Персия Вулли - Гвиневера. Осенняя легенда

• Название: Гвиневера. Осенняя легенда
• Автор: Персия Вулли
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00076-4

Трилогия о Гвиневере рассказывает о полной чудес и приключений рыцарской эпохе короля Артура. Повествование ведется будущей королевой Гвиневерой, женой славного короля Артура. Вы унесетесь в волшебный мир древних королевств, отважных рыцарей, в мир придворных интриг, старинных обрядов.

В заключительном романе Гвиневера добивается признания своей любви к целомудренному рыцарю Ланселоту. Интриги и заговоры приводят к тому, что сын Артура Мордред выступает против собственного отца. Конец славной эпохи рыцарства неминуем, но сказочные чары не удается разрушить – так и не известно, погиб Артур или остался в живых, погребен ли под тяжелой каменной плитой или поныне бродит в северных лесах…

---

Лето было в разгаре, и вода в реке опустилась, иначе мы никогда бы этого не сделали. Ланс и конь боролись с течением, а я уцепилась за хвост Инвиктуса, стараясь не проглотить половину Тайна. Дикая, возбуждающая авантюра, которая легко могла обернуться трагедией, но теперь, вспоминая, называешь ее забавным приключением.

Гусеница сворачивается в кокон и появляется из него навечно измененной. Христиане утверждают, что после крещения возрождаются вновь. Если я правильно поняла, Нимю обещала мне новое начало. Когда я выбралась на противоположный берег, с меня, промокшей и продрогшей, вода уже смыла остатки прежней жизни, будто унесла прочь пепел с площади Карлайла. Я была чистой, отмытой ото всего, как галька, устилающая дно реки. И к тому же испытывала волнение.

– Вот уж не подумала бы, что мне это удастся… – Я подбоченилась, точно деревенская девушка, гордая своими успехами.

– Тебе? – улыбнулся в звездном свете Ланс, обтирая коня. – Да нет ничего такого, что ты бы не могла сделать. Надо было тебе раньше об этом сказать. А теперь забирайся на Инвиктуса. Перед нами как раз видна тропинка. Энергичная трусца – самый лучший способ обсохнуть.

Потом мы легли на лесистом склоне у излучины реки. И впервые с тех пор, как захлопнулась западня, я заснула без тени страха и горя. На рассвете меня разбудила прекрасная песнь коноплянки. Я потянулась, а когда открыла глаза, то заметила, что на меня пристально смотрит Ланс. Выражение его лица было таким любящим, что от неожиданности я покраснела, а он ласково рассмеялся.

– А ты во сне храпишь, ты знаешь об этом? Тихо посапываешь, будто что-то себе бормочешь.

– Хм, – пробормотала я, а сама провела пальцем по дразнящему изгибу его губ. – А ты знаешь, что я говорю? – Он покачал головой, и я прошептала: – Где Ланселот, где Ланселот?

– Рядом с тобой, миледи. – Он наклонился, и его губы, полные и чувственные, коснулись моих. Я задохнулась от трепета желания и, когда он оторвался от моих губ, потянулась за ним, не в силах расстаться с давно привлекавшим меня ртом.

Так пришли мы к идиллии любви, в которой себе вечно отказывали. Руки Ланса, как руки скульптора, творили меня, сглаживали формы, вызывали к жизни желание: от груди до бедер я отзывалась на его прикосновения, выгибаясь, как кошка, которая хочет, чтобы ее ласкали.

Волна за волной нас охватывала страсть, пока я не начала таять в его руках и меркнуть, словно солнце на закате. Нас обволакивал приятный нежный туман, а наши губы все еще соприкасались, поглаживая, покусывая, иногда отрываясь друг от друга, и с неотвратимостью летящего на пламя мотылька соединялись вновь. Кожа сделалась горячей и одновременно холодной, как лед. Все во мне дрожало, поднималось навстречу его прикосновениям, как цветок, раскрывающийся солнцу.

И когда я рванулась ему навстречу, погружаясь, утопая в сердце звездного неба, у нас обоих вырвался бессознательный стон.

Потом, задремав на его руке, я почувствовала себя бабочкой, легко и вольно порхающей на свежем ветерке. Изольда как-то хотела мне рассказать о непередаваемом восторге встреч с Тристаном, а я, завидуя ее любви, не желала слушать. Теперь я до конца поняла королеву Корнуолла. Мы могли бы существовать с Лансом и без этого, но теперь я бы не назвала такую жизнь полной.

– Ты счастлив? – я повернулась, чтобы посмотреть на любимого.

– М-м-м, – подтвердил он. Глаза его были закрыты, но пальцы поигрывали завитком моих волос. – А ты?

Я с готовностью закивала головой.

– И представить себе не могла…

И это было правдой. Раньше я ничего подобного не испытывала. Но вдруг я пожалела, что сказала это. Звучало так, будто я сравнивала Ланса с Артуром.

– И я тоже, – вздохнул Ланс, и его легкий тон заставил меня забыть о смущении. – Можно попробовать как-нибудь еще разок, – он рассмеялся, открыл один глаз, но головы не повернул.

