Мухтар Ауэзов - Путь Абая. Том 1

• Название: Путь Абая. Том 1
• Автор: Мухтар Ауэзов
• Издательство: Жазуши
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1978

---

— Мы резвились, как куланы на воле, но буран всех нас сжал в комок. И вот мы согнулись, как лозняк от урагана, бессильные и жалкие…

Чаепитие кончилось. Около юрты кололи барана. Соседи, пришедшие вместе с гостями, разошлись. Девушки, окружавшие Карашаш, после чая тоже ушли. Осталась только одна — высокая, стройная и статная, с привлекательными чертами лика. Своими тонко очерченными черными бровями она напоминала Абаю Тогжан. Чуть удлиненные темные глаза девушки светились умом. Когда она смеялась, вся юрта наполнялась лучами ее сияющего взгляда. Благородный овал ее лица алел нежным румянцем. Прямой нос и открытый лоб сразу выдавали и ней дочь Кадырбая.

— Это была Куандык, которую называли «акык-кыз[108] Кадырбая».

Пока не разошлись соседи и домашние, Куандык занималась хозяйством. Она приготовила чай, сама угощала приехавших и помогала матери. Когда беседа отца с гостями затихала, она старалась занимать Карашаш. Она не стеснялась отца, не бормотала себе под нос — ее звонкий голос то и дело раздавался во время чая:

— Пейте! Кушайте! Вы мало пили!.. Пейте и закусывайте! Куандык говорила и угощала, как настоящая хозяйка.

Чай убрали, суета в доме кончилась. Вся семья собралась возле гостей. Куандык подсела к Карашаш, расспрашивая ее об Абае, которого она давно знала по рассказам.

Когда беседа пошла о джуте, Абай разговорился. Он говорил с достоинством, метко и образно. Он сравнивал нынешнее бедствие народа с его прежней жизнью. Каждый знает, говорит он, что джут — неизбежное несчастье кочевых казахов. Но хоть кто-нибудь извлек урок из горьких испытаний, преследующих народ из поколения в поколение? Найден ли путь, чтобы избавиться от этого бедствия? Кто из тех, на кого народ надеялся и кого он превозносил, указал ему тропу к спасению? Знает ли Кадырбай таких людей?

Его вопросы были полной неожиданностью для старого акына. Кадырбай задумался и потом ответил гостю стихами:

Счастья изменчив круг,
Жизнь — что в бурю тростник,
Смертен подлунный мир.
Сад, что расцвел вокруг,
Осенью свил, поник…
Так же бессилен ты —
Блекнет твой лик, как цветы…

Он говорил о вечном круговороте жизни.

Абай оценил красноречие ответа, но с мыслью его не мог согласиться. Недолговечные цветы не пример для людей. Казахи — народ многочисленный и крепкий, и у них должно быть крепкое будущее. По дальнейшим словам Кадырбая выходило, что если путь всякого народа в руках непостоянной, изменчивой судьбы, то к казахам она относилась милостиво. Абаю и это не казалось убедительным. Он возразил, что у других народов широко развито просвещение, а знание — это неиссякаемый источник благополучия, сила, при которой не страшен никакой джут.

— Подумайте, — сказал он, — ведь казахи очень плохо знают жизнь других народов. А когда один народ хорошо знает жизнь другого, он может заимствовать лучшее. Со времен Адама все лучшее, что было создано каким-либо народом, становилось общим достоянием. А мы пребывали в стороне и вдалеке от общего потока…

Кадырбай и Куандык переглянулись — они без слов поняли друг друга. Кадырбай не был похож на других отцов, он часто беседовал со своей дочерью, всегда считался с ее мнением, а случалось, и советовался с нею.

Беседы и споры продолжались почти весь вечер. Молодой жигит высказывал совсем новые мысли, которые поражали своей глубиной и заставляли старого акына задуматься.

Кадырбаю не раз приходилось вести разговоры со стариками — никогда и никто не мог поставить его в тупик. Но этот юноша совсем по-новому смотрел на то, что, казалось, давным-давно было решено и всем было ясно, «как луна». Он спорил. И спорил умело, убедительно. К голосу его приходилось прислушиваться.

На следующий день за утренним кумысом разговор возобновился. Куандык не вступала в спор, но явно сочувствовала Абаю; изредка она с улыбкой останавливала отца, присоединяясь к мнению Абая.

Кадырбай наконец спросил его:

— Что ж, по-твоему, нужно? Какой путь предлагаешь народу ты? Ты осуждал, говорил о недостатках… Ну, а сам-то нашел выход из этого тупика? Скажи, я готов слушать!

Абай попробовал подвести итог.

— Народу нужно просвещение, знания. Ему нужно учиться и воспитываться… Настало время, когда спокойно дремать, надеясь на бескрайние кочевья, на широкие выпасы, не приходится. Уже пора учиться у народов, которые опередили нас! Вот что нужно!

