Марина Казанцева - Путь в Селембрис

• Название: Путь в Селембрис
• Автор: Марина Казанцева
• Жанр: Фэнтези

Селембрис — это удивительный мир, в котором можно встретить живые сказки и легенды или просто жить в нем. Обычный школьник, со своими подростковыми проблемами, домашними неурядицами, непонимаем в школе и притеснением со стороны старшеклассников, попадает совсем в иную школу, где всё то же, да не совсем то. Он живёт сразу двум жизнями: день в обыкновенной школе и скучном земном мире, а ночью проживает неделю в Селембрис.

---

Она была из старой гвардии. Новое поколение педагогов не шло ни в какое сравнение с последними из могикан. Татьяна Владимировна никогда не кричала, не что эти новые истерички. Придут только что из ПЕДа и думают, что всё решается лишь количеством знаний. И тут же наталкиваются на сопротивление материала. И моментально в панику. Сядут в учительской и давай перечислять фамилии. Этот такой-то, а та такая-то. Да ещё начнут друг дружку жалеть.

Татьяна Владимировна презирала подобные слабости. Не умеешь держать дисциплину — не берись. Хотя, конечно, кто же тогда будет работать в школе, когда старая гвардия уйдёт? Следовало признать, что молодым коллегам и вправду тяжелее. Не тот стал авторитет учителя, не то влияние. И ученики сильно изменились. Очень сильно изменились.

Поэтому из чувства солидарности с коллегами Татьяна Владимировна не упускала случая построить учеников. Строила она их разными методами, в зависимости от обстановки. Класс строился одним способом. А отдельные особи требовали и отдельного подхода.

Отдельная особь обычно остро реагировала, если подвергалась обструкции перед лицом коллектива. Тут тонкая психология. Каждый понимает, что на месте морально уничтожаемой особи может оказаться и лично он. И соображали, что надо сделать, чтобы не краснеть, стоя перед классом под огнём язвительных шуточек. Оружием Татьяны Владимировны был сарказм. Ей не надо кричать, её острого языка и так боялись.

Но иногда и историчку доставали. Тогда с личностей она переходила на массы. И тут на помощь приходила колоссальная эрудиция, статистика и собственный богатейший опыт. Хладнокровно, чтобы не подумали, что вывели её из себя, она рассказывала о реалиях жизни. Не вечно же они будут детьми. Не вечно им будут приносить в клювах червяков.

Проверка письменных заданий на дом выявила неудовлетворительный факт. Большинство учеников поленились и не пошли в библиотеку. Самые умные полезли в Интернет и всё сдули оттуда. Вычислить таких было проще простого: у них абсолютно идентичные работы. Остальные поступили ещё гениальнее: списали у братьев по разуму, только повыкидывали кое-что, чтобы долго не трудиться. Поэтому работы второго уровня обрели некоторое разнообразие. Третьи прибегли к мамам и папам, и те обогатили бесталанных отпрысков собственной безгениальностью. Четвертые были честны. Они изложили в корявых фразах свои немногочисленные соображения и заработали на троечку. Пятая группа вообще ничего не сделала, сославшись на занятость и трудности процесса. Вот их-то, к сожалению, было много.

Татьяне Владимировне было неприятно. Она гораздо большего ожидала от реферата, заданного ещё в середине сентября.

Уроки истории напоминали конвейер. Историчка умела поставить дело так, что учебный материал почти полностью вмещался в головах учеников. Наработанные за много лет методы помогали творить с неподдатливой памятью учеников просто чудеса. Особенно удавались даты. Она разработала поточный метод. Один за другим ученики вставали с места и не задумываясь отвечали на быстрые вопросы. Промедление даже на секунду снижало оценку. Она добивалась автоматизма. Таблица исчерпывалась в двух направлениях. Сначала быстро называлось событие, а ученик отвечал дату. Выборочность вопросов производилась по принципу случайности. Потом таблица исчерпывалась в обратном направлении. Дата — событие. Этот процесс отрабатывался вновь и вновь. И результат не задерживался. Бывшие ученики Татьяны Владимировны со смехом признавались, что даже спустя десять лет они помнят всю таблицу дат. С этого начинался каждый урок.

Так же шло усвоение основного материала. Чтобы загрузка шла максимально эффективно, историчка приучала учащихся составлять таблицы и схемы. Она не пренебрегала новыми методами. Исторический материал легко подчинялся сравнительному анализу. К Татьяне Владимировне направляли набираться опыта молодых коллег. И старые профессионалы не стеснялись обратиться за советом.

Но в последние годы Татьяна Владимировна всё чаще замечала, что ответы вызывают у неё раздражение. Пройдут за день все пять седьмых классов. Все тараторят без запинки. Ну видно, что учили. Но, хоть бы одно слово своё! Декламируют учебник, как дятлы! И так пять уроков подряд! Одно и то же! Одно и то же! К концу дня она преисполнялась отравы.

