Дмитрий Быков - О зверьках и зверюшах

• Название: О зверьках и зверюшах
• Автор: Дмитрий Быков
• Издательство: Библиополис
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 2007
• ISBN: ISBN: 5-7435-0266-9

Дорогой маленький/немаленький друг! Эта веселая/грустная и необычная, хотя с виду и не скажешь, книга написана московскими писателями Дмитрием Быковым и Ириной Лукьяновой. Они лучше всех изучили описанный в этой книге мир забавных существ, живущих/сводящих концы с концами рядом с нами, и решили поделиться своими знаниями с читателями.

---

Жестоким Миром называется местность, лежащая в добром десятке километров от зверьково-зверюшливой территории, и обитают там неоднократно упоминавшиеся выше зверцы и зверки — лишенные морали примитивные существа, отличающиеся крайней степенью злобности и дикости. Если бы зверцы были чуть умнее, они, несомненно, давно подчинили бы себе все окрестные пространства, но, по счастью, Господь управил так, что большая злоба редко уживается с умом.

Зверца описать очень трудно, поскольку зло вообще ускользает от описания, любя темные углы и боясь точного слова. Больнее всего зверец похож на бобра, но не доброго и трудолюбивого, а буквально лопающегося от беспричинной ярости. Он бур, толст, коротколап, приземист. Его маленькие, заплывшие и вдобавок всегда прищуренные глазки буравят вас с таким сознанием зверцового превосходства и вашей ничтожности, что всякому встречному под взглядом зверца хочется немедленно провалиться сквозь землю. Зверцы сильны, мускулисты и крайне самоуверенны. На пузе у всякого уважающего себя зверца, даже если ему отроду нет году, укреплены пейджер, мобильный телефон и пистолет. Его почти отсутствующую шею украшает фрагмент толстой золотой цепи, которую зверцы некогда украли с дуба. Впрочем, зверцы рядятся не только в золотые цепи: иногда они специально надевают отвратительные лохмотья, чтобы тем самым подчеркнуть свое право на грабеж. Но под лохмотьями или под красной бархатной шкурой, под спортивным костюмом или кожаной курткой-косухой всегда помещается одно и то же внутреннее содержание: криволапое, короткое и мускулистое тельце без всяких признаков души.

Зубы у зверцов по большей части вставные, железные, ибо свои природные они либо выбивают в бесчисленных драках, либо стачивают о жертв. В смысле пищи зверцы всеядны — они сжирают все, что не успевает от них убежать и что нельзя использовать с большей выгодой. Выражение зверцовых морд больше всего напоминает бультерьерское — внешнее равнодушие, в любую секунду готовое взорваться неожиданной и необъяснимой ненавистью ко всему живому. Перевоспитывать зверцов бесполезно, дураков нет.

Лучше всего зверцы уживаются со зверками: вообще-то и с ними они могут сосуществовать недолго, пока не надоест, и тогда использованная зверка выбрасывается на свалку истории, находящуюся на выходе из Жестокого Мира. Там она в обществе других жертв зверцового непостоянства предается злословию, отвратительным дракам и сплетням. Более грязного и зловонного места нет во всей обитаемой вселенной. Пока зверку не выкинут, ее одевают в лучшие шкурки и обвешивают золотом, как новогоднюю елку. Излишне уточнять, что домашней работой зверка брезгует, опасаясь испортить лапки и в особенности коготки. Целыми днями она валяется на диване или в ванне, не переставая болтать с другими зверками по телефону или подставляя холеное брюхо зверке-массажистке. Любимая тема этих разговоров — наряды, зверцы, а также осуждение и передразнивание зверюш, которых зверки считают низшими существами, не понимающими жизни.

Утро зверка проводит за накладыванием грима, вечер — за его смыванием, а день делит между массажем, маникюром и телефонными сплетнями. Немудрено, что при таких обстоятельствах для поддержания порядка в доме зверцы постоянно нанимают всякую мелкую живность — трудолюбивых зайцев, белок и сусликов, которым в Жестоком Мире иначе не прокормиться: ведь все здесь захвачено («схвачено», как они это называют) коварными зверцами.

