Андрей Платонов - Фантастика-1988,1989

• Название: Фантастика-1988,1989
• Автор: Андрей Платонов
• Издательство: Издательство “Молодая гвардия”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

Традиционный сборник научно-фантастических произведений советских и зарубежных писателей. В книге представлены рассказы молодых писателей-фантастов, а также очерки о природных феноменах, научных гипотезах и открытиях.

---

— Шалфей?

— Регулирует деятельность желудка, при хроническом бронхите очищает дыхательные пути, оздоровляет печень и почки. Полезен при воспалениях горла, при ангине. Очень хороши шалфейные ванны — при радикулитах, невритах, ревматизме…

Наша оживленная беседа начинает затухать. Оно и понятно, дело к полночи, да и я отяжелел от выпитого чая — все-таки мы почти весь самовар опорожнили. Ну и конечно, слабость после болезни давала о себе знать.

Вера еще рассказывала, как она собирает травы, как сушит их, как готовит сборы для сельчан. Заметив, что у меня постепенно слипаются глаза, она быстро постелила мне на кровати отца, которого ждала весь вечер. А папаня отправился еще утром на соседний хутор, это рядом — километров десять, двоюродный племянник женился. Так что теперь наверняка не придет ночевать, поздно ведь! Вера же, конечно, осталась присматривать за пчелами, и я вяло, но вполне умиротворенно подумал, что это очень хорошо — завтра опять смогу поговорить с этой милой, славной девушкой, душа которой не испорчена цивилизацией и столь щедра… Вера помогла мне лечь поудобнее, заботливо укрыла одеялом. Я закрыл глаза и сразу же провалился в сон.

… Мне сильно давили на ноги. Открыл глаза и увидел: Вера забралась на мою кровать, забилась в угол, подальше от странного явления в противоположном конце комнаты.

«Пожар?» — мелькнула острая мысль. Да нет, не пожар. Приглядевшись, понял, что это больше походило на гирлянду маленьких лампочек, на колонию светлячков, устроивших сбор.

— Что это? — шепотом спросил я, потому что говорить громко казалось кощунственным, словно голос мог разрушить это нагромождение огоньков.

— Это зацвел тысячелетник, — также тихо, но совершенно спокойно ответила Вера. — С детства была уверена, что мне доведется это увидеть. Предчувствие не обмануло. Нам необычайно повезло. Ведь тысячелетник — старший брат алоэ, он цветет раз в десять веков… Есть и предание: кто съест кисть этих желтых цветочков, напоминающих маленькие трубочки, тот обретет совершенно необыкновенные для человека качества…

— Так, цветы уже налились в полную силу, — девушка вскочила с кровати. — Ну что же ты? — Вера как-то совершенно органично перешла со мной на «ты».

— Бред какой-то, — непроизвольно вырвалось у меня.

— Ну что же ты, Слон? — еще раз, совсем жалобно, просяще проговорила Вера. — Да ты действительно просто толстокожий! Давай руку, быстрее, быст…

Все смолкло. И свечение пропало. Точно, бред, порождение моей непонятной болезни.

Я встал, чиркнул спичкой. Слабый огонек с трудом разогнал тьму. Никаких цветов, естественно… Правда, у горшка с засохшим алоэ в углу отсвечивал какой-то налет, но это мог быть и рассыпавшийся табачный пепел, и обычная бытовая пыль. Хотя… на ней еще виднелись небольшие следы босых ног… но и эти следы постепенно покрывались налетом, и через несколько секунд их уже нельзя было различить.

Чертовщина какая-то! Чего только в кошмарном сне не привидится. Болезнь выходит, точно.

«Вера, наверное, давно спит, — подумал я. — Ладно, завтра с ней еще успеем наговориться… Интересно, кстати, а что ей снилось?»

Я ощупью нашел свою кровать, лег и накрылся одеялом с головой.

Меня разбудил автомобильный гудок — приехали мои друзья. Одеться было делом минуты. Вышел во двор, но девушки нигде не увидел. Зато дождь хлестал вовсю, и мои друзья даже не вылезли из «Нивы».

Валерка сквозь приоткрытое окно прокричал, чтобы я собирался поскорее, иначе дорога через поле окончательно размокнет и нам тогда до холодов отсюда не выбраться. Я кивнул и пошел в дом за рюкзаком.

Несколько минут просидел за столом, пытаясь сообразить: что это? сон? или было? Нет, наверняка просто бред от очередного приступа моей непонятной болезни. Дом выглядел внутри явно нежилым: пыльный пол, усеянный отпечатками моих башмаков, пустая полка на стене, прокопченный, давно не чищенный потолок. Даже в керосиновой лампе на непонятно когда мытом столе не было признаков горючего. А алоэ стоял весь поникший в углу, видно, его сто лет никто не поливал.

