Николай Науменко - Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса

• Название: Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса
• Автор: Николай Науменко
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-061358-8, 978-5-403-01896-8

Поклонники отечественной фантастики!

Перед вами – очередной сборник популярного альманаха «Фантастика», с неизменным успехом выходящего уже девять лет!

В этот сборник вошли не только новые произведения Сергея Лукьяненко и Василия Головачева, Павла Амнуэля, Виктора Ночкина, Алексея Корепанова, Юлии Остапенко и других мастеров жанра, но и потрясающая, ироничная публицистика Евгения Лукина и рассказы молодых талантливых писателей-фантастов, еще только обретающих популярность и славу.

---

– Прекрати, – пробормотал Алик. Он поднял на меня взгляд, глаза у него были больные, как у моего деда, когда у него определили рак и прямо сказали, что больше двух-трех месяцев он не протянет, но Алику было не семьдесят три, а шестнадцать, у него не должно было быть такого взгляда, он не должен был думать, что жизней у него миллионы, и за каждую отвечает он и никто другой, это не так, потому что те, кого он ежеминутно рождал своим выбором, потом выбирали сами, и сами рождали новые ответвления реальности, Алик тут был ни при чем, и потому не нужно так…

Странно: я совершенно не думал тогда, что и сам каждое мгновение выбираю себе будущее, и не только я, но все люди и все звери, и даже у электрона есть выбор пути, выбор функций, в которых мы с Аликом совсем еще не разбирались: прочитали на эту тему несколько статей в научно-популярных журналах, пробовали осилить как-то толстый том Ландау и Лифшица, но из этого пиратского налета на теоретическую физику, естественно, ничего не получилось.

Значительно позже, когда я уже щелкал волновые функции, как орешки, и любая квантово-механическая задача казалась мне ерундой по сравнению с уравнениями ветвлений, которые я составлял в надежде когда-нибудь решить хотя бы численно, так вот, значительно позже того нашего разговора на бульваре я понял простую, казалось бы, мысль, которая могла бы прийти мне в голову и раньше: если каждый из нас, «нормальных» людей, имеет достаточно высокий шанс прожить жизнь до преклонных лет, то у Алика этот шанс неизмеримо меньше, потому что миллионы проживаемых им жизней создают и в миллионы раз больше рисков, и кто знает, в какой момент одна из очередных его склеек с другой ветвью окажется несовместимой с жизнью – здешней, единственной, что бы ни говорила по этому поводу теоретическая физика.

Так в результате и получилось. Вот только… Кто-то ударил Алика ножом в сердце. Пусть не здесь, а там. И если бы склейки не произошло, разве это хоть на йоту изменило бы тот факт, что на другой ветви (а может, на десятках или сотнях) его все-таки убил… или убила…

Кто?

* * *

Я вернулся домой, чтобы поесть и посидеть в относительной тишине. Дома никого не было, у Светки в два часа начинался кружок танца. В холодильнике я нашел полуфабрикаты и большую кастрюлю борща, который есть сейчас мне совсем не хотелось. Сделал себе яичницу из двух яиц, достал ветчину, насыпал в кипяток две ложки растворимого кофе – завтрак джентльмена, или ленч, как говорят в Англии, где я никогда не был в этой реальности, но наверняка был в какой-то другой, потому что посетить Лондон мне хотелось всегда: пройтись по Пиккадилли, заглянуть в музей мадам Тюссо, выйти из метро на Бейкер-стрит напротив дома 221-б…

Мобильник зазвонил, когда я поднес ко рту первый кусок омлета.

– Добрый день, это Учитель…

Какой еще, к черту, учитель? Неужели Света что-то натворила в школе?

О господи, Учитель, следователь, ну, конечно.

– Слушаю вас, – сказал я сухо.

– Хочу вам сообщить, что, согласно предварительным результатам патологоанатомической экспертизы, Алекс Гринберг умер от разрыва сердечной мышцы в результате ранения острым длинным…

– Одним из ножей, которые вы нашли в ящике компьютерного столика, – перебил я, опасаясь, что следователь никогда не закончит фразу.

– Скорее всего, – согласился Учитель.

– Насчет похорон, – сказал я. – Когда можно будет…

– Не сегодня, – перебил меня следователь. – Возможно, завтра. Но я в этом не уверен.

– А потом будет суббота, – напомнил я. – И значит…

– Надеюсь, до воскресенья, – сказал следователь, – все формальности удастся уладить.

– Понятно, – мрачно сказал я.

– Минуту, – быстро произнес Учитель, опасаясь, видимо, что я отключу связь. – У меня к вам есть еще несколько вопросов. Я сейчас у себя, это в управлении полиции на Русском подворье, буду до шести вечера. На входе скажите дежурному, что…

– Но у меня важная встреча в пятом часу!

– …что вы по моему вызову, вас пропустят и скажут, куда идти.