Не сейчас, не в этом споре Абай пришел к такому заключению, оно — итог его долгих наблюдений. «Это единственный надежный путь не только для моего народа, но и для меня самого», — не раз думал он.

Кадырбай говорил другое: по его словам, учиться и воспитываться — значило идти по дороге, проторенной предками. Знать этот путь и не сбиваться с него — дороже всего.

Он хотел было опять возражать Абаю, но тут снова вмешалась Куандык.

— Спорить больше не о чем! — решительно сказала она. Кадырбай замолчал и задумался. После долгого размышления он обратился к Абаю:

— Ты высоко поднялся, сын мой! Истина говорит твоими устами. Твои стремления и цели всколыхнули и мою душу. Да, ты прав: у каждого века свои требования! И ты говоришь языком своего века к мыслишь за будущие поколения… Но вот вопрос: к кому идти? С кого брать пример? Не направила бы жизнь на ложный путь.

И Кадырбай замолчал. Опытный, видевший жизнь старик сопротивлялся долго. Он взвесил в продумал все — и только тогда согласился.

Следующие два дня прошли без споров. Абай превратился в любознательного слушателя и расспрашивал Кадырбая об акынах, с которыми тому приходилось встречаться в жизни.

Старик сразу почувствовал себя легко и уверенно, точно твердо ступил на знакомую дорогу. Он воодушевился и время от времени исполнял различные песни. Если какое-нибудь место выпадало у него из памяти, он поворачивался к дочери. Куандык тут же быстро подсказывала отцу забытые им строки. Она помнила наизусть и айтысы, и состязания в красноречии, и «песни печали».

Кадырбай часто вспоминал Садака; в юности Садак был его любимым акыном.

— Его знания не имели границ. Он видел все, испытал все. Нам не познать и не запомнить тысячной доли того, что сказано им. Великий светлый дух почил на нем, — говорил старик.

Абай стал расспрашивать Кадырбая о его состязании с Садаком, известным всем под именем «айтыса Садака с мальчиком»; Абай хорошо знал, что этим «мальчиком» как раз и был Кадырбай. Но старый акын не захотел рассказывать подробно.

В Кадырбае чувствовался настоящий человек: честолюбие ему чуждо, хвастовство не свойственно его душе. Такими же были и акыны Садак, Барлас, Шумек, о которых он вспоминал с глубоким волнением. Он заговорил о поэзии, о великом божественном даре, и об акынах, носителях этого дара, в благородных песнях которых — нетленный знак веков, вся печаль, все надежды, вся жизнь народа.

— Когда я прислушиваюсь к голосу кюев, я чувствую, как одно горе переливается в другое. Послушай, как изливается в звуках омраченная душа. Вчера, сын мой, ты сказал великую истину: ни один человек, покидая этот мир, не был доволен своей жизнью, все унесли с собою несбывшиеся надежды… Века донесли до нас множество песен — и в каждой из них звучит один и тот же голос. Это не голос беспечного веселья и бездумной радости. Это — печаль. Это — тоска, навеянная жизнью… Вспомни древнего Асана-кайгы, подумай и о недавнем джуте последнего снега… И в наши дни акыны тоже проливают слезы в своих песнях… Слишком мало лиц, озаренных улыбкой счастья, встречается им в пути. Все поют об урагане жизни, сметающем юрты. И это недаром. Сам же ты говорил о беспомощности народа! Не радость и счастье, которых мало в его жизни, а печаль и горе, сопутствующие ему, — вот что рождает песни наших акынов…

Так Кадырбай коснулся узла, которого не развязать. И в дальнейшей беседе их уже не чувствовалось разницы лет: они говорили и думали об одном. Только теперь вполне раскрылась перед Абаем душа старого акына.

В ранней юности одним из любимых акынов Абая был Барлас потом он узнал Шоже, вндел и слышал Балта-акына. Сейчас, после долгой беседы, он сравнивал с ними Кадырбая. Седой акын, проницательный, чуткий, полный глубоких мыслей, широко смотревший на жизнь, походил на них, хотя и отличался чем-то своим. Но в самом главном, в самом сокровенном — они сходились, и все они казались ему вершинами в цепи гор, тянущейся из смутной дали веков.

Душевная красота старика покорила Абая. Он полюбил его, как родного отца. Но это был отец, не похожий на других. Он не станет учить: «Паси скот, сберегай его! Наживайся! Расти мое потомство, будь чужим для других!»— Он — отец всего разумного. Свет и благо — вот его путь и завет.

День за днем проходил в сердечной беседе. Абай ни на минуту не расставался со старым акыном. Но все остальные — Асылбек, Ербол, Куандык и Карашаш — думали о другом. «Пойдем в Молодую юрту, повеселимся!»- звали они Абая. Кадырбай и сам решил отпустить молодежь.