Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море

• Название: «Фрам» в полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-05627-5

Имя путешественника, полярного исследователя, общественного деятеля Фритьофа Нансена вошло в историю человечества. Знаменитый дрейф «Фрама» через Северный Ледовитый океан, санный поход к Северному полюсу были успешно осуществлены только благодаря оригинальности и ясности мышления исследователя и руководителя, продумавшего каждую деталь этих столь значимых для человечества и науки путешествий.

Яркое, выразительное повествование Фритьофа Нансена читается легко, с интересом, ибо это рассказ о смелости, взаимной выручке людей, покоривших суровую природу Арктики.

---

Медведи старались скрыться в торосах. Я остановился шагах в тридцати от них. Прежде чем стрелять, нужно было окликнуть Петтерсена, который, увлекшись, несся впереди и теперь находился тоже под выстрелами. Наконец, огромная медведица была убита, и я бросился к торосу посмотреть, что сталось со вторым медведем. Вдруг он высунул из-за тороса голову, и в тот же момент я пустил ему пулю в горло.

Разбудили всех. Радость была всеобщая. Слюнки текли при одной мысли, что мы теперь долго можем наслаждаться восхитительными кушаньями из свежего мяса. Прошло примерно 16 месяцев с тех пор, как в последний раз был убит медведь, и уже 14 месяцев, как мы не ели свежего мяса, если не считать тюленины – раза два за все лето – да птиц. Все благословляли пахучую сковородку Петтерсена.

Туши медведей разрубили на части, и мясо рассортировали – филей на бифштексы, вырезку на котлетную часть, сек на жаркое и т. д.; припрятали даже медвежьи ноги на варку бульона. Вкуснее всего оказалась грудинка; нам подали ее один раз к обеду, и все нашли, что это царское блюдо, которому трудно найти подобное. Каждый уничтожил почтенные порции этого жаркого, мечтая о том, чтобы нас как можно скорее снова посетили медведи.

Охотничий пыл Петтерсена после этой истории разгорелся еще больше, с утра до вечера он толковал о медведях. В один прекрасный день ему взбрело в голову, что медведь обязательно придет ночью. Вера в собственное предчувствие у него была так сильна, что с вечера он сделал все приготовления к охоте и пригласил компаньоном Бентсена. Вахта Бентсена приходилась на утро, и он должен был разбудить Петтерсена, как только медведь появится. Какой-то весельчак, дабы не пропустить такого зрелища, как «Петтерсен на медвежьей охоте», привесил к ружью Бентсена маленький колокольчик, чтобы услышать, когда охотники пойдут на медведя. К сожалению, медведь не пришел. Но Петтерсен, одержимый охотничьим азартом, вынудил у меня обещание позволить ему первым выстрелить в медведя, когда я буду тут же с пулей наготове – на тот далеко не невозможный случай, что сам Петтерсен на беду промахнется и упустит медведя. Такое огорчение ему не легко было бы снести.

В воскресенье, 8 марта, опять наблюдали такую же странную перемену погоды, как и 21 февраля. Утром было пасмурно, и с ВСВ дул свежий бриз. В 3 ч пополудни ветер спал и перешел к 6 ч утра в слабый ЮЮВ. За это время температура поднялась с -26 до -8 °C, и мы с большим наслаждением ходили вечером по кормовой части палубы, вдыхая теплый воздух.

4 марта первый раз увидели солнце. Оно, собственно говоря, должно было появиться еще накануне, но тогда небо затянуло облаками. Зато у нас был двойной праздник: возвращение солнца и день рождения Нурдала. 14 марта исполнился год с того времени, как Нансен и Йохансен пустились в свое долгое странствование по льдам. Этот день мы отметили изысканным обедом с кофе, а за ужином выпили по чашке пунша.

Кроме обычных научных наблюдений, которые продолжались регулярно, без сколько-нибудь значительных перерывов зимой производили промеры глубины, но, выпустив 3000 м троса, дна все-таки не доставали.

13 апреля Скотт-Хансен и я произвели наблюдение с теодолитом, а Нурдал – с секстаном и искусственным горизонтом. По теодолиту широта получалась 84°11,5′, а по секстану– 84°13′. Еще раньше мы обнаружили, что наблюдения с помощью искусственного и естественного горизонтов дают разницу около 2 мин. При пользовании естественным горизонтом получается меньшая высота, даже при отсутствии миражей, но при благоприятных условиях ошибка все же редко превышает 2′. Если же наблюдались миражи, то почти невозможно было сделать сколько-нибудь точное определение. Поэтому для определения местонахождения среди плавучих льдов следует, как правило, пользоваться искусственным горизонтом или теодолитом, особенно если стремишься получить точные результаты.