– Неплохое предложение. – Я села и, потягиваясь, закинула руки за голову. Даже не оглядываясь, я чувствовала, что он ласкает меня глазами. Повернувшись, увидела, как пристально он смотрит на меня.

– Одевайся-ка, леди, пока я снова не накинулся на тебя.

Я пихнула его под ребра, и мы, сбросив половину лет, смеясь, покатились, как дети. Наконец, запыхавшись, замерли, и Ланс медленно покачал головой:

– Как чудесно признаваться тебе в любви, и не только на словах.

Неизвестно, как долго мы еще пробыли бы там, но Инвиктус принялся рыть копытом землю, напоминая, что он тоже проснулся.

– Похоже, старина считает, что нам лучше отправляться, – со вздохом заметил Ланселот.

То ли от того, что рухнули былые ограничения, то ли потому, что мы радовались, что остались живы, но следующая часть путешествия показалась нам скорее приятной, чем трудной. Мы шли к Варкворту по изменчивому руслу Тайна, минуя заводи с водоворотами, быстрины, мшистые скалы и леса, окаймляющие берега. Мне нравилась переливчатая песня реки, и поэтому я с сожалением расставалась с ней, когда мы поднялись вдоль ручья, который назывался Ридом, и направились к покрытым вереском болотам.

Вскоре листва речной долины осталась позади, и вместо пятнистой тени и легкого ветерка над нами оказалось пустое, но широкое небо, а по холмам, морща траву, порывами прокатывался вихрь. Мы шли вперед, иногда поднимаясь на вершину холма, где болото сменялось оранжевым великолепием. Над головой лениво кружили огромные канюки, а жаворонки вспархивали с травянистых склонов под нами, возносясь все выше и выше в голубизну и изливая дню свою песню.

Никогда с детства мои тело и дух не были еще такими свободными, и я бросалась бегом к подножию холма, раскинув руки, а ветер пригибал траву и трепал мои волосы. Потом меня догонял Ланс и, обхватив руками за талию, отрывал от земли. Я опускала голову ему на плечо, и мы оба вращались на вершине мира. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас раньше был так же счастлив.

Присутствия людей на этих открытых холмах почти что не ощущалось. Однажды я заметила ульи пасечника, которые он вывез сюда, чтобы пчелы собирали особый вересковый нектар, потом Ланс показал на ферму, стоявшую на южном склоне холма. По молчаливому согласию мы обходили такие места: я не хотела, чтобы в наше счастье кто-то вторгался, а Ланс – из боязни быть узнанным.

Но когда по небу пронеслась летняя гроза, мы были вынуждены искать убежище в доме мелкого фермера. Ветер разбушевался, и я заправила волосы под шапочку, которая была у Ланса, а когда подошли к жилищу, и вовсе натянула на голову монашеский капюшон.

Хозяйка взглянула на нас с молчаливой проницательностью, а при виде боевого коня ее глаза прищурились. Именно в этот миг на двор фермы обрушился ливень, и она быстро кивнула и велела мальчишке из амбара позаботиться о лошади.

– Кимминз на охоте, – объяснила женщина. – Но даже если он не принесет мяса, у меня хватит на ужин гороховой каши.

– Мы очень вам признательны, – поблагодарил хозяйку Ланселот. Довольная, что оказалась в доме, я придвинулась поближе к очагу, а дождь на улице барабанил вовсю.

Рядом с котлом сидела маленькая девочка и старательно прочесывала моток шерсти. Она уставилась на нас с широко раскрытым ртом, а когда мать подошла, чтобы помешать кашу, спросила ее хриплым шепотом:

– А почему он не в юбке?

– Наверное, с юга, – ответила хозяйка, а потом сурово посмотрела на дочь. – Неприлично, девчонка, задавать такие вопросы.

И вот мы сидели в молчании, а женщина занималась домашними делами. Когда она выставила миски и положила ломоть ячменного хлеба, я спросила, не нужно ли ей чем помочь, но она лишь ответила, чтобы я отдыхала.

К счастью, дождь рано загнал Кимминза домой, и через плечо у него висела связка молодых тетеревов. Он оказался крепким человеком с обветренным лицом, настолько же общительным, насколько его жена была сдержанной. И он и оба его взрослых сына тут же начали нас шумно приветствовать.

К тому времени, когда кончился дождь, мы как следует наелись и уютно устроились у очага. Жена фермера скрылась в каком-то темном углу, младшие дети забрались в сколоченную из досок кровать, два подростка уселись на грязном полу подле отца, а я устроилась на подушке у ног Ланса и положила голову ему на колени. Кимминз порылся в куче поленьев, отыскал сосновую ветку и принялся строгать ее ножом.

– Вторые гости меньше чем за неделю, – как бы случайно произнес он, не отрываясь от работы. – Может быть, они связаны друг с другом.

– Может быть, – осторожно ответил Ланс. – А первые случайно не от верховного короля?

Фермер усмехнулся, и его нож сделал несколько молниеносных надрезов.

– На парне был герб оркнейцев, и он сказал, что он человек Агравейна. Заносчивый хлыщ: обыскал весь дом – все не верил, что мы не прячем королеву и Ланселота.

Я не проронила ни слова, только переводила взгляд с Кимминза на его сыновей.

Ланселот воспринял новость со спокойной задумчивостью.