Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты

• Название: Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: Сталкер
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 966-09-0049-Х

В эту книгу, подготовленную многолетним исследователем творчества братьев Стругацких Светланой Бондаренко, вошло множество НЕИЗВЕСТНЫХ текстов этих мэтров фантастики — черновики и ранние варианты известных произведений, сценарии и рассказы.

ВСЕ тексты публикуются ВПЕРВЫЕ.

Книга дополнена рисунками А. и Б. Стругацких на полях рукописей и снабжена подробными комментариями.

---

— Да, не без странностей…

Они стоят у подножья железной лестницы. Глебски оглядывается. В коридоре пусто. Со стороны столовой доносится тихая музыка.

— У меня к вам просьба, госпожа Сневар, — говорит Глебски.

— Да?

— Я бы хотел взглянуть, что делается в номере у этого Хинкуса.

Глаза хозяйки расширяются.

— Вы думаете, что он…

— Ничего такого я не думаю, — нетерпеливо говорит Глебски. — Проводите меня. И откройте.

Роясь на ходу в кармане мехового жилета, госпожа Сневар идет в противоположный от столовой конец коридора. Глебски следует за нею. У последней двери она останавливается, молча отпирает дверь и пропускает в номер инспектора. Тот говорит:

— Входите тоже. Вы будете свидетелем.

Вид у номера нежилой, кровать не смята, пепельница пуста и чиста. Посередине на полу стоят два баула. Инспектор, присев над ними на корточки, достает из кармана пилочку для ногтей.

— Подойдите ближе, — бросает он госпоже Сневар.

Та подходит. Глебски открывает один из баулов. Баул набит рваным тряпьем, старыми газетами и мятыми журналами.

— Что это? — шепчет хозяйка.

— Это называется «фальшивый багаж», — отзывается Глебски. Он раскрывает второй баул. Это тоже фальшивый багаж, но поверх тряпья лежат две больших обоймы для автоматического пистолета.

— Значит, вызов все-таки был не совсем ложный… — дрожащим голосом произносит хозяйка.

Глебски выщелкивает из одной обоймы несколько патронов себе на ладонь. Вглядывается.

— Что за черт… — бормочет он. Хозяйка наклоняется через его плечо.

— Похоже… Пули-то здесь серебряные!

— Д-да… — говорит Глебски. Он заталкивает патроны обратно в обойму, кладет обойму вбаул и вдруг с невнятным восклицанием извлекает из баула плоскую картонную коробку. Открывает коробку. Там, тщательно упакованные в вату, лежат несколько ампул с желтоватой жидкостью и небольшой шприц для подкожного вспрыскивания.

— Он еще и наркоман вдобавок… — с отвращением бормочет Глебски. — Морфинист, наверное…

— Разве наркоманы пьют? — наивно осведомляется хозяйка.

— Бывает, — отзывается Глебски.

Он кладет всё на место, запирает баулы и, взяв хозяйку под локоть, молча ведет к двери.

Они идут по коридору по направлению к столовой.

— Когда Хинкус прибыл сюда? — спрашивает Глебски.

— Позавчера, около полуночи…

— А кто приехал до него?

— В тот же день сначала приехал господин Мозес… перед самым ужином, а затем, почти сразу после ужина, прибыл господин дю Барнстокр.

— А за день до этого?

— Никто не приезжал. Господин Симонэ приехал около месяца назад, вот и всё.

— А кто-нибудь уезжал?

— Неделю… нет, восемь дней назад уехали две пары, они тоже пробыли здесь по месяцу примерно…

— Так… Госпожа Сневар останавливается.

— Господин Глебски, мне страшно, — говорит она еле слышно.

— Вот тебе и на! — фальшиво-удивленным тоном восклицает Глебски. — Это вам-то, участнице Сопротивления…

— Ничего такого я не боялась и не боюсь! — произносит госпожа Сневар почти с гневом и притопывает каблучком. — Но вы же сами видели — серебряные пули!

— Что — серебряные пули?

Хозяйка не успевает ответить. Дверь столовой распахивается, и в коридор выходят сразу Олаф, Брюн и Симонэ.

— А! Вот они где! — восклицает Симонэ. — Где вы пропадали?

— Уговаривали Хинкуса, — отвечает Глебски. — Что нового?

— Олаф проигрался! — говорит Симонэ и разражается ржанием.

— Да, — серьезно подтверждает Олаф. — Я проиграл все свои деньги, которые были при мне, но в номере у меня есть еще… Я их сейчас возьму и продолжу игру.

Олаф делает неожиданный жест — мимолетно гладит Брюн по плечу — и уходит по коридору.

— Брюн, — немного резко говорит госпожа Сневар, — на твоем месте я бы давно спустилась в бар.

— Какие вы все скучные, тетка! — с сердцем огрызается Брюн. — Вот и этот физик-анекдотчик пристал, как банный лист… Иду, иду, не расстраивайтесь!

— В столовой прибрано?

