Джеймс Ганн - Слушающие

• Название: Слушающие
• Автор: Джеймс Ганн
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вторая сцена изображала толпу поменьше на улице перед неоклассическим зданием, словно рвом окруженным климатизационным бассейном, который удерживал людей. Однако он не мешал им размахивать кулаками и кричать на каком-то чужом языке.

Третий, четвертый и пятый отрывки походили на второй, отличаясь от него лишь архитектурой зданий, цветами и покроем одежд, а также языком, на котором кричали. Кричали в основном на английском языке.

Шестой кусок показал им мужчин, женщин и детей, собравшихся вокруг какого-то человека в черном на темной вершине холма. Все они молча смотрели в небо, на звезды.

В седьмом отрывке мелькнуло что-то кровавое, размазанное по мостовой, как абстрактная картина. Объектив камеры двинулся вверх по стене соседнего здания и остановился высоко на бетонном карнизе.

Восьмую сцену заполняли машины скорой помощи, подъезжающие к приемному покою больницы. В девятой был морг, а десятая демонстрировала зрителям огромную пробку, образованную машинами и геликоптерами, пытающимися покинуть город...

Каким был бы Джон в мире, известном его отцу, в мире, существующем там, снаружи? Уайт знал, что подсознательно защищает Джона от этого мира. Джон не был отдан в жертву страсти и насилию, глупости и предубеждению. Уайт жаждал избавить сына рт страданий, пережитых им самим, от того вида горечи, которая даже сейчас перехватывала горло. И дело было не в добром сердце, а в плохо понятом чувстве, которое теперь оборачивалось против него. Он не пропускал к Джону даже основных реалий политики, тех компромиссови договоров, к которым политика вынуждает человека, если он не хочет, чтобы его сын испачкал себе руки. А может, он не хотел, чтобы сын узнал, что сделало кожу его отца такой черной? Быть черным - и без сына?

Уайт глубоко вздохнул. Он привык делать это, когда предстояло принять трудное решение, словно с воздухом втягивал в себя ситуацию, закачивал ее внутрь, туда, где рождались его решения. Вскоре ему придется высказаться, определить свое отношение к этому, спустить с привязи стихии, которые уже никогда больше не будут ему послушны.

- Похоже, - произнес он тихо, - что-то уже начинается религиозные выступления, может, даже религиозная война... или же что-то кончается.

- Люди реагируют так из-за недостатка информации, - сказал Макдональд. - Поговорим с ними. Они дезориентированы. Официальное сообщение и систематическая информационная кампания о Программе, Послании и ответе...

- Успокоят страхи, - закончил Уайт, - или еще более усилят их.

- Страх иррационален, и факты рассеют его. У капеллан нет возможности прибыть сюда. Передача материи - это просто сказка, кроме того, мы не можем представить себе двигатель, разгоняющий корабль до скорости света.

- То, чего не могли представить, - заметил Уайт, - в последние несколько столетий все чаще становилось правдой. А то, что считали невозможным в одном поколении, становится повседневным для следующего. Скажите, почему вы так настаиваете на ответе? Разве мало, что ваши поиски увенчались успехом, что вы доказали существование разумной жизни во Вселенной?

- Я мог бы объяснить это вполне рационально, - ответил Макдональд. - Есть много серьезных причин, важнейшую из которых я уже называл: общение различных разумных существ принесло бы неизмеримые выгоды и тем и другим, но, как вы, конечно, подозреваете, за этой рациональностью скрываются личные мотивы. Прежде чем наш ответ дойдет до Капеллы, я буду уже в могиле, однако хотел бы, чтобы моя работа не пропала напрасно, чтобы сбылось то, во что я верю, чтобы моя жизнь имела смысл. Вы ведь и сами хотите того же.

- Наконец-то мы дошли до принципиальных вопросов.

- Как обычно. Своему сыну и миру я хочу оставить какое-то наследство. Я не поэт и не пророк, не художник, не строитель, не государственный деятель и не филантроп. Единственное, что я могу оставить, это открытую дверь, открытую дорогу во Вселенную надежды и картины чего-то нового, послание, которое прибудет с другой планеты, кружащейся под парой чужих далеких звезд...

- Все мы этого хотим, - сказал Уайт. - Дело только в том, как этого достичь.

- Не все, - возразил Макдональд. - Некоторые хотят оставить в наследство ненависть, борьбу, словом, ничего нового, а только старое. Но жизнь меняется, время идет, и мы должны подарить нашим детям завтра, а не вчера, а из вчера взять лишь то, что влияет на завтра. Прошлое, конечно, важно, но в нем нельзя жить; единственное место, в котором мы можем жить, это будущее; и оно же единственное, что мы в силах изменить. Поверьте: как только мы отправим ответ, в мире воцарится покой.