Я встал, вскинул на плечо рюкзак… И все же… Чем черт не шутит… Достал из кармана блокнот, выудил визитную карточку, написал на обороте:

«Спасибо за гостеприимство. Если приедете в город, буду рад вас видеть».

И оставил на столе.

Усаживаясь в машину, огляделся — ведь Вера говорила что-то о пасеке. Но ни одного улья не увидел. Точно, просто чертовщина.

Дорогой друзья надо мной посмеивались, говорили, что я слабак, раз так быстро сломался в пешем переходе, и больше они меня в поход не возьмут. А я, как всегда, помалкивал насчет своей болезни, у нас не принято ее поминать.

Когда подтрунивание над моей слабостью достигло апогея, невольно огрызнулся: — Пока вы мотались в город, я познакомился с такой девушкой!

— Да какие здесь люди… — усмехнулся Валерка. — Дом уже сколько времени брошен… Да если б там кто-то жил, зачем нам спешно, на ночь глядя, было такие концы крутить, а? Вышли б с утра, поймали попутку…

— Ага, — влез в разговор Сашка. — Удивляюсь, Слон, как ты еще голых баб там не увидел?

Ребята стали громко смеяться. Валерка включил передачу, и машина медленно пошла вперед по вязкой земле.

Где-то в октябре ко мне на прием попал человек лет шестидесяти. До меня добрался довольно странным образом: показывая всем в редакции мою визитную карточку, он искал ее владельца.

Мужчина, его звали Юрием Александровичем, пояснил, что нашел ее в своем заброшенном зимовье. Там у него раньше была пасека, но по причине больных ног ходить в такую даль стало тяжело. Но летом, вот уж поистине повезло, теща здоровье немного подправила — бабка Матрена травки знает, а нынешний год на них богатый был, вот и помогла. Поэтому под осень и решил проведать зимовье, вдруг на зайца все же соберусь. Там и нашел мою визитку.

— Очень рад, — сказал я. — А мы в поход ходили, заблудились немного, да и дождь еще…

— На здоровье, — заметил Юрий Александрович. — У меня претензий к вам нет. Я с просьбой пришел.

— Пожалуйста, чем могу.

— Слышал, что ваша газета печатает заметки о всяких там происшествиях…

— Есть такое дело.

— У меня дочка пропала, давно, правда, лет пятнадцать прошло. Училась она в городе, в медучилище… Но на каникулы не приехала как-то… Понятно, дело молодое, поехали куда-нибудь в путешествие… Потом смотрю: писем от нее долго нет. Приехал в общежитие, узнал: нет ее, пропала. Как обухом по голове, не знал, что и делать. Ну, понятно, в милицию обратился. Они розыск объявили. Сколько годов искали, а все без результата… Так и жил без надежды… А тут ваша карточка. Может, посодействуете?

— Конечно, какой разговор. У вас есть ее фото?

— Да-да, обязательно, — засуетился мужчина. У меня от предчувствия заныло сердце.

Гость полез в карман старенького пиджачка, достал конверт, завернутый для верности в носовой платок, аккуратно разложил фотографии на столе. Снимков было много, все — любительски недодержанные и немного тронутые желтизной от слабого фиксажа и времени. И со всех них на меня смотрела Вера.

ВЛАДИСЛАВ КСИОНЖЕК РЫЖИЙ

Кто не слышал присказку: весь мир — театр, вся жизнь — игра. Но вещи разные — стоять на сцене или наблюдать за действием из зала. Это уж кому как повезет. Особенно если никудышный режиссер…

Первое, что бросалось в глаза зрителю, — шесть деревянных столбов. Их только что очистили от коры и они глянцевито сверкали в лучах солнца. Лишь прищурившись и присмотревшись, можно было увидеть на верхушках столбов перекладины, а на помосте — человеческие фигурки, стоящие на табуретах. Руки у человечков связаны за спиной, головы просунуты в петли.

Если же окинуть общий план, становилась видна покрытая снегом деревенская площадь, за ней — избушки с подслеповатыми окнами. Площадь оцепили эсэсовцы в черных как смоль тулупах и новеньких финских шапках. Внутри кольца, ощерившегося стволами автоматов, толпились, жались друг к дружке местные жители.

Офицер, надменный пруссак с моноклем и стеком в руке, манерно расхаживал взад-вперед по настилу, чуть волоча левую ногу. Лишь на секунду остановился он возле первого столба, где ожидал своей участи самый юный из партизан — мальчик лет двенадцати. Высоты табуретки ему не хватало, и мальчик стоял на цыпочках, вытянув шею и закусив губу от напряжения. Это была «изюминка» представления — заранее продуманная, хладнокровно подготовленная деталь.

Начало казни задерживалось, и офицер был неспокоен. Он уже бывал в передрягах и знал, что заминки ни к чему хорошему не приводят.

Ждали переводчика. Бывший учитель немецкого языка, продажный холуй, на этот раз предусмотрительно «заболел». Но солдаты подняли его с постели и полуодетого погнали на площадь.