Зверюши ужасно боятся Жестокого Мира. Общеизвестно, что для злого и жестокого зверца нет лучшей добычи, чем добрая и легковерная зверюша. Зверюши очень изобретательны в преодолении мелких зверьковых гадостей, которые, в сущности, не более чем разновидность любовной размолвки, но перед зверцами совершенно беспомощны, поскольку зло цинично и хитро, а добро открыто и прямолинейно. Иногда зверцам удавалось хитростью заманить зверюшу в Жестокий Мир и, как они это называют, «припахать» — то есть заставить обслуживать своих зверчат и зверок; к счастью, зверюши отнюдь не так беспомощны, как хотелось бы представить иным их недоброжелателям, и если сильно разозлить зверюшу — против ее кулаков не устоит и зверец. Другое дело, что ввести зверюшу в такую крайность, как мы знаем, очень трудно, и потом она долго приходит в себя. Иное дело зверьки: они в смысле защиты, несмотря на всю свою задиристость и показную грозность, довольно жалки и беспомощны. Зверек, конечно, отчаянно храбрится, если случайно забредет в Жестокий Мир, но дать зверцам мало-мальски серьезный отпор он способен только в большой компании — вместе зверьки ужасно храбреют, и потому нападать на город Гордый зверцы опасаются. Но выловить зверька, когда он в одиночестве идет по грибы или в гости к зверюше, для зверца милое дело — хорошо, что обычно в Жестоком Мире хватает других дел и зверцы большую часть времени изводят друг друга, выясняя, кто из них круче. В связи с этими разбирательствами (или, как они говорят, «разборками») поголовье их неизменно убывает и когда-нибудь убудет совсем. Во всяком случае, нам как сторонникам нравственного прогресса хочется в это верить.

Всякий зверек считает своим долгом в компании товарищей рассказывать о том, как мало он боится зверцов и как полезны столкновения с Жестоким Миром для малолетних зверьков, закаляющих характер. На самом деле, если какого-нибудь глупого зверька случайно и занесет на северо-северо-восток и при этом ему посчастливится не попасть в лапы зверцов, а издали понаблюдать за их кровавыми пиршествами, — только клочья мяса летят да кости хрустят, — то уж хвастовству такого счастливца не будет предела: и всякие-то переделки он прошел, и во всех-то котлах варился, и вообще он самый бывалый. Перед зверюшами такие зверьки особенно любят распускать хвост:

— Ты, глупая девчонка, что ты в жизни видела? Как можешь рассуждать о добре и зле, когда с Жестоким Миром не сталкивалась? Вот я… я такое повидал… — И зверек принимается с важностью сопеть, словно не находя слов для описания своих страданий. На деле он просто не может придумать ничего достаточно ужасного и потому отделывается фигурой умолчания.

— Ахти, — робко и уважительно говорит зверюша, боясь лишними вопросами разбередить в зверьке ужасные воспоминания.

— Да, да, — продолжает воодушевленный зверек, — всякое видел, много пережил… Ты бы небось со страху умерла, такое-то видючи…

— Ой, ой! — пищит зверюша. — Конечно, конечно! Какой ты храбрый!

— Что есть, того не отнять, — снисходительно принимает зверек ее похвалу. — Умеем, умеем поставить на место, ежели кто забудется. Нас трогать — себе дороже! — словно и не он два часа назад со всех лап бежал по ямкам, по кочкам от случайно унюхавшего его зверца.

Иногда зверькам кажется, что зверюши о чем-то догадываются. Но они так восхищенно смотрят на зверьков своими большими глазками, так трогательно всплескивают пушистыми лапками, что зверьки гонят от себя эту мысль и плетут, что хотят.

Разумеется, если зверцы раз в сто лет и надумают напасть на зверюшливый городок, чтобы утащить пару зверюш пожирнее да потрудолюбивее, зверьки тут же хватают кастрюльки, сковородки, жестяные кружки и прочие громкие предметы и шумной толпой бегут защищать девчонок. Шуму они при этом производят столько, что испуганные зверцы дают деру еще до столкновения. По счастью, зверцы никогда не ходят больше чем по двое: большему количеству зверцов никогда между собой не договориться. Если их больше трех, они тут же начинают решать, кто главный, постоянно ссорятся между собой и вообще не годятся для коллективных действий. Так что похищать зверюш им не удается никогда — остается заманивать вышеупомянутой хитростью или обходиться мелкой живностью.

Итак, Антошку сносило все дальше и дальше на северо-северо-восток, и он был вовсе не так глуп, чтобы не понять, чем это чревато.

Поскольку познания всякого зверька, как уже было замечено, отрывочны и бессистемны, Антошка знал, конечно, что гелий в шарах рано или поздно остынет (что на больших высотах холодно, он вполне убедился), что часть шаров полопается и потому через несколько часов он так или иначе приземлится, если только не разожмет лап раньше. Летя над окраиной зверюшливого города, он начал было подтягивать шарики к себе с намерением проткнуть половину, снизиться и спрыгнуть: как ни противны были ему временами зверюшливые взгляды, однако в сравнении с Жестоким Миром зеленый Преображенск представлялся почти раем. В эти минуты Антошка даже не думал о том, что зверюши его засмеют. Но лапы у него уже здорово затекли, а шарики туго натягивали нити и рвались вверх: зверек попал в восходящий поток. Одно время он совсем было спустился и мог бы уцепиться задними лапами за липу… но только беспомощно поболтал тапочками в воздухе — а потом время было уже безнадежно упущено. Вот и уютный Преображенск скрылся вдали, и под нижними лапами зверька потянулись Бесплодные Земли, а за ними — отвратительный темный лес, в котором даже сверху не было ничего романтического.