Юрий Гончаров - Бардадым – король черной масти

• Название: Бардадым – король черной масти
• Автор: Юрий Гончаров
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1967

Уголовный роман замечательных воронежских писателей В. Кораблинова и Ю. Гончарова.

«… Вскоре им попались навстречу ребятишки. Они шли с мешком – собирать желуди для свиней, но, увидев пойманное чудовище, позабыли про дело и побежали следом. Затем к шествию присоединились какие-то женщины, возвращавшиеся из магазина в лесной поселок, затем совхозные лесорубы, Сигизмунд с Ермолаем и Дуськой, – словом, при входе в село Жорка и его полонянин были окружены уже довольно многолюдной толпой, изумленно и злобно разглядывавшей дикого человека, как все решили, убийцу учителя Извалова. Ермолай, сразу признавший свои сапоги на нем, кинулся было их отнимать, остервенело закричал на человека, велел разуваться, но Жорка не дал, сказав, что все это разберет милиция, а пока ничего трогать нельзя, не положено.

Пойманного привели к сельсовету и там посадили на бревна, предназначавшиеся для ремонта крыльца и привезенные еще весной, так что теперь сквозь них росла трава и лопухи и кора была ободрана от долгого людского сидения. Топор, завернутый в газету, Жорка держал в руках и не отдавал никому до прихода милиции.

Весть о поимке убийцы разнеслась с быстротой невероятной, и всё новые и новые люди, бросая дела, бежали к сельсовету поглядеть на дикого мужика. С минуты на минуту ожидали Максима Петровича и Евстратова, а пока что стояли и дивились: что же это за человек и какими путями попал он в Садовое. Ему пытались задавать вопросы, но он, видимо привыкший к одиночеству, ошалел от многолюдства, сидел молча, и только слабая, не то застенчивая, не то идиотская улыбка временами, запутавшись во всклокоченной бороде, мелькала на его припухшем, по-детски округлом лице. …»

---

Итак, что же получается? А получается то, что если при тщательном осмотре изваловского дома обнаружатся деньги, – теория его верна от первой до последней детали!

Но прежде – прежде надо выяснить еще одну деталь, для большей прочности своих предположений, еще одну и весьма даже существенную «черточку», как именовал такие вещи на своем языке Порфирий Петрович у Достоевского… И уж если и эта черточка окажется той самой, какой рассчитывает видеть ее Костя, то тут уж сомневаться решительно нечего – именно так, как ему открылось, все оно и есть…

Костю почти трясло, и больше всего от нетерпения – немедленно, сию же минуту, приняться за проверку своей версии… Он поглядел на циферблат: боже, еще не проехали даже Джанкой! Еще только через двадцать с лишним часов доберется он до своего города.

Какое же это испытание – так долго ждать!

Глава тридцать девятая

В городе Костя лишь забежал домой помыться и сменить рубашку, и сразу же отправился в Областное Управление милиции.

Через час в Москву по соответствующему адресу пошла телеграмма с просьбой срочно сообщить все имеющиеся сведения о пребывании военнослужащего Петра Ивановича Клушина в рядах Советской Армии в период Великой Отечественной войны.

Костя остался ждать в Управлении.

Предыдущую ночь в вагоне он почти не спал. Теперь усталость смыкала ему веки. До половины второго ночи он боролся со сном, потом прилег возле дежурного на диван, накрылся пиджаком. В пять утра дежурный его разбудил. В руках у него был листок с только что принятой телефонограммой.