— Да ладно вам, Татьяна Владимировна! — убеждала директор. — Вам ли жаловаться? Такая успеваемость! К вам на показательные уроки ходят, как в оперу. А тетради! Просто заглядение! Передовая метода.

И всё-таки что-то грызло. Постепенно педагог Ковалёва поняла, что ученики ненавидят историю. Им нет дела до Куликовской битвы. Им без разницы виги и тори. Абсолютно плевать на Новую историю, как и на Новейшую. Они не желали знать об Октябрьской революции. И уж тем более о французской. Совсем мало вызывали у них интереса Пунические и все прочие войны. Магеллан, Марко Поло, Кромвель, Жанна Д'Арк, Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт, Карл Пятый, Троцкий, Каменев, Зиновьев для них — лишь череда имён, снабжённых двумя датами.

Это дебильное равнодушие просто поражало! Что по-настоящему вызывало у них восторг, так это всякие там Терминаторы, Ликвидаторы, Разрушители. Рэмбо, Роки, судья Дрэдд.

— Наши дети — варвары и готты двадцать первого века. — говорила она на классных собраниях. — Разрушители цивилизации.

Её слушали, и только.

Но, видимо, просто такие настали времена. Это раньше ходили в театры, теперь крутят видаки. Татьяна Владимировна откровенно недолюбливала новые поколения. Её личной защитой и оружием стала язвительность. Только это иногда доставало до нервных окончаний этих троглодитов.

Она обнародовала оценки за рефераты.

— Вот таковы плоды ваших трудов.

Какая-то девочка подняла руку.

— А почему у меня двойка?

Татьяна Владимировна сверилась со списком. Всё правильно, Платонова не сдала работу.

— Я же ещё не училась в этой школе, когда были заданы темы для рефератов. Я ничего не знала.

Это был явный прокол, но педагог Ковалёва не привыкла признавать свою неправоту. Или даже ошибку. Слабость недопустима.

— Ты могла спросить у других. Неделя достаточный срок, чтобы написать хотя бы на тройку.

— О чём спрашивать?! Как я могла знать, о чём спрашивать?

Историчка ощутила гнев. Что за наглость?! Ей — что? — выставляют претензии?!

— Знаешь что, девочка? Вырасти, обзаведись мужем и ходи на него в атаку. А мне тут истерики не устраивай.

Класс засмеялся.

Этого нелепого замечания оказалось достаточно, чтобы недружный в целом класс начал немедленно доставать Платонову идиотскими смешками. В роли претендента на будущего мужа выступал, естественно, Лёнька Косицын. Тут же вспомнили и нетактичное замечание Маргуси о том, что Платонова охорашивается перед ним. Девичья половина класса немедленно обсудила ситуацию и пришла к выводу, что рыжая выступает. После чего ей был объявлен бойкот на неопределённое время. Это дало импульс тому самому творческому потенциалу, в отсутствии которого педагог Ковалёва так несправедливо обвиняла учеников:

Рыжий красного спросил:

— Чем ты голову красил?

— Я не краскою красился,

Я морковью уродился!

* * *

— Антонина Андреевна, — спросила историчка немного позже у классного руководителя седьмого "Б", — у Платоновой кто родители?

Антонина достаточно поработала в школе, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Ничего особенного, — отвечала она, — простые кабисты. Отнюдь не элита.

Татьяна Владимировна кивнула. Она так и думала.

— Что это? — удивилась Ковалёва. Она уже надела пальто и собиралась уходить.

Под одной из парт валялась маленькая плоская вещица. Татьяна Владимировна подняла её и рассмотрела. Похоже на пудреницу, но почему-то деревянная. Вещица легко открылась, а внутри оказался опалесцирующий порошок. Педагог осторожно понюхала. Не тот ли это наркотик, о котором толковали в учительской? Она опять понюхала. Никакого запаха.

"Отнесу-ка я Антонине Андреевне. Кажется, в её классе что-то не так. Недаром Косицына забирали в милицию."

* * *

— Что за реферат поставили? — поинтересовалась мама, когда вернулась поздно вечером домой.

— Три, конечно. — отвечал сын.

Ни разу маме не удавалось получить даже четыре за работы по истории. Безразличие, с которым сын относился к оценкам по этому предмету, её не удивляло.

Управляясь на кухне, она невольно стала вспоминать свои школьные годы. У них был историком Иван Петрович. Зоя застала последний год работы старого учителя в школе. Он порядком переработал стаж, и теперь возраст вынуждал его удалиться на покой. Иван Петрович был невысоким, худеньким и похожим на подростка. Когда он пробирался по коридору среди носящихся кометами учеников, то испуганно сторонился, прижимая слабыми бледными лапками к груди классный журнал.