С приближением весны дни прибавлялись; во льду вокруг корабля возникали многочисленные трещины и полыньи, приходилось понемножку думать о приготовлениях к освобождению «Фрама», как только разводья увеличатся настолько, что их можно будет использовать. Лежавшие на льду вещи в течение зимы приходилось частенько передвигать с места на место. Но лед становился все менее надежным, и перемещения теперь помогали мало. В середине апреля перенесли наш зимний склад на судно и устроили провиантное депо в главном трюме. Из угольного склада на судно перетащили также мешки с углем; бочки с углем, собачьи сухари, каяки и нарты остались пока на льду. Солнце к этому времени набралось силы и принялось пригревать настолько сильно, что 19 апреля стал стаивать лед на тенте; таяние вдоль стенки корабля началось несколькими днями раньше.

Первым вестником весны в этом году оказалась пуночка, прилетевшая вечером 25 апреля. Она обосновалась в одной из шлюпок. Кормили ее разной крупой и крошками, и вскоре она стала совсем ручной. Пуночка радовала нас своим присутствием в течение нескольких дней, затем вдруг исчезла. «Фрам» был, по-видимому, для нее лишь приятным временным этапом – местом отдыха; она подкормилась и набралась сил для продолжения перелета. 3 мая нас снова посетила пуночка, а дня через два прилетели еще две. Мне показалось, что это прежняя пуночка, нашедшая за это время себе подругу и прилетевшая теперь вместе с нею навестить нас и поблагодарить за старое гостеприимство. Они посидели у нас часок, увеселяя чириканьем и щебетанием. Их не оставляли в покое собаки, лаявшие на все лады; в конце концов птички вспорхнули и улетели, с тем чтобы больше уже не возвращаться.

В первых числах мая мы сняли настил над шлюпочными стойками, расчистили главную палубу и втащили на борт промысловые и спасательные шлюпки. Были сняты также сходни, и вместо них повешен штормтрап. Затем на борт перенесли остатки угля, собачий провиант, нарты – словом, все, что еще осталось на льду. Теперь предстояло самое главное – привести в порядок машину и развести пары; за эту работу принялись уже 18 мая.

Собакам, несмотря на продолжительные и сильные морозы, жилось в конурах на льду отлично, и с ними хлопот не было. Но прошел какой-нибудь месяц после нового года, и старшие щенки стали обижать маленьких; пришлось взять двух самых больших забияк на борт и подержать их некоторое время под арестом. Впрочем, собаки готовы были затеять беспорядок при любом удобном случае. Так, однажды собаки принялись грызть каяки, положенные на крышу большой собачьей конуры. Мы подоспели вовремя, прежде чем они успели нанести каякам сколько-нибудь серьезный вред. Пришлось разгрести снег вокруг конуры, так, чтобы они больше не могли взбираться наверх и продолжать свои забавы.

10 февраля собралась ощениться одна из дочек Сусси. Ее взяли на судно и положили в большой ящик со стружками. Из пятерых щенят оставили ей только одного: двух тут же прикончили, один родился мертвым, а первенца съела эта обжора и чудовище каннибализма.

Несколько дней спустя ощенилась Кара. Она была единственной сукой, проявившей настоящую материнскую нежность. Трогательно было смотреть на нее и жаль отнимать у нее щенят. Но пришлось все же прикончить их, так как в это время года невозможно выходить щенят, да и сама мать была еще чересчур молода, мала и тщедушна.

В начале марта щенков, родившихся в октябре, мы стали выпускать на целые дни, а пятого марта поместили их вместе со старшими щенками на льду в передней конуре. Вечером конуру закрыли, как обычно, люком. В течение ночи выходное отверстие занесло снегом, иней и лед внутри конуры растаяли, и все собаки вымокли. Когда их утром выпустили, оказалось, что маленькие щенки страшно перемерзли, и потому их взяли обсушиться к себе, в кают-компанию.

5. С 17 мая по 21 августа 1896 г.

17 мая «Фрам» находился примерно под 83°45 северной широты и 12°50 восточной долготы. И на этот раз мы отпраздновали национальный день шествием с флагами приблизительно так же, как 17 мая прошлого года. Впереди всех, восседая на медвежьих шкурах, ехал Мугста на нартах, запряженных семью собаками, рядом с ним шел «оркестр» в лице Бентсена. Когда мы выстроились на льду, вдруг в полынье напротив корабля показалась пятерка нарвалов, а немного погодя тюлень. Это бодрящее зрелище было принято за счастливое предзнаменование, обещающее хорошее лето. Большой торос, служивший прошлый раз трибуной для наших веселых самодеятельных выступлений, был теперь далеко. Его отрезали от нас полыньи и торосы, и праздник на открытом воздухе пришлось ограничить только шествием с флагами. Сперва процессия направилась на юг, мимо обсервационного домика, по направлению к полынье, затем повернула вдоль полыньи на север, а потом назад к кораблю, где шествие, после того как оно было сфотографировано, рассеялось. В 12 ч дали салют, за которым последовал особенно изысканный праздничный обед. Кушанья запивались настоящим «Шато ля Фрам»[396] разлива 1896 г. Стол был накрыт с большим вкусом; возле каждого прибора лежала изящная бумажная салфеточка, на одном из уголков которой было написано «Ргат» и стихи, воспевающие «Семнадцатое мая»: