Nik Держ - Кулаком и добрым словом

• Название: Кулаком и добрым словом
• Автор: Nik Держ
• Жанр: Фэнтези

В заснеженных дулебских лесах старый волхв Силиверст случайно встречает богиню Марену. Злобная старуха навязывает ему своего внука Морозко — сына бога Хлада и простой смертной женщины. Марене было видение: если её внук будет воспитан смертными, он избежит неминуемой участи древних богов — забвения. О своём происхождении Морозко не знает и считает себя простым человеком… В общем, псевдоисторическая фэнтезюшка времен князя Красно Солнышко.

---

Кожемяка не обращал на колкости Морозки внимания, Гермиона действительно пришлась ему по сердцу, и не замечать этого мог только слепой.

— А нас твоя мамаша не слопает? — нервно хихикнул Кожемяка, переводя разговор в другое русло. — Или братишки?

— Да вы не бойтесь — матери нет дома! — успокоила его девушка. — А когда придет, что-нибудь придумаем! А сейчас давайте есть, я нашла тут немножко мяса. Он ко дну котла прилип — его мать с братьями и не заметили.

На большой грубой глиняной чаше лежал огромный кусок вареного мяса, таким можно было накормить десяток богатырей.

— Ничего себе, маленький! — натужно рассмеялся Никита, представив, сколько же мяса нужно для того, чтобы насытить родню Гермионы. — Сколь же они зараз съесть могут?

— Ты, Никита, для них на один зубок! — ехидно прищурился Морозко.

— Ну а ты на другой! — вернул Кожемяка той же монетой.

— Слушай, Гермона, а она у тебя человечину ест? — не унимался Кожемяка.

— Ест, — со вздохом ответила девушка. — Но я что-нибудь придумаю. А вы ешьте, ешьте!

— Да чего-то кусок в горло не лезет! — честно признался Никита. — Как подумаю, что твоя мамаша с братьями заявится, так и все опускается!

— Да, с этим надо что-то делать! — согласился Морозко. — Если ничего не придумаем, то нам лучше будет уйти!

— А я, кажется, придумала! Слушайте, что нужно сделать…

* * *

Когда парни заглушили приступы голода, они стали с интересом разглядывать окружающую их обстановку.

— Как же ты, бедная, тут живешь? — Кожемяка с недоумением развел руками. — У нас самый распоследний селянин живет богаче!

Обстановка в пещере Ангброды была убогой: в центре, прямо на каменном полу был сложен огромный очаг, дым от которого закоптил все стены. При малейшем дуновении ветерка откуда-то сверху сыпалась сажа. Из мебели только грубый стол из неошкуренных бревен и стулья. Спала Агброда с сыновьями прямо на полу пещеры, используя вместо подстилки жижкий кустарник, выдранный с корнем.

— Да и неловко здесь, — продолжил Никита, — все такое большое!

— А меня есть здесь уютное гнездышко! — похвасталась Гермиона. — Пойдемте, покажу!

Она повела парней в дальний угол пещеры. В полутемной глубине скрывалась еще одна маленькая пещерка, занавешенная шкурой.

— Вот здесь я и живу, — с гордостью сказала девушка. — Мать меня здесь не раздавит, да и братья не пролезут.

— А тут хорошо, даже зеркало есть! — улыбнулся Кожемяка, оглядывая небольшую природную комнатку. Сквозь неровный пролом в стене в пещерку попадало немного света, так что её обстановку парни смогли разглядеть без труда: аккуратный столик, пара табуреток, даже занавески на кривобоком окошке, вот только вместо кровати большая охапка душистой соломы.

— Откуда это? — спросил Никита, указывая на небогатую мебель.

— Это я сама сделала! А это окно братья пробили по моей просьбе: иногда в пещере так воняет, — она скривила свой вздернутый носик. — А так свежий воздух и ветерок. Располагайтесь, — пригласила она парней, указав на охапку сухой травы, заменяющей кровать, — вам нужно отдохнуть!

— Эт точно! — согласился Кожемяка, падая на душистую подстилку. — Постой, а ты как же?

— А я привычная! — задорно ответила Гермиона. — Отдыхайте, а то скоро мать с братьями явится!

Морозко примостился рядом с другом. Парни заснули мгновенно.

* * *

Проснулся Морозко оттого, что земля ощутимо подрагивала.

— Землетрясение! — мелькнула спросонья шальная мысль.

Он толкнул локтем Кожемяку и вскочил на ноги.

— А? Что? — переполошился Никита.

— Тихо! — шикнул Морозко, зажимая рот Кожемяки. — Мать Гермионы вернулаксь!

Никита мгновенно затих и Морозко отпустил его.

— Чуть не задушил, паразит! — обвиняюще прошептал Никита.

— Т-с-с! — поднес палец ко рту Морозко. — Не дай бог, нас услышат раньше времени!

Он слегка отодвинул закрывающую вход шкуру — пещера Ангброды была как на ладони. Дрожь земли нарастала — к пещере приближался кто-то очень большой.

— Ого! Топочут громче, чем слоны! — возбужденно прошептал Кожемяка.