Костя жадно схватил листок, побежал по нему глазами: «Петр Иванович Клушин, 1917 года рождения, уроженец деревни Лозня, Витебской области, призванный в армию 24 июня 1941 года…»

Так, дальше… Костины глаза скакали по строчкам… «…Служивший рядовым красноармейцем в воинской части полевая почта номер… имевший награды…»

Ага, вот самое главное! Ну, конечно же, иного он и не ждал: «…в сентябре 1944 года в бою с немецко-фашистскими захватчиками погиб при освобождении польского города Бяла-Подляска и похоронен на центральной площади этого города в братской могиле вместе с другими павшими бойцами…»

Глава сороковая

В Садовое Костя ехал вместе с Чурюмкой. Его он встретил возле автобусной станции, трезвого, в чистой, исправной одежде, но однако имеющего какой-то шалый, совершенно похмельный вид. Чурюмка только что восемь раз подряд поглядел выступления мотоциклистов в балагане на площади, рядом с автобусной станцией, и был до полного кружения головы ошеломлен виденным.

Подпрыгивая на скрипучем автобусном сиденье возле Кости, дыша ему в лицо из щербатого рта махоркой, жестикулируя, он взахлеб делился впечатлениями от мотогонщиков:

– …его фамилие – Миша Косой, годов тридцать на наружность. Так, ничего особого из себя. Чернявый – вроде грузинца или армяна. А она – Ирин… не, как-то по другому… Ирен. Ирен Ких. Это уж я не знаю, какая такая нация – Ирен да еще Ких… Лядащенькая, в кальсончиках в белых, обтяжечкой, задочек на оттопырку, весь виден… И курточка на ней синяя, блескучая. А волосы, должно, покрашенные, в натуре таких не бывает, больно уж светлы, вроде как кудель льняная. Два мотоцикла у них – синий и красный. А где они ездиют – вроде бочки такой здоровенной, шагов шесть напоперек. А зрители сверху смотрят. Они, значит, внизу, а ты с верхнего краю глядишь. Сначала Миша энтот, Косой, изображал. Зашел скрозь дверку унутрь, дверку прикрыл за собой. Кожаное на ём все: сапоги, галифе, куртка, рукавицы… Шлём на голову красный надвинул, ремешки у бороды завязал. И – на мотоцикл. А мотоцикл не про́стый. Такой от его треск, ну – будто как из ружьев палят… И прям с места и на стенку – вж-ж-жж! В первой-то раз у меня сердце так и захолонуло: куды ж ты, думаю, родимец! Упадешь ведь! А он, Миша-то, как прилип к стенке к этой, и ну носиться, и ну носиться… Только успевай за ним глазами мотать! Было́ башку совсем отвертел, ей-бо! А он все кверху, кверху забирает, под самый край, откуда народ глядит. А потом на низ съехал, рукой нам так-то вот исделал – дескать, вот, мол, какой я герой! Тут она в дверку влезла, эта Киха его, в кальсончиках. Тоже шлём нацепила. Ну, думаю себе, баба, кишка послабже, куды ей! По низу только поездиет и конец. А она – на стенку, да как Миша ее этот Косой – под верхний край – р-ры! р-ры! И Миша опять на мотоцикл и с ей вместе по стенке – р-ры! р-ры! Бочка аж вся гудит, шатается, прям разваливается, а они, сволочи, как бесы в аду, знай на́саются, только в глазах мелькают. Дым за ними синий, искры летят, ну, как есть – бесы! Вышел я опосля наружу, хлебнул воздуху – аж качает меня, чисто сам в бочке мотался, ей-бо! И сразу второй билет купил. Думаю – нет, милые, шалишь, я эту механику должон понять. Как это так, чтоб на стенке ездить, а вниз не падать? Я фокусы всякие видывал, и не такие.

– Это не фокус, это – центробежная сила.

– Какая там сила! – замахал руками Чурюмка, несогласный с Костиным объяснением. – Нету там никакой силы! Магнетизьм там и боле ничего. Шины намагниченные – вот они к стенке и прилипают!

Чурюмкиного удивления, восторгов, красочного живописания и тонких проницательных соображений, почему у Миши Косого и Ирен Ких так ловко получается их фокус, хватило почти на всю дорогу до Садового. Когда Чурюмка, не насытившись, пустился рассказывать все виденное им с самого начала уже по третьему разу, Костя не без труда остановил его и переключил на другое – на то, какие новости в Садовом.

