Вэчел Линдсей - Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе

• Название: Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе
• Автор: Вэчел Линдсей
• Издательство: "Правда"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1989

В сборник вошли произведения писателей США (Марк Твен, Брет Гарт, О.Генри, Джек Лондон и др.), посвященные новой эпохе «покорения» и освоения американского Запада. Проза предлагаемых авторов показывает всю иллюзорность надежд простых американцев на свободу и богатство.

---

Дэвис стоял на мостках, пока я смотрел на небо. Мне показалось, что он ждет меня, и я нарочно задержался в надежде, что он зайдет в салун. Однако, сколько можно на небо смотреть? В итоге я бросил это занятие, и он вошел вместе со мной, хотя так ничего мне и не сказал. Он подошел с нами к стойке выпить. Всего нас собралось человек шесть. Кэнби оставил дверь открытой, и через нее было видно, что Фернли по-прежнему восседает на лошади, освещенный солнцем. Пока он сидел там, о том, чтоб кто-то расхотел ехать, и думать нечего. Джил тоже все время поглядывал на него. Джил чувствовал себя отчасти повинным в том, что Фернли так тяжело воспринял случившееся, а, может, думал о десяти долларах.

— С чего это тебя так на виски потянуло? — спросил я Джила, чтобы только опередить Дэвиса.

— Ни с чего, просто пить захотелось, — сказал он, допивая стакан и наливая себе следующий. — Впрочем, есть тут одно… — негромко сказал он. — Я было позабыл об этом и вспомнил, лишь когда Мур о веревке заговорил. Я в ту зиму здоровье подправлял в Монтане, жил у одной старухи, у которой жратва просто отличная. И вот, сидя как-то у нее на крылечке, я видел, как на одном суку трех человек повесили. — Он допил второй стакан. Но теперь это меня не беспокоило. В таком настроении он мог выпить двадцать порций — и ни в одном глазу. Он налил себе еще. Говорил быстро и негромко, словно не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, слышал его рассказ. — Из-под ног, у каждого по очереди, выбили бочонок, и эти бедолаги пытались дотянуться до него носками. — Он посмотрел себе в стакан. — Ноги-то им не связывали, только руки. — Помолчав с минуту, он прибавил: — Все тогда было по закону, при шерифе и прочее. А все равно… — Он снова отпил виски, но немного, будто нехотя.

— Угонщики?

— Ограбили дилижанс. Кучера застрелили.

— Значит, заслужили, — сказал я.

— Один из них такой молоденький был, совсем мальчишка. Белый как простыня. Все ревел и твердил, что не виноват. Когда ему накинули петлю на шею, у него ноги подкосились. Упал с бочонка и чуть не удушился…

Я понимал, каково Джилу. Не слишком приятное воспоминание, когда тебе предстоит такого рода дело. Но я видел, что Дэвис тоже прислушивается. Он не смотрел на нас, просто потягивал свое виски и что-то очень уж притих.

— Нам нужно держать ухо востро, Джил, — сказал я еле слышно, делая вид, что разглядываю женщину с попугаем.

— А, ну их всех к черту, — ответил он. Но негромко.

— Грин совсем заврался, — сказал я тоже тихо. — Он ни в чем не уверен, кроме того, что Кинкэйду прострелили голову. Но, по его выходит, это случилось около полудня.

— Знаю. — И прибавил: — Вон, уже назад едут. Видно, невтерпеж. — По тому, как он это сказал, ясно было, что не ко времени воспоминание о случае в Монтане сильно подпортило ему настроение.

Я и не поворачиваясь мог бы сказать, кто приехал. До нас донесся не четкий, уверенный перестук лошадиных копыт по твердому грунту, а какое-то неровное цоканье. Только один человек во всей округе мог отважиться сесть на мула — во всяком случае, отправляясь на такое дело. Это был Билл Уайндер — кучер дилижанса, курсировавшего между Рино и Бриджерс Уэлзом. Мулы крепки и выносливы, все это так. Там, где две лошади падут загнанные, хороший мул только отряхнется. Но есть в муле что-то такое, отчего человек не может к нему привязаться. Надо думать, это оттого, что мул есть мул — все равно как и человек такого рода — тоже ведь чувствуется, что на нем точка поставлена. Так или иначе мул никогда в твою жизнь не войдет, как, скажем, лошадь. Будто у него ни внутренностей, ни души нет, что ли. Вместо товарища у вас оказывается какое-то приспособление для работы — в общем, тот же вол. Уайндер тоже не любил мулов, но именно потому он ездил на них. Сесть верхом на лошадь было против его убеждений — лошади существовали для того, чтобы ходить в упряжке.

— Это Уайндер. — Джил взглянул на Дэвиса и усмехнулся. — Вести не сидят на месте…

Я тоже взглянул в зеркало на Дэвиса, но он никак не проявил себя, сидел, уставившись в свой стакан, и помалкивал.

От Уайндера помощи ждать Дэвису не приходилось, в этом он мог не сомневаться. Уайндер вспыльчив, вроде Джила, к тому же зол по натуре, шуток не понимает и в чужие дела вникать не считает нужным.

