Роберт Конквест - Большой террор. Книга II.

• Название: Большой террор. Книга II.
• Автор: Роберт Конквест
• Издательство: Ракстниекс
• Жанр: История
• Год: 1991

Книга посвящена исследованию причин, внутренней логики и масштабов террора, организованного Сталиным в 30-х годах 20-го века. В основе исследования огромное количество печатных источников: документов Советского государства и коммунистической партии СССР, советских газет, воспоминаний самых разных людей, книг других историков.

Численные оценки жертв террора, сделанные Р. Конквестом, часто оспариваются. В то же время внимательный читатель может видеть, что Конквест никогда не упускает возможности проверить оценки различными способами и очень аккуратно обращается с цифрами. И все же важнейшая часть книги — это не два-три числа, полученные методом грубой оценки и подвергаемые сомнению, это подробное отслеживание трагических событий 30-х. Событий, в полной мере подтвержденных документально.

---

Каким путем пойдет дальнейшее развитие Советского Союза? Здесь можно выдвинуть несколько вариантов, но следует учесть (как напомнил итальянский социалист Пьетро Ненни), что нет никаких гарантий против повторения того, что произошло в тридцатых годах.

Милован Джилас пишет: «К сожалению и сегодня, после так называемой „десталинизации“, можно сказать то же, что и до нее: общество, созданное Сталиным, существует в полном — и тот, кто хочет в мире,[1038] отличном от сталинского, должен бороться».[1039]

Это, быть может, сказано слишком сильно. Но, тем не менее, нынешняя система правления в Советском Союзе, да и в других коммунистических странах, продолжает покоиться на монолитной партии, созданной Сталиным после подавления и всяческой оппозиции. Это еще не означает, что в любой момент должна или может произойти вспышка сталинского террора. Однако сегодня с большей чем когда-либо силой звучат слова коммунистки-мученицы и героини Розы Люксембург: «Без всеобщих выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь каждого общественного института замирает, становясь подобием жизни, в которой единственным активным элементом остается бюрократия. Более того, такое положение вещей ведет к одичанию общественной жизни».[1040]

В этих словах, сказанных о ленинском режиме, нет моральных доводов. Но Роза Люксембург смогла в них ясно предвосхитить все развитие советской страны — от революции до победы Сталина. Пока ее заветы не выполнены, Советский Союз будет страдать — в более или менее острой форме — хроническим недомоганием, достигшим критической точки в годы Ежова. Нам остается только надеяться на полное выздоровление. Признаком такого выздоровления был бы честный разбор прошлого — чтобы советские люди смогли свободно и досконально изучить события, о которых, рассказывается на страницах этой книги.

ПРИЛОЖЕНИЕ А МАСШТАБ ПОТЕРЬ

Точное число репрессированных в годы большого террора сейчас не может быть установлено. Обычно советские люди говорят о «миллионах жизней», разбитых сталинским террором, об «этом девятьсот проклятом годе, ставшем рубежом для миллионов».[1041] Примерные оценки, данные в главе 10, по различным причинам кажутся автору наиболее близкими к действительности. Мы можем быть, в общем, уверены, что они отражают действительный масштаб репрессий; их можно будет уточнить, однако, лишь после того, как откроются архивы НКВД.

Тем не менее по этому вопросу имеется немало данных. И не пытаясь вывести из них что-либо с точностью, для которой они не дают оснований, мы можем, однако, перечислить главнейшие соображения, следуя которым я пришел к моим оценкам.

Это удобнее всего сделать, распределив материалы по пяти разделам. Во-первых, следует рассмотреть число арестованных. Во-вторых, число приговоренных к высшей мере и тех, кто был уничтожен. В-третьих, число концлагерей. В-четвертых, смертность в этих лагерях. В-пятых, в дополнение, мы можем попытаться оценить потери от террора на основе цифрового материала последней советской переписи населения. Мне показалось наиболее целесообразным рассмотреть каждый раздел в отдельности, не предпринимая попыток связать их между собой. Степень, в которой они подтверждают друг друга, как и неясные области, проявляются при этом достаточно отчетливо.

1. АРЕСТЫ

1. Из подписанной Сталиным и Молотовым секретной инструкции от 8 мая 1938 года[1042] известно, что в тот момент «в местах заключения… не включая исправительно-трудовых лагерей и колоний» — т. е. в тюрьмах — находилось 800 000 человек. Все свидетельства совпадают в том, что скученность в тюремных камерах в 1937-38 годах была большей, чем в любой предыдущий период: миллион человек это, во всяком случае, минимальная цифра. Она совпадает с прямым наблюдением по камерам. В Бутырской тюрьме сидело около 30 000 заключенных.[1043] Если мы осторожно примем для остальных московских тюрем цифру 20 000 плюс число заключенных в тюрьмах Московской области, это даст в итоге 950 000 для всей страны: Московская область с ее девятью миллионами жителей составляла примерно 1/19 всего населения страны. Москва, конечно, не вполне типична. В ней был сосредоточен относительно высокий процент партийцев и работников госаппарата, репрессированных особенно сильно; с другой стороны, однако, рядовые граждане в столице преследовались, как показывают многие свидетельства, меньше, чем на периферии; в общем и целом эти два фактора уравновешивают друг друга. (В тюрьмах Ленинграда и Ленинградской области с населением примерно в 6 миллионов, в 1940 году сидело, по некоторым свидетельствам, около 40 000 заключенных).[1044] Цифра порядка одного миллиона заключенных представляется скорее заниженной по отношению к числу действительно сидевших по тюрьмам в 1937-38 гг.

2. Другая система расчетов приводит к цифрам того же порядка. В январе 1927 года советские тюрьмы могли принять около 113 000 человек; в это время перегрузка тюрем выражалась примерно пропорцией 1,7 к 1, и в них содержалось около 198 000 заключенных. Если мы со всей осторожностью предположим, что между 1927 и 1937 годом не было произведено никакого расширения тюрем, и примем коэффициенты перегрузки, как они указаны в главе 9, т. е. в пропорции от 4,5 к 1 до 15 или 16 к 1, получаются цифры порядка от полумиллиона до полутора миллиона заключенных.

3. По поддерживаемой многими оценке, в 1937 и 1938 годах средний заключенный проводил в тюрьме от трех до четырех месяцев.[1045] Общее число арестованных в течение этих двух лет выражается в таком случае (т. е. если мы примем население тюрем в 1 миллион з/к) цифрой 6–8 миллионов человек.

Дополнительная цифра, которую назвал после своего ареста один из бывших следователей, говорит, что в одной только Москве было занято 3 000 следователей.[1046] (Если допустить, что на каждого из них приходилось в среднем по одному делу в неделю, т. е. отнюдь не много), это дает по всей стране за два рассматриваемых года цифру порядка 6 миллионов одних только политических дел.

4. Доктор Александр Вайсберг, физик, находившийся в Харьковской тюрьме с марта 1937 года по февраль 1938 года, считает, что в течение этого времени было арестовано около пяти с половиной процентов населения этого района.[1047] В числе других показателей была нумерация квитанций, выдаваемых арестованным на конфискованные у них вещи, деньги и т, п. Но это подтверждается и другими методами, (А. Авторханов, бывший крупный работник на Северном Кавказе, считает, что около четырех процентов населения этого края было арестовано в одном 1937 году, хотя он, по-видимому, готов признать эту цифру выше средней цифры по Союзу в целом).[1048]

Против названной Вайсбергом цифры говорит то, что Харьков тоже не показателен. Но Вайсберг позаботился сравнить полученную им цифру с выводами других заключенных («в каждой камере обнаруживался хоть один статистик»)[1049] и нашел, что обычно все приходили к цифре в 5–5,5 % (Другой интеллигентный наблюдатель, занимавшийся теми же подсчетами, пришел к выводу, что 5 % населения — минимальное число арестованных).[1050]

Применительно к общей численности населения, указанной в переписи 1939 года, это означает около 8,5 миллионов арестованных. Трудность здесь заключается в том, что переписи 1939 года нельзя доверять. Проведенная в январе 1937 года перепись населения была объявлена «неудовлетворительной», хотя осуждена только в общих чертах «за грубейшие нарушения элементарных основ статистической науки».[1051] Руководителей ее, кажется, расстреляли. Но что именно оказалось в ней негодным, осталось неизвестным. В НКВД говорили, что численность населения оказалась намного ниже, чем требовалось и ожидалось (по слухам, в январе 1937 г. была выведена цифра в 147 миллионов вместо 170 миллионов).[1052] С другой стороны, опубликованная численность населения по внешней видимости совместима с наблюдающимися и предполагаемыми тенденциями развития, что подсказывает другое объяснение причин сокрытия цифр переписи 1937 года, а именно — неудовлетворительность социального расслоения.[1053] Как бы то ни было, но в этих условиях безоговорочно доверять переписи 1939 года нельзя ни в одном из ее аспектов.

5. По наблюдениям заключенных, зимой 1937 года, в период, когда арестов было больше всего, из Бутырской тюрьмы отправлялись главным образом в лагеря и заменялись новыми свыше 4 000 человек в неделю.[1054] Для всей Московской области можно принять цифру в 7 000. Если принять, что средняя величина для рассматриваемых двух лет была несколько ниже четырех тысяч, то в двухлетнем итоге мы получим 416 000; в пересчете на всю страну это дает общее число арестованных чуть меньше 8 миллионов.

6. В 1934 году, во время XVII съезда ВКП[б], было зарегистрировано 2 817 000 членов партии и кандидатов. По принятому тогда Уставу кандидатский стаж мог продолжаться не более трех лет. Это значит, что все, числившиеся к XVII съезду кандидатами, должны были к XVIII съезду, т. е. к 1939 году, либо войти в партию, либо выбыть. Число членов и кандидатов во время XVIII съезда равнялось, однако, 1 568 000, из которых около 400 000 в 1934 году еще не были ни членами, ни кандидатами партии. Потеря составляет около 1 640 000. Около 300 000 было исключено в 1934 году, когда были в ходу сравнительно легкие обвинения. Остальные, в том числе исключенные в 1935 году по типичному обвинению в связях с «кулачеством, белогвардейцами, троцкистами, зиновьевцами и прочей сволочью»,[1055] были первым жесточайше разгромленным объектом чистки. Едва ли четвертая часть избежала ареста. Это дает почти миллион арестованных партийцев.