— Прибрано, о прекраснейшая из хозяек отелей! — восклицает Симонэ. — Брюн руково… руководи… ло, а мы с Олафом моментально все почистили и вылизали! Так что мы все можем со спокойной совестью пойти и промочить глотки…

— Но мне надо бы… — нерешительно говорит хозяйка, однако Симонэ уже завладел ее рукой и деликатно подталкивает вслед за удаляющейся Брюн.

В баре они рассаживаются на высоких табуретках. Брюн, недовольно сжав губы, наливает им спиртное.

— Брюн, дитя мое, — взывает Симонэ. — Снимите ваши ужасные очки, ради бога!

— Зачем? — отзывается Брюн.

— Мне очень хотелось бы понять — мальчик вы или девочка?

— Идите вы — знаете куда? Лучше бы рассказали что-нибудь…

— А! — говорит Симонэ. — Мне не до рассказов. Во-первых, мои рассказы не для юношества, а во-вторых… Слушайте, Глебски! Так у нас не пойдет! Мало того, что вы лишили меня совершенно нового костюма, не хватало мне еще конкурента в виде престарелого чиновника! Что это вы липнете к госпоже Сневар?

— Господин Симонэ, прекратите, — говорит хозяйка.

— Ни за что! Слушайте, Глебски! У вас есть собачка?

— Есть, — отзывается Глебски.

— Ну, вот. Гуляйте со своей собачкой и не отбивайте у меня…

— Симонэ, думайте, что говорите! — сердито говорит Глебски.

— Виноват. Но учтите, что я четыре года без отпуска, и врачи прописали мне курс чувственных удовольствий…

— Тетка, — говорит Брюн. — Дай ему по морде.

— Действительно, господин Симонэ… — говорит хозяйка.

— Ну-ну, тихо, — произносит Глебски. — Госпожа Сневар, есть вопрос. Что вы имеете против серебряных пуль?

Воцаряется молчание. Брюн и Симонэ с недоумением смотрят на Глебски, затем переводят взгляды на госпожу. Сневар.

— Это мне Алек рассказывал, — ровным голосом отвечает госпожа Сневар. — Он много бродяжничал, он знает… Оружие заряжают серебряными пулями, когда собираются стрелять по призракам.[13] Вурдалака не убьешь обычной пулей. И вервольфа… и жабью королеву… и японского лиса кицунэ… Вы уж извините, господин Глебски, но так мне говорил покойный Алек.

— Что за чушь, тетка? — морщась, осведомляется Брюн. — Какие такие серебряные пули?

— А я вспомнил, — объявляет Симонэ. — Действительно, знаменитого вурдалака Дракулу расстреляли именно серебряными пулями. А что, у нас завелись вурдалаки?

— Нет, — говорит Глебски. — Но у нас завелись серебряные пули.

Слышатся голоса, и по лестнице спускаются рука об руку Мозес и дю Барнстокр. Мозес спускается с трудом, опираясь на трость и переставляя ноги со ступеньки на ступеньку.[14]

— Вам не следовало выявлять масть, господин Мозес! — говорит дю Барнстокр. — Вы слишком рано ее выявили…

— Закончили, слава богу, — произносит Брюн.

— Надо пойти прибрать, — произносит хозяйка и взбегает по лестнице.

— Ну, как? — осведомляется Симонэ. Дю Барнстокр взмахивает рукой.

— Дорогой Симонэ! — восклицает он. — Я отмстил за ваше бильярдное поражение! Победа, слава, богатство! Таков всегдашний удел дю Барнстокров! А сейчас я выпью за свою победу… Вы не желаете, господин Мозес?

Мозес, с неизменной сигарой в зубах, отрицательно трясет головой и проходит через холл к двери, закрытой портьерой.

— Куда это он? — с любопытством спрашивает Глебски.

— Там номер люкс, — механически отзывается Брюн. Затем осклабляется. — Для богатых клиентов, три комнаты и прочее, не для вас, господин…

— Глебски, — поспешно говорит инспектор.

— Рюмку кюрасо, Брюн, дитя мое, — произносит дю Барнстокр, — и я пойду спать.

Брюн наливает рюмку, оглядывает Глебски и Симонэ и говорит:

— Ну, вот что, господа. Бар закрывается. Если хотите чего, говорите, я ухожу…

— Бутылочку бренди, очаровательн… э-э… если можно, — говорит Симонэ.

— Благодарю, дитя мое, — произносит дю Барнстокр и уходит к лестнице.

Брюн достает из-под стойки бутылку, швырком подает Симонэ и, заперев кассовый ящик, молча уходит за дю Барнстокром.

Симонэ берет бутылку, смотрит на свет.

— Вы еще не хотите спать, Глебски? — осведомляется он.

— Да нет, я еще посидел бы…

— Тогда передвинемся за столик. Возьмите рюмки… Они усаживаются за столик в глубине холла.

— Значит, Олафа ободрали, — говорит Симонэ, наполняя рюмки. — Бедняга… Впрочем, хитрец. Как он притворялся, что не умеет катать шары! Классически! А потом, когда ставки поднялись до предела… и я сам, дурак, их поднял… он раскрылся! Вы видели, Глебски?

— Видел. Он вам не дал ни одного удара сделать…

— Да. А теперь мои денежки в кармане этого фокусника… Ну, не обидно ли?