– Хорошо, постараюсь, – буркнул я.

– Постарайтесь, пожалуйста, – очень вежливо произнес следователь.

Значит, после разговора с Шаулем придется ехать к Учителю, ничего не поделаешь. Может, это и к лучшему: он будет спрашивать меня, я попробую что-то узнать у него.

Омлет оказался пересоленным. Почему-то и у кофе был необычный вкус – видимо, у меня сегодня что-то произошло со вкусовыми рецепторами или… А что, может, это действительно заразно и передается от человека к человеку по неведомым нам пока физическим законам? Существует же, к примеру, электромагнитная индукция. Но почему тогда эта странная эвереттическая индукция не проявила себя раньше, ведь знакомы мы с Аликом были не один десяток лет? Почему именно сегодня, когда Алика не стало? Неужели это свойство организма передается со смертью носителя – будто действует некий закон сохранения?

Я вполне серьезно обдумывал эту идею, пока мыл посуду и переодевался – не пристало приезжать в кнессет в джинсах и майке с изображением страуса, хотя, возможно, это и не имело никакого значения, я ведь не собирался входить в святая святых, а для разговора на стоянке и страус подошел бы. Тем более что птица засунула голову в песок – так же, как поступил в свое время Шауль, о чем я и собирался ему напомнить.

О законах сохранения в Многомирии мы с Аликом, надо сказать, имели очень смутное представление, хотя, разумеется, – особенно в последние годы, когда о Мультиверсе начали высказываться не только физики и философы, но даже психологи с психиатрами, – перечитали огромное количество монографий, статей и заметок, среди которых выделили труд Арнольда Бердинера «Теория Всего: Мультиверс глазами скептика». Несмотря на весь свой скептицизм, Бердинер писал в послесловии: «Сомневаться в существовании Многомирия сейчас становится в физике дурным тоном, настолько дурным, что, когда мы дискутировали по этому поводу со Стивеном Вайнбергом, он предложил мне спор: если эксперименты докажут, что Многомирия не существует, он, Вайнберг, съест не только собственную шляпу, но и содержимое склянки с цианистым калием. Естественно, я от спора уклонился – не потому, что не желал жуткой смерти своему великому коллеге, а, скорее, напротив: внутренне я тоже понимал уже, что в картине мироздания, созданной, в частности, и с моим участием, без Многомирия обойтись так же сложно, как в кухне – без плиты, кастрюль и сковородок»…

Фраза эта вспомнилась мне, когда я надевал лучшие свои брюки и белую рубашку – от галстука я все-таки отказался по той простой причине, что давно забыл, как эту штуку повязывают, да и явиться потом в полицию, одетому с иголочки, было, на мой взгляд, верхом неприличия. Что подумает Учитель? Наверняка, что подозреваемый явился с повинной!

К стоянке кнессета на огромной площадке за Садом роз я подъехал на десять минут раньше назначенного срока и был уверен, что ждать мне придется не меньше получаса: вряд ли Шауль подойдет вовремя, если вообще в суете парламентских разборок вспомнит о данном мне обещании.

С чего лучше начать? С прямого вопроса или лучше сначала походить вокруг да около, оценивая реакцию собеседника? А если не будет никакой реакции? Нет, должна быть – если бы для Шауля события в кибуце Шкуфим ничего не значили, он не согласился бы тратить свое драгоценное время на разговор с, по сути, малоизвестным ему человеком.

В стекло постучали, и я, оторвавшись от раздумий, увидел склонившегося к окну молодого человека в строгом костюме и таки с галстуком – правда, такого яркого лимонного цвета, что лучше бы он держал этот сигнал светофора в кармане и не распугивал население. Это не мог быть Шауль – люди обычно не молодеют, – и я опустил стекло, намереваясь спросить, в чем собственно, дело. Парень меня опередил:

– У тебя назначена встреча с господином референтом? – спросил он на иврите. – Ты господин Кагерлипски?

Фамилию он, конечно, исковеркал, но узнать все-таки можно было, и я не стал спорить.

– Да, – сказал я.

– Пожалуйста, следуй за мной.

Куда, интересно? Я вышел из машины и обнаружил метрах в десяти, у будки охраны, группу из трех человек, среди которых узнал, наконец, Шауля Бардану – он, конечно, постарел, отпустил небольшую бородку и стал похож на шкипера.

– Здравствуй, Матвей, – сдержанно приветствовал меня Шауль, и мы пожали друг другу руки, будто были старинными приятелями. – Давай отойдем, и ты задашь твои вопросы. Извините, господа, я сейчас вернусь.

Парень в лимонном галстуке за нами не последовал – напротив, активно включился в обсуждение неведомого мне законопроекта незнакомого мне Мизрахи. Неужели он был не охранником, а таким же референтом, как Бардана, или даже, не приведи Господь, депутатом?