– Какие там у нас новости, откуда им быть? Новостей у нас нету, живем так… – сказал Чурюмка скучно, сразу теряя свою словоохотливость. Все интересное помещалось для него за пределами Садового – на станции Поронь, в райцентре, в городе, где и базар многолюдный, и магазины, и трамваи по рельсам бегут, и кино на каждом шагу, и такое чудо, как потрясшие его Миша Косой с Ирен на мотоциклах. В своей же родной деревне он, подобно другим своим односельчанам, не находил ничего интересного, достойного любопытства и разговора, и жизнь там считал сплошною скукою и прозябанием.

– Сад убрали? – спросил Костя, вспомнив про Чурюмкину сторожевую должность.

– Да там и убирать-то почти ничего не остало́сь… Половину, почитай, плодожорка поела, да еще ветром стрясло, так куда знай делось… Чтоб от сада чего иметь – его в порядке держать надо. Огородить. А когда с любого края кто хошь заходи, чего хошь в нем делай – будет разве толк? Я директору сколько разов говорил – собаку бы заиметь, овчарку. «В смете, – говорит, – не предусмотрено, чтоб такой расход прове́сть, так, говорит, охраняй, строгости побольше». А я – что, пес, что ль, чтоб всех воров чуять? Самому, что ль, за штаны кусать? А слов-то да крику не больно нынче боятся…

Автобус трясло, все стекла в нем дребезжали, звенели.

– Зубы вставлять ездил, – помолчав, доложил Косте Чурюмка, объясняя свое присутствие в городе. Это он тоже проговорил как-то уныло, не видя и в этом особого интереса: зубы – не Миша Косой на вертикальной стене в деревянной бочке…

– Ну, вставил? – спросил Костя.

– Да, вставишь! – протянул Чурюмка недовольно, даже с обидой. – Там такая очередяка… На месяц вперед, по записи. Я, говорю, приезжий, с раиону… Ну и что? – говорят. – Кабы заворот кишок ай еще что, срочное, а с этим делом и подождать можно, не помрешь… И вообще, говорят, вам надо по месту жительства. То есть, в раионе, значит. Я говорю – там только из железа делают, а мне желательно костяные, чтоб как свои выглядывали… Да! Вот у нас чего из новостей, – вспомнил он. – Привидению ловют. Только это все, по моему пониманию, пустое дело… Если она – привидения, то как ты ее поймаешь? И не может она убивцем быть. Привидения – это пар, тень, тела не имеет, и, стал быть, убивать она нипочем не может. И вообще, если по-научному, то привидениев совсем нету, так это – одна выдумка, религиозный дурман. Это все наш Евстратов мудрит, да еще этот, что с раиона, старшой твой, Щетинин… Надо ж им как-то свою жалованью оправдывать, вот они работу себе и придумывают… Я, конешно, в милиции не служил, делу этому не обучен, а и то куда как лучше все это понимаю… Который Извалова убил и денежки захапал, – он тута дожидаться не станет. На селе его искать – это, брат, самая никчемное занятие. Что он, дурак, что ль, чтоб на селе болтаться? Он уж давным-давно где ни то совсем в другом месте, где ни то по Владивостоку гуляет… Шесть тыщ – погулять можно!

Размоченный дождями, в лужах и глубоких колеях грейдер чернел, как сажа, прорезая поля в рыжей стерне или зеленеющие короткой изумрудной озимью. Автобус двигался медленно, вперевалку, с натугою одолевая грязь.

– Что это тут у вас – дожди, что ли, долгие шли? – спросил Костя у Чурюмки.

– Залили. Ну, так не лето ведь, осень. Самое законное время дожжа́м… – философически произнес Чурюмка.

Уже проехали Большие Лохмоты. Завиднелась колоколенка садовской церкви. Въезжая проулком в центр села, на обширную площадь, автобус на небольшом подъемчике забуксовал. Водитель переключал шестеренки, давал газу, но грязь засосала автобус прочно.