дорога в ад, – сказал Пол. – Думаю, вы сами убедитесь, что в ад.

– Ну, хватит об этом, – сказала я, откидываясь на сиденье.

– А что за история с Алексом? – довольно враждебно спросила Флора.

– С Алексом никакой истории. Ничего не случилось. Он уехал.

– Он посеял в ней смятение, – сказал Пол.

– Эй! – воскликнула я. – Клише.

– Королевам позволяется использовать клише сколько заблагорассудится,[51] – возразил он. Флора посмотрела на меня.

– Смятение – довольно точное описание, – проворчала я. – Слушайте: бегство Эда не имеет к Алексу никакого отношения. Но это правда – снова увидеть Алекса представляется невероятным. – Мне вдруг захотелось, чтобы она поняла. – Я не чувствовала такого… Не знаю как долго. Не могу толком описать. Я чувствовала… Что-то вроде «Слава богу, теперь со мной это случилось». Теперь я понимаю, на что это похоже. И для чего все это было.

– Ах да, когда все эти маленькие экзистенциальные замысловатости разглаживаются – наступает счастье, – сказал Пол.

– Ни с чем несравнимое, – согласилась я.

– Как же, как же, – возразил он, – а наркота?

Вы когда-нибудь ощущали, как ваш внутренний регулятор яркости скользит от плюса к минусу? Как он выключает все прекрасное многообразие цветов, сводя его к безжалостному и страшному черно-белому? Когда я и впрямь очнулась в той реальной куче дерьма, в какой оказалась, то обнаружила, что стою в спальне для новобрачных и гляжу на нью-йоркский пейзаж. Одна.

Лихорадка кризиса прошла, и я осталась с тихим жужжанием боли и неспособная возбудить в себе хотя бы малейший интерес к происходящему – фактически неспособная даже говорить. Мне вполне нравилась моя жизнь – до прошлой ночи. Все шло неплохо – до прошлой ночи. Я была благодарна судьбе, ну, понимаете, за ее маленькие радости: здоровье, работу, друзей, ожидания звонка – за все такое.

А если говорить правду – действительно правду, то главным источником моей боли был не Эд, а Алекс.

Алекс был моим наркотиком, я непроизвольно подсела на иглу и теперь блуждала по плоской равнине отвыкания. У меня был отходняк отрезвления, который рано или поздно поражает влюбленных с первого взгляда, и я думала: ведь не случайно Алекс оказался на балконе в отеле, а это значит, что он – Тот Единственный. Типа того: мы оба любим арахисовое масло, и это значит, что он – Тот Единственный. Двоюродная сестра подруги его сестры ходила в ту же школу, что и я, и это значит, что он – Тот Единственный. Он согласился со мной, что Роджер Мур – лучший Джеймс Бонд, и это значит, что он – Тот Единственный.

А если бы его почему-то не оказалось на балконе – что ж, это значила бы, что все в жизни случайно, все лишено смысла, и – гм, на этом действительно можно поставить точку.

Но если он все-таки оказался там по какой-то причине – что ж, говорил мой внутренний голос, значит, я облажалась. Упустила великий случай. Опоздала на лодку. Потому что он ушел. Я переживала в своей душе такую же панику, как в тот момент, когда увидела Красного Теда, пожираемого мусоровозом, и всем своим существом поняла – вероятно, впервые, – что в жизни бывают вещи, которых уже не вернуть. Что время нельзя повернуть вспять и вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать.

Я не знала, что делать с этой мыслью. Казалось, она никуда меня не приведет. Я думала, что мне, вероятно, нужна помощь. Возможно, если я буду ждать в отеле достаточно долго, Эд вернется. И я просто расскажу ему про Алекса, а потом отправлюсь в психлечебницу, и мне вправят там мозги, а потом мы с Эдом будем лет пятьдесят ходить на консультации для пар, а потом начнем все сначала.

Глава шестнадцатая

На следующее утро в страшную рань зазвонил телефон. Я схватила его.

– Извини, это не он, – послышался в трубке голос Дел.

Со сна и от раздражения я не могла вымолвить ни слова, ну, несколько секунд.

– Это самый возмутительный способ для начала разговора.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Мне лучше было бы не вставать.

– Почему? Ночью что-то случилось? – спросила она.

– Нет, – ответила я. – Никаких изменений. Я провела ночь длинных ножей на балконе в отеле. Выходила туда часов до трех ночи, а учитывая разницу в часовых поясах, это о чем-то говорит. Длинные ножи.

Я услышала, как Дел что-то говорит Маку, а потом мне:

– Мак хочет поговорить с тобой, – и передала ему трубку.

Мак сказал, что собирается в Гемптон на встречу с… он назвал имя легендарного кинорежиссера – на его легендарном пляже в Лонг-Айленде, и считает, что мне лучше бы поехать с ним.

Я глубоко вздохнула. Я не знала, с чего начать: в голове пробегали слова и фразы вроде «возмутительно», «как ты смеешь» и «ты уже расстроил мой брак».

– Мак, – сказала я, – шел бы ты на хрен! – Я чувствовала, что лучше подвести черту.

Снова на линии послышалась Дел.

– Хладнокровнее, – сказала она.

– А с тобой я еще поговорю, – ответила я и повесила трубку.

Только после того как я проделала свою утреннюю медитацию, до меня дошло, что Мак и Делла, вероятно, хотели мне помочь. Моя медитация заключается в следующем: я ложусь, вытянувшись на кровати, и смотрю в потолок, а треволнения текущей недели крутятся и крутятся в моей голове. Не совсем дзен.

«Одежды твоих мыслей в стиральной машине твоего ума», – задумчиво проговорила Флора. Идея Мака взбодрить меня заключалась, вероятно, в том, чтобы на несколько дней загрузить напряженной работой. Он наверняка обсудил эту идею с Деллой, и они сочли ее неплохой. Они заботятся обо мне. Они любят меня! Эта мысль свернулась во мне комком, как зародыш, и громко заскулила. А потом я взяла трубку и сказала Маку, что встречусь с ним через полчаса.

Хорошее решение. Пляж оказался моей любимой разновидностью пляжей. Никакого туристского уюта. Если ваш любимый среднеевропейский пляж – щенок Лабрадора медового цвета, то этот пляж был диким белым волком. Уложенная ветром длинная трава и старый, выбеленный, как кости, штакетник. Песок, прибой, море и небо, именно в таком порядке, – параллельные линии, насколько хватает глаз. А там, на краю света, – горизонт, вызывающий в тебе смирение. Стоит только шагнуть на этот пляж – и ощущаешь, как твой разум расширяется.