- Почему именно тогда?

- Хотя бы потому, что дело будет уже сделано. Ссорящиеся осознают, что они люди, что где-то там живут иные разумные существа, и если уж мы договариваемся с ними, то почему бы нам не договориться между собой, даже с теми, что говорят на иных языках и верят в иных богов.

- Звонит китайский посол, господин президент, - сказал Джон, и Уайт понял, что, поглощенный дискуссией с Макдональдом, даже не заметил, как открылась дверь.

- У меня нет с собой транслятора, - сказал он.

- Ничего страшного, - заметил Макдональд. - Наш компьютер справится с этим.

Уайт с Макдональдом поменялись местами. Оказавшись за столом директора, президент взглянул на экран, с которого к нему обратилось по-английски китайское лицо.

- Господин президент, моя страна со всем уважением требует прекратить беспорядки и публикацию провокационных сообщений, угрожающих иным миролюбивым народам.

- Можете повторить своему премьеру, - осторожно ответил Уайт, - что и нам крайне неприятны эти беспорядки, что мы надеемся вскоре справиться с ними, однако у нас нет таких механизмов контроля над массовой информацией, какими располагает он.

Китаец вежливо поклонился.

- Моя страна также требует, чтобы на Послание, полученное вами с Капеллы, вы не отвечали ни сейчас, ни в будущем.

- Благодарю вас, господин посол, - ответил Уайт, но не успел он повернуться к Макдональду, как место одного лица тут же заняло другое.

- Советский посол, - провозгласил Джон.

- Советский Союз весьма обеспокоен утаиванием этого Послания, - бесцеремонно заявил русский. - Я уполномочен сообщить, что мы также получили его и сейчас готовим ответ. Вскоре об этом будет сообщено.

Экран опустел.

- Конец, - сказал Уайт.

Экран погас.

Уайт положил ладони на стол. Это был солидный рабочий стол, а не какой-то монумент, как у него в Белом доме, и президент чувствовал, что мог бы тут работать. Сидя за столом Макдональда, он представлял, что они поменялись ролями и что он теперь здесь шеф.

- Ни один человеческий язык, - продолжал Макдональд, словно его перебили на середине фразы, - не чужд так, как язык капеллан, ни одна человеческая вера не чужда так, как вера капеллан.

- Мне кажется, вы знали о русских и китайцах, - заметил Уайт.

- Родство по линии науки ближе, чем по месту рождения или языку.

- Откуда они узнали о Послании?

Макдональд развел руками.

- Слишком много людей знали об этом. Если бы я предполагал, что нам запретят сообщать это по обычным каналам, что возникнут какие-то проблемы с ответом, то не собирал бы столько людей в момент нашего триумфа. Но, как теперь ясно, невозможно было бы совершенно утаить эту информацию. Мы были не секретной программой, а научной лабораторией, обязанной делиться со всем миром. У нас даже бывали по обмену русские и китайские ученые. В конечный период...

- Никто не думал, что вам удастся... - вставил Уайт. Макдональд удивленно посмотрел на него. Впервые Уайт видел удивленного директора Программы.

- Тогда почему же нас финансировали? - спросил Макдональд.

- Я не знаю, зачем начали Программу, - сказал Уайт. - Я не углублялся в ее историю, да и не там нужно искать ответ. Подозреваю, что ответ очень напоминает прочие наши причины последних лет: это было нечто такое, чем ученые хотели заниматься, и никто не видел в этом ничего плохого. В конце концов мы ведь живем во времена благосостояния.

- Общественного благосостояния, - уточнил Макдональд.

- Благосостояния вообще, - отмахнулся Уайт. - Наша страна, как и другие, одни раньше, другие позже, реализует сознательную политику ликвидации нищеты и несправедливости.

- Задача правительства - "стремление ко всеобщему благосостоянию", - произнес Макдональд.

- Кроме того, это и цель политики. Нищета и несправедливость - это несчастья, которые можно терпеть в мире, обреченном на несчастья. Однако они становятся нетерпимы в технократизированном обществе, основанном на сотрудничестве, в котором насилие и беспорядки могут уничтожить не только город, но даже саму цивилизацию.

- Разумеется...

- Поэтому, сделав резкий поворот, мы поставили перед народом задачу ликвидации нищеты и выполнили эту задачу. Возникла стабильная общественная система, гарантирующая каждому определенный годовой доход и свободу заниматься примерно тем, что ему нравится, за исключением неконтролируемого размножения и нанесения вреда ближним.