Увидев непонимающий взгляд друга, он пояснил:

— Это звери такие, я их в Царьграде видел. Огромные, лысые, вместо ног бревна…

— Тихо! — вновь оборвал его Морозко — в пещеру ввалилась великанша.

Ангброда понял Морозко. То, что вошедший — женщина было видно по отвисшим гигантским грудям с большими темно-коричневыми сосками. На массивных бедрах великанш болталась лишь потрепанная шкура — вот вся нехитрая одежка. На плече Ангброда играючи несла тушу огромного медведя. Сбросив добычу у очага, великанша рухнула на свою подстилку. Земля содрогнулась.

— Ох, и устала же я сегодня! — невнятно проревела Ангроба — торчавшие изо рта массивные желтые клыки мешали нормальной членораздельной речи.

Великанша почесала рукой грубые пятки.

— Все ноги сбила пока нашла приличную жратву! — сказала она суетившейся вокруг нее дочери. — Зверья становится все меньше и меньше! Этого медведя я придавила возле самого Медного Леса!

— Но он же заповедный! — испуганно ахнула Гермиона.

— Я сказала: возле! — проревела Ангроба. — Но если так будет продолжаться и дальше…

Неожиданно великанша принюхалась:

— Запах какой-то странный! Знакомый, только никак вспомнить не могу!

— Хм, — притворно хмыкнула девушка, — что-то я ничего такого не замечаю.

— Да откуда тебе знать, — расхохоталась Ангороба, — ты ж его никогда не нюхала! Это запах… живой человечины!!! Как давно я не ела сладенького мясца…

— Мама, откуда здесь живая человечина?

— И правда, откуда? — Ангроба почесала немытой пятерней спутанные космы. — Это, наверное, медвежья кровь напомнила мне…

Девушка сделала незаметный знак парням — будьте готовы!

— Пора! — шепнул Морозко. — Раз, два, побежали!

Они стремглав выскочили из маленькой пещерки Гермионы и сломя голову понеслись к развалившейся на полу огромной туше. Никита с ходу заскочил на волосатое колено Агброды, едва не запутался в её набедренной повязке, пробежал по дряблому животу и двумя руками схватился за левую грудь. Морозко не отстал от товарища — оттолкнувшись посохом от земли, он сразу взлетел широкое, словно поляна для двобоя, пузо великанши. Ухватив свободную грудь, Морозко, преодолевая отвращение, присосался к ней. Все оказалось не так уж плохо — молоко великанши было терпким, но вкусным и пьянило не хуже скисшего кобыльего молока.

— А молочко-то ничего себе! — словно жеребец заржал захмелевший Никита.

— Это еще что за мелюзга? — наконец опомнилась Анброда.

Нападение друзей было настолько стремительным, что великанша до сих пор лишь беспомощно лупала глазами. Наконец она сжала парней в кулаках и попыталась оторвать их от груди. Морозко отцепился сразу, а подвыпивший Кожемяка прижался к груди всем телом.

— Еще глоточ-ик! — сказал он, икая.

— Вот присосался, кровопивец! — изумленно сказала Ангброда.

Она поднесла кулак с Морозкой поближе к глазам.

— Человек! — все еще не веря в случившееся, прошептала она.

Кожа на лбу Ангробы собралась морщинами — великанша мучительно размышляла.

— Живой! Гермиона! — рявкнула она. — Я же говорила: чую человечину!

Она обнажила в улыбке аршинные клыки.

— На обед сегодня будет сладенькое!

Великанша открыла рот, намереваясь откусить Морозке голову.

— Мама! — истошно завизжала Гермиона. — Нет! Нельзя его есть!

— Чего тебе? — недовольно хрюкнула Агброда.

— Они пили твое молоко! Теперь они — твои молочные сыновья! А родственников есть нельзя!

— Вот незадача, — огорчилась великанша, плотоядно оглядывая парня, — а ведь он такой вкусненький. А этого?

Она указала на Кожемяку, который продолжал накачиваться пьянящим молоком.

— И этого тоже! Нельзя есть сыновей, даже молочных!

Ангброда обиженно засопела, словно ребенок у которого отняли любимую игрушку, но осторожно поставила Морозку на пол.

— Да не расстраивайся ты, мам, — попыталась утешить её Гермиона, — добудешь еще себе лакомство!

— Как же, — проворчала великанша, — тут одни только бесплотные души водятся! В кои-то веки живых человечков занесло, и те в родственники набились! Ты бы, сына, отцепился бы! — Ангброда грубо дернула Кожемяку.

Никита, осоловев от выпитого молока, на этот раз легко отлепился от груди.

— Ладно, живите, — милостиво разрешила великанша, — только под ногами не путайтесь! И спросонья мне под руку не подворачивайтесь — не посмотрю, что сынки! Проглочу!

— Спасибо, мама, за з-заботу, з-за ласку! — заплетающимся языком сказал Никита. — Пойдем, Морозко, полежим немножко!

Его ноги подломились, и он ткнулся лицом в дряблый бок Ангробы.