В окно было видно, что он задержался возле Фернли, бросил что-то и, получив ответ, сердито потряс головой, плюнул, затем дернул своего мула к коновязи. Терпение тоже не входило в число добродетелей Уайндера. Он считал, что сперва нужно действовать, а потом уж находить объяснения своим поступкам.

Вместе с ним, тоже на муле, приехал Гэйб Харт. Гэйб работал у Уайндера конюхом — огромный, обезьяноподобный человек, непомерной силищи, но умом слабоватый: не помешанный, а придурковатый, будто ум его отстал в развитии от тела. К тому же он был очень грязен; спал всегда в конюшне вместе с лошадьми, одежда у него была подрана на коленях, локтях, а в припудренных отрубями волосах и бороде вечно путалось сено. В то же время, подобно всем глупым и очень сильным людям, Гэйб был кроток и простодушен. Из всех, кого я знал, один Гэйб был способен любить мула, а о лошадях и говорить нечего. Потому-то Уайндер и держал его. Ни на что другое Гэйб не годился, но когда он, прищелкивая языком, молол всякую чепуху слабым писклявым голоском и махал ручищами, большими даже для человека его размеров, лошади слушались его прекрасно. А Уайндер предпочитал норовистых лошадей. Помимо лошадей, у Гэйба имелись только две слабости: во-первых, он обожал Уайндера и, во-вторых, обожал сидеть сиднем. Уайндер был для него богом, а сидение сложа руки — формой богопочитания. Гэйб мог сидеть часами, если у него не было никакого дела в конюшне. Мне иногда казалось, Гэйб только и жил для тех случаев, когда Уайндер брал его с собой в дилижанс. Это случалось, если в упряжке слишком уж непокорные лошади или груз слишком уж тяжел. В такой поездке все, что представляло для Гэйба ценность, было налицо: Уайндер, возможность посидеть и лошади, и он восседал на высоких козлах, вцепившись в них, как испуганный ребенок, весь в лохмотьях, с развевающимися по ветру волосами — и с выражением сосредоточенной радости на огромном лице с маленькими бессмысленными глазками.

Уайндер привез с собой «Винчестер», но оставил его на улице, прислонив к коновязи. Войдя в сопровождении Гэйба в бар, он посмотрел на Дэвиса пустыми глазами и заказал себе виски.

Кэнби предложил налить виски и Гэйбу с единственной целью посмотреть, как тот откажется. Гэйб взглянул на Кэнби, широко улыбнулся и отрицательно помотал головой. Затем медленно огляделся по сторонам, словно никогда прежде здесь не был, хотя на деле сопровождал сюда Уайндера чуть ли не каждый вечер в течение многих лет.

Уайндер подмигнул Кэнби:

— Гэйб не пьет, не курит и бабами не интересуется. Верно я говорю, Гэйб?

Гэйб осклабился и снова помотал головой, а затем уставился в пол, словно сконфузившись. Уайндер гоготнул:

— Гэйб у нас примерный парень!

Шутка была так же стара, как перепалка Кэнби с Джилом по поводу женщины на картине.

Уайндер выпил, снова подставил Кэнби стакан и посмотрел вокруг. Он был невысок ростом и жилист, с веснушчатым лицом без усов и без бороды, но вечно поросшим рыжеватой щетиной. Бледно-голубые глазки кучера глядят недружелюбно, словно он хочет вызвать вас на драку, и не меняют выражения даже когда он смеется.

— Что-то не торопятся они, а?

— Может, оно и к лучшему, — сказал Дэвис.

— Это еще почему? — неприязненно проговорил Уайндер.

— У них пока данных маловато.

— По мне, достаточно.

— Пусть так, но недостаточно, чтобы решить, как действовать.

— То есть?

— Ну, во-первых, они же не знают, кто виновный…

— Это-то мы как раз и собираемся выяснить, разве нет?

— Еще неизвестно, кто им окажется.

— Ну и что? Я такую гадину — угонщика проклятого — вздернул бы, и никаких, — он хлопнул рукой по стойке, — хоть бы это мой брат родной!

Гэйб издал негромкий звук, словно прочистил горло.

— Смотри, Гэйба всполошишь, — сказал Кэнби.

— Верно говорите, хоть брат родной, — сказал Гэйб своим писклявым голосом. Он не сводил глаз с Дэвиса, мерно покачивая руками, свисавшими до коленей. Мы все знали, что только два обстоятельства могли привести Гэйба в ярость — вид разъяренного Уайндера или шуточки по поводу негров, которые отпускали специально, чтобы подразнить его. Уайндер мог привести Гэйба в чувство лишь тогда, когда тот свирепел из-за него — и то уже хорошо, потому что свирепел сам Уайндер часто, что же касается негров, то Гэйб был родом из Миссисипи, и большего ненавистника негров я в жизни не встречал. Он ни за что не стал бы есть там, где они ели, спать там, где они спали, или говорить с кем-нибудь из них. Все это, по-видимому, запало ему в голову еще с раннего детства и накрепко.