Марио Льоса - Похождения скверной девчонки

• Название: Похождения скверной девчонки
• Автор: Марио Льоса
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-94145-425-2

Марио Варгас Льоса – відающийся перуанский романист. Его книги «Город и псы», «Зеленый дом», «Тетушка Хулиа и писака», «Война конца света», «Нечестивец, или Праздник Козла» становились мировыми сенсациями.

«Похождения скверной девчонки» – роман о «любви без границ». Три континента служат декорациями бурных сцен и мучительных расставаний. Полвека мировой истории – революция на Кубе и герилья в Андах, пьянящая атмосфера Парижа 50-х и экономическое чудо в Японии, взлет «Битлз» и падение коммунизма – вплавлены в биографии героев. Eвропейская критика окрестила книгу любовной сагой столетия. Блистательный претендент на литературного «Нобеля», несомненно, вложил в нее собственный эмоциональный опыт.

---

– А ты вроде как очухался, – засмеялась она, – и даже продержался куда дольше, чем в прошлые разы. Я уж было решила, что ты стал импотентом после вчерашнего fiasco.

Я хотел сам приготовить ей завтрак, но она предпочла куда-нибудь пойти – захотелось непременно съесть croissant croustillant.[31] Мы вместе стояли под душем, она позволила намылить себя и вытереть полотенцем, а потом я, сидя на кровати, смотрел, как она одевается, причесывается и готовится к выходу. Я сам надел ей мокасины, прежде перецеловав один за другим все пальцы на ногах. Взявшись за руки, мы зашагали к бистро на улице Бурдонне, где круассаны и вправду хрустели так, словно их только что вынули из печи.

– Скажи, Рикардито, как по-твоему, если бы тогда ты не услал меня на Кубу, а оставил у себя, здесь, в Париже, сколько бы мы протянули вместе?

– Всю жизнь. Я бы сделал тебя такой счастливой, что ты никогда бы меня не бросила.

Она больше не шутила и глянула на меня очень серьезно, даже слегка презрительно.

– До чего ты наивный, вечно витаешь в облаках, – проговорила она врастяжку, с вызовом уставившись мне в глаза. – Ты меня плохо знаешь. Я ведь останусь только с очень богатым и очень сильным человеком. А тебе, к сожалению, таким никогда не стать.

– А что, разве счастье только в деньгах, скверная девчонка?

– Я знать не знаю, что такое счастье, и знать не хочу, Рикардито. Но в одном крепко уверена: счастье ничего общего не имеет с той пресной романтической штукой, какую воображаешь себе ты. Деньги дают чувство уверенности, надежности, дают защиту, позволяют по-настоящему наслаждаться жизнью, не думая о завтрашнем дне. И это единственная форма счастья, которую можно потрогать руками.

Она продолжала смотреть на меня с той холодностью во взгляде, которая легко превращалась в лед и странным образом словно замораживала все живое вокруг.

– Ты хороший парень, но у тебя есть один ужасный недостаток: полное отсутствие амбиций. Ты ведь вполне доволен достигнутым, да? Но это ноль, пшик! Вот поэтому я и не стану твоей женой. Мне ведь всегда будет мало того, что есть. Всегда будет хотеться большего.

Я не нашелся с ответом, потому что, как ни больно в этом признаться, она попала в точку. Для меня счастье – быть с ней рядом и жить в Париже. Значит, ты, Рикардито, безнадежный неудачник, посредственность? Да, возможно. Перед выходом из бистро мадам Арну пошла позвонить. Вернулась она встревоженная.

– Мне жаль, но я должна покинуть тебя, пай-мальчик. Возникли кое-какие проблемы.

Больше она ничего объяснять не стала и не позволила отвезти себя домой или туда, куда направлялась. Мы на минуту поднялись ко мне, она собрала вещи в саквояж, и я проводил ее до станции метро «Военная школа», где она села в такси.

– Знаешь, мы все-таки прекрасно провели время. Несмотря ни на что, – сказала она на прощанье, едва коснувшись губами моих губ. – Чао, mon amour.

Я вернулся домой, удивленный и огорченный ее внезапным исчезновением, и обнаружил, что она забыла в ванной свою зубную щетку. Симпатичную щетку, на футляре которой красовалось название фирмы: «Герлен». Забыла? Скорее всего, нет. Скорее всего, оставила нарочно – просто решила подарить что-нибудь на память о грустной ночи и счастливом пробуждении.

Всю следующую неделю мне не удавалось ни увидеть ее, ни поговорить, а затем, так и не сумев попрощаться – телефон в их квартире не отвечал ни днем, ни ночью, – я поехал в Вену, где мне предстояло целых полмесяца трудиться на заседаниях МАГАТЭ. Я обожал этот барочный город, элегантный и процветающий, но работа «внештатника» в такие периоды, когда международные организации проводят конгрессы, генеральные ассамблеи или ежегодные конференции – а именно тогда и привлекают дополнительных сотрудников, – имеет столь напряженный график, что не оