Бен Элтон - Смерть за стеклом

• Название: Смерть за стеклом
• Автор: Бен Элтон
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Реальное телевидение, захватившее весь мир, пришло и в Россию. Кто не помнит три нашумевших выпуска «За стеклом»! Роман Бена Элтона основан на западном аналоге этого шоу «Большой брат», да только помимо правдиво-сатирического взгляда на то, как делаются подобные программы, Элтон вводит в сюжет еще и элемент детектива в стиле Агаты Кристи. И хотя изо дня в день с помощью тридцати камер и сорока микрофонов круглосуточно записывается все, что происходит в доме, где живут участники шоу (камеры установлены даже в душе, в туалете и в так называемой «Камере соития»), кажется, что вычислить убийцу невозможно.

---

«Арестанты» серьезно закивали, но каждому не терпелось поскорее занять место Гарри.

– Знаете, что меня спасло? Почему я сумел выбраться? – Внезапно оратор задохнулся, на глазах появились слезы, голос сорвался.

– Если не можешь, не продолжай, – предложил Дэвид, подпустив в голос сочувствия и искренности. – Прервись. Потом продолжишь. Передохни. А пока я…

– Нет, нет, – живо встрепенулся Гарри. Он не позволит так легко себя ссадить. Особенно теперь, когда его понесло. – Все в порядке, дружище. Спасибо. Мне будет легче, если я выскажусь.

Дэвид нехотя опустился на диван, а Гарри продолжал свои откровения:

– Я вам скажу, кто меня спас. Мой малыш. Мой маленький Рикки. Мой мальчик. Он для меня все. Я готов за него умереть. Это правда.

Опять последовали искренние кивки. Кивки кивками, но в глазах «арестантов» читалось совсем другое. Камера смещалась от лица к лицу, и зрители видели, что выражали глаза: «Хватит сушить мозги. Мне плевать и на тебя, и на твоего малыша. Скорей бы ты заткнулся и уступил место мне!»

– Теперь почти все выходные я оставался с Рикки. Честно! Он такой клевый, такой удивительный. Так забавно говорит. Понимаете? Только не смейтесь! Он мой сын! Самое классное, что было в моей жизни. – Голос Гарри сорвался от волнения, но он переборол нахлынувшие чувства. – Это случилось как раз на выходные. Накануне выдалась бурная ночка. Догадываетесь, о чем я? Все правильно: бухалово, дурь, наркота. Я не хвастаюсь, мне было по-страшному блевотно. А тут приходит мамаша Рикки и говорит, что сегодня мой день. Я про себя думаю: «Пропади ты пропадом, только не это!» Нутро – что мешок с битым стеклом. Предлагаю, что посижу с ним завтра. А она уперлась: «Сегодня!» – и отвалила. Думаю: «Может, отвезти к матери?» А Рикки говорит: «Пап, ты что, не хочешь со мной играть?» Представляете, от его улыбки и от того, что он сказал, перепой как рукой сняло. Я воткнул ему мультяшку, пока собирал себя по кускам. А потом мы пошли в кафе, позавтракали, гуляли в парке, съели кучу мороженого. Все было здорово, потому что я им гордился и понял, что надо ценить каждый момент, ведь Рикки – самое драгоценное в моей жизни.

Газза смахнул слезы с глаз. Он сам себе удивлялся: обычно никогда не плакал, а тут заговорил о Рикки, и вот – развезло. Он искренне растрогался.

Все опять закивали как заведенные – не терпелось вылезти со своей историей, но они понимали, что нужно сдержаться: рассказ Гарри требовал мига уважительных размышлений. Никто не желал, чтобы о нем подумали, будто он не ценит чужих чувств. Особенно если речь идет о детишках.

Но именно в этот момент благочестивого молчания Келли словно бы нечаянно опрокинула ушат холодной воды:

– В таком случае, Гарри, что ты делаешь здесь?

– Не понял.

Вроде бы она не вредничала, но ее слова насторожили рассказчика.

– Я хочу спросить, если тебе с ним так хорошо и ты так многому учишься, то зачем ты сидишь здесь? Не исключено, что тебе придется задержаться в доме почти на два с половиной месяца. Сколько ему лет?

– Почти четыре.

Гарри судорожно пытался вычислить, что происходит. Неужели эта девица вознамерилась критиковать его душещипательные откровения? Но это же нарушение правил!

– Представляю, как ты сходишь с ума, – гнула свое Келли. – В этом возрасте дети быстро меняются. Ты, наверное, очень скучаешь?

– Да… да… конечно… у него скоро день рождения, а я тут торчу…

– Зачем? – повторила свой вопрос Келли.

– Ну, затем… затем…

Колридж не выдержал и завопил прямо в телевизионный экран, что было совершенно на него непохоже:

– Давай, парень! Признайся откровенно хоть раз в жизни! Все же очевидно. Затем, что ты имеешь на это право. Право находиться в этом идиотском доме. Делать то, что нравится. Быть эгоистом и раздолбаем, а когда приспичит, разводить сентиментальные сопли об отцовстве. Ну же, парень, будь мужчиной, ответь девчонке!

– Сэр, – начала Триша, – будьте так любезны заткнуться, – и запнулась, потрясенная своей неслыханной дерзостью. – Извините, сэр.

– Я ничего не слышал, констебль, – отозвался Колридж, в очередной раз принимая решение держать себя в руках.

На экране Гарри все еще подыскивал слова.

– Пойми меня правильно, – улыбнулась Келли. – Я тебя нисколько не осуждаю за то, что ты вот так завел ребенка. У моей сестры двое от разных типов, и оба такие лапочки. Просто я считаю, если есть ребенок, надо за ним смотреть, а не сидеть здесь. Вот и все. Конечно, если любишь ребенка так сильно, как ты.

Гарри, обычно такой острослов, способный мигом отбрить собеседника, неожиданно растерялся.

– Я это делаю ради него, – наконец пробормотал он.

– То есть?

– Хочу, чтобы он гордился мной.

– О! Вот теперь все ясно.

В следующем вечернем выпуске «Любопытного Тома» свое мнение телезрителям высказал постоянный психолог программы доктор Ранульф Азиз:

– Обратите внимание на характерный язык тела Гарри: сгорбленные плечи, сжатые челюсти – классическая поза квазиагрессивности, выраженная в полускрытой угрозе с подтекстом душевной ожесточенности. Мы наблюдаем нечто подобное в мире животных, когда большому зверю не достается лучший кусок добычи. Руки Гарри сложены в локтях. Точно так же лев или тигр переносит центр тяжести на задние лапы, демонстрируя пассивность и одновременно готовность быстро и жестоко расправиться с обидчиком.

Крикливая, чумовая пустоголовая куколка Хлоя состроила умную мину.

– Ты хочешь сказать, что наш Газза несколько спал с лица?

– Именно, Хлоя, его высмеяли и отодвинули.

Гарри чувствовал себя не только осмеянным. От ярости он потерял дар речи – в душе клокотали обида и гнев.

– Нуда, вот так, – выдавил он из себя.

– Пойми, Газза, – не унималась Келли, – я ничего не имею против тебя. – Просто сказала то, что сказала.

– Ладно… Кто хочет чаю? – Он отвернулся от «арестантов», но от камер спасения не было, и зоркий объектив проводил его на кухню. На глазах у Гарри блестели слезы; он так сильно прикусил губу что выступила капля крови.

Как она посмела? Невероятно! Не его вина, что они расстались с матерью Рикки. Что было делать? Не торчать же двадцать четыре часа в сутки рядом с их домом? У него своя жизнь – ну и что? Он любит своего мальчугана! Келли не имела права! Абсолютно никакого!

День семнадцатый. 10.00 утра

Лейла вернулась на свою работу, но ровно через час ушла.

Возвращаться на прежнее место? Невозможно! Ужасно! Тошно!

В доме и даже раньше – с тех пор, как она с восторгом узнала, что отобрана «Любопытным Томом», Лейла не хотела думать о том, чем станет заниматься через три дня после того, как выйдет на волю. Правда, позволяла себе помечтать и воображала, как на нее сыплются предложения демонстрировать сногсшибательную одежду или вести телепрограммы о косметике и альтернативной культуре. Хотя в жуткие моменты страха и сомнений опасалась, что придется пописывать в желтые газетенки или отстаивать в дискуссиях на радио хипповые манеры. Но не могла вообразить, что придется возвращаться на работу.

Действительность оказалась жестокой: Лейла никого не интересовала. Главным пунктиком первых двух недель «Любопытного Тома» стал взлет и эффектное падение Воггла. Но и эта история уже канула во вчерашнем дне. Шоу шло своим чередом. Лейла интересовала прессу постольку, поскольку могла рассказать о Воггле, а когда утих интерес и к этой скандальной теме, превратилась в красивую, но никому не нужную хиппи. Первую неудачницу, выставленную из дома.

Девчонку, которая кропала дерьмовые стишки и была помешана на собственной неотразимости и соблазнительности.

Именно такой ее показывал «Любопытный Том», если вообще допускал на экран. Глупой, вздорной зазнайкой, с которой мирило одно – ее сексапильность. Но история Воггла задвинула сексуальные примочки на задний план, и с тех пор даже эта крапленая карта перестала играть.

Совсем некстати ее понесло в исповедальне: зачем-то оповестила весь мир, что у нее вокруг ануса воспалились блошиные укусы. А мерзавка Джеральдина из всей ее речи выбрала один-единственный кусок, чем моментально уничтожила сексуальную привлекательность Лейлы.

Лейла рассчитывала на звездное будущее, но через две недели возвратилась проигравшейся в пух и прах. Даже друзья теперь смотрели на нее иначе.

– Неужели ты не могла остановить ребят, чтобы они не бросались на Воггла? – спросил самый категоричный. – Он же, в сущности, прав. Какая разница между лисой и блохой?

А мать покачала головой и сказала:

– Надо было позволить Дэвиду прочитать стихотворение. Отказ выглядел очень манерным.

Жизнь пошла прахом. И ради чего? Лейлу ни во что не ставили, но еще сильнее угнетало, что она оказалась на мели. «Любопытный Том» не платил участникам программы (кроме одного – победителя). Пока они находились в доме, выдавалась крошечная стипендия, позволявшая расплачиваться за аренду и ссуды, – и это все. Подразумевалось, что бывшие участники шоу должны заботиться о себе сами. Но Лейла получила одно-единственное предложение – позировать обнаженной для мужских журналов. В конце недели, когда потребовалось идти за покупками и платить по счетам, она поняла: придется попроситься на прежнюю работу – продавщицей в дизайнерское ателье мод.