Оттавио Каппеллани - Кто такой Лу Шортино?

• Название: Кто такой Лу Шортино?
• Автор: Оттавио Каппеллани
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Иронический детектив

Уроженец Катании Оттавио Каппеллани – писатель, журналист и автор песен для рок-группы, в которой сам играет, – ведет ежедневную колонку в газете «Сицилия» и пишет для других итальянских изданий. Его первый роман «Кто такой Лу Шортино?», смешной детектив о приключениях сицилийской мафии в Америке и родной Катании, стал сенсацией не только в Италии. Права на его издание куплены крупнейшими мировыми издательствами. Понятно, что тут сыграл свою роль и всемирный успех эпического телевизионного повествования об американском мафиозном клане Сопрано, которое Каппеллани время от времени словно бы принимается передразнивать.

В мелочной лавочке дяди Миммо совершено вооруженное ограбление. При этом грабитель застрелил полицейского бригадира, а в Катании полицейских убивать никак нельзя – не то придется отвечать перед мафией. У нее с полицией свои договоренности, и горе тому, кто нарушит неписаный закон! Однако дядя Сал, глава одной из мафиозных семей Катании, намерен женить предполагаемого убийцу на своей племяннице. Он посылает к дяде Миммо своего американского гостя Лу Шортино, внука самого могущественного босса мафии Лос-Анджелеса. Дядя Сал зарвался, и теперь против него дон Лу и мафия Катании. Разгорается нешуточная война между мафиозными кланами…

---

Разглядывая хрустальный бокал, заляпанный жирными отпечатками его собственных пальцев, Фрэнк почувствовал, как в нем нарастает волна раздражения. Макароны, потаскуха, старуха, мерзкий критик, идиотская идея притащить Грету в Катанию – все это действовало ему на нервы!

Его мрачные раздумья прервал голос мерзкого критика.

– Знаете, за что я люблю ваши работы? – Критик решил, что более подходящего момента показать присутствующим, что его, критика, позвали сюда не напрасно, ему не дождаться, и обратился к Леонарду Тренту, готовый нести любую чушь, лишь бы все его слышали. – За высокий профессионализм. Достаточно посмотреть «Пластиковую любовь», чтобы понять: вы движимы твердым убеждением: кино существует, а значит, есть вещи, которые заслуживают к себе внимания, которые можно и нужно исследовать… Впрочем, аутентичный кинематограф всегда таков, и во все времена он был обращен против династических привилегий в искусстве. Возьмем Де Сику. Что, по-вашему, служило источником вдохновения Де Сике? Идеология? Нет, простое желание увидеть рождение и смерть образов и идей, достойных рождения и смерти.

Мне доставило бы удовольствие увидеть твое рождение и смерть, думал про себя Леонард, улыбаясь фальшивой улыбкой человека, которому приятна положительная оценка его таланта.

Мерзкий критик разошелся не на шутку. Теперь он склонился к очаровательной Грете, более всего напоминавшей ему клона Джейн Мансфелд.

– Вам нравится Де Сика? – спросил он, улыбаясь и демонстрируя желтые зубы с забившимися между ними ошметками zucchini flowers.

Грета в это время мечтала о steamed king prawns with Sicilian couscous, моццарелле и buffalo ricotta, которые она наконец-то отведает в «Баббо», итальянском ресторанчике в Вест-Виллидже, куда Фрэнк теперь уж обязательно ее поведет.

– Объедение! – немедленно отозвалась она. – Я ходила в «Сику» в Квинсе с Дрю и Квентином. A very hip restaurant![51]

Мерзкий критик, на мгновение утративший дар речи, сделал вид, что не расслышал слов Греты. Он снял очки и принялся протирать их уголком скатерти. Фрэнк судорожно сглотнул. Ему стоило немалого труда не надавать Грете пощечин при всем честном народе – впрочем, это был бы далеко не первый случай, когда он прилюдно лупцевал своих дам. Тем не менее он счел разумным просто засмеяться, сначала негромко, потом так, как позволяют себе смеяться за столом только италоамериканцы. Вслед за ним, как по команде, захохотали все остальные, а старушка-президент прошептала Грете на ухо:

– Знаешь, детка, когда я была в твоем возрасте, я часто ходила в тратторию, которая называлась «У Сике». Правда, это было в Неаполе…

Фрэнк понимал, что еще немного – и он взорвется. Боже, как же он ненавидел старуху, мерзкого критика, потаскуху Грету, писательницу с тоскливой физиономией и ее мужа, этих напыщенных итальянских продюсеров и этого придурка Леонарда, прикидывающегося педиком. Ему острой болью скрутило живот. Выпив полный бокал вина, он чуть не лопнул и решил, что отомстит Грете. Значит, объедение? Ну так теперь пей, сука, пей! И он щедрой рукой наполнил ее бокал до краев.

И тут на него снизошло озарение.

– А по-моему, – обращаясь к мерзкому критику, проговорил он, – один из лучших итальянских режиссеров – это Франко Дзеффирелли. «История одной малиновки» – have you seen it?[52] Образы, что ни говори, достойные рождения и… Ну, полагаю, вы меня поняли…

– Эстетский китч, – скривилась писательница с кислой миной.

– What? – не понял Фрэнк.

– Нет, но… – развел руками мерзкий критик. – Не знаю, был ли Дзеффирелли свободен от династически-кинематографических привилегий… К тому же он всем обязан Висконти и…

– Дзеффирелли – один из наших величайших гениев, – перебил его Бернабеи и поднял бокал с вином.

– Браво, Зефирелла! – подхватила Грета, с трудом удерживая в руке свой полный до краев бокал, чтобы его содержимое не выплеснулось на белоснежную скатерть.

– Вива, Зефирелла! – явно придуриваясь, заорал Леонард и вслед за остальными поднял свой бокал.

– Вот именно! – согласился Фрэнк. Своими навыкате зенками он не отрываясь смотрел в смеющиеся голубые глаза Греты. – «Историю одной малиновки» надо изучать в movie's schools. Это прекрасная moving love story, настоящая история любви в восхитительном обрамлении барокко Катании. Накал чувств, взрыв страстей на фоне картины изумительного сицилийского города! На той самой улице… Черт, забыл, как она называется…

– Та, где монастырь? – уточнила старуха-президент.

– Exactly, – кивнул Фрэнк. – Там еще полно церквей, исторических памятников, галерея рядом с монастырем… – Фрэнк задвигал руками, показывая, как расположены галерея и монастырь.

– Это мост Капинера, – сказала старуха, не сводя с Греты выцветших серых глаз. – Иначе мост Малиновки. Туда и сегодня влюбленные приходят целоваться.

– Точно, – повторил довольный Фрэнк.

Грета накрыла своей ладонью руку Фрэнка и испустила глубокий вздох. Почему жизнь иногда такая несправедливая, а иногда, наоборот, такая прекрасная и longing?[53]

– Ты отвезешь меня туда, Фрэнк? – проворковала она.

– Куда? – Физиономия Фрэнка лучилась довольством, как в тот день далекого детства, когда он отделал сыночка Кармине Какаче, несмотря на то, что тот был на три года старше. Парню вздумалось издеваться над ним, Фрэнком.

– На мост Капонера, – шепнула Грета.

– Ну конечно, детка! – улыбнулся ей Фрэнк.

На пляже в Марцамеми

На пляже в Марцамеми двое туристов читали, устроившись на лежаках. О том, что это именно туристы, говорило само их занятие – кому еще взбредет в голову читать на пляже? Дон Лу Шортино только что отобедал. О том, что это именно так, говорил тот факт, что он сидел и пил бранкаменту. Он расположился под навесом за одним из четырех столов, накрытых бумажными скатертями в красную клетку. С его стола еще не успели убрать, и сейчас дон Миммо суетился, наводя на нем порядок. Он быстро свернул скатерть, даже не стряхнув с нее крошек. Дон Лу Шортино дружески похлопал его по руке и перевел взгляд в сторону моря. Вид железобетонных конструкций, как всегда, вызвал у него боль сродни изжоге. Уже и здесь начали строить, чтоб им пусто было. Нагнали землекопов и каменщиков. И пусть то, чем занимались эти люди, в Нью-Йорке принесло Шортино богатство. Но здесь, в Марцамеми, дон Лу не позволил бы построить даже игрушечный домик для внучки дона Миммо. Крошечный островок, лежащий прямо напротив пляжа Марцамеми, занимала всего одна великолепная вилла. Вспоминая в США о Марцамеми, дон Лу всегда думал о ресторанчике дона Миммо и этой вилле. Для него только эти строения имели здесь право на существование. Любая лишняя крыша навсегда лишит Марцамеми индивидуальности, превратит островок в место, каких много.

– Кто? – спросил Пиппино по кличке Олеандр. Свое прозвище он получил за крайне ядовитый характер, вполне достойный того растения, от которого, как говорят на Востоке, «держатся подальше и шейхи, и их лошади». Непревзойденный гений по части владения ножом Пиппино. Сорок лет назад в Катании его называли Черным Пиппино, потому что считалось, что у него черное сердце, не ведающее жалости. При этом он никогда и никому не лизал задницу – единственная вещь, утверждала молва, которую он мог позволить себе лизнуть, был клинок его сицилийского ножа. Он целовал его, а потом натирал мылом, – и тогда клинок легче входил в тело жертвы и нестерпимо жег рану. Как-то раз, это было давным-давно, дон Лу Шортино зазвал его в бар Тури Крикуоку на рюмку фернета и повел такую речь:

– Говорят, ты опасный парень. А вот мне сдается, что ты похож на олеандр – такой же ядовитый. Мой дед учил меня, что олеандры лучше всего растут в садах, где их поливают и всячески за ними ухаживают.

Дед дона Лу Шортино оказался прав. В результате прошло уже сорок лет, а Пиппино по-прежнему оставался рядом с доном Лу Шортино. И на Сицилии, и в Америке его так и называли – Олеандр дона Лу.

– Тот, кто живет на острове, – ответил дон Лу на вопрос Пиппино и указал на видневшуюся вдали виллу.

Пиппино был одет в коричневый костюм-тройку, купленный в обычном магазине и сидевший на нем лучше, чем на многих других сидят костюмы от самых дорогих портных. Из-под пиджака выглядывала черная рубашка поло, застегнутая на все пуговицы. Довершали картину голый череп, круглое лицо и орлиный нос. Ростом Пеппино не вышел, и вообще, если судить по внешнему виду, он чем-то напоминал французского хореографа – в той их редкой разновидности, которая не питает тяги к гомосексуализму.

– А-а, Виталиано Бранкати, – вспомнил Пиппино.

– Он самый, – подтвердил дон Лу.

Лет десять назад дон Лу Шортино отправил Пиппино на пенсию. С тех пор Пиппино одиноко жил в комфортабельных апартаментах и проводил досуг в «культурных поездках», по неделям останавливаясь то в одном, то в другом из эксклюзивных отелей мира, где предпочитал тратить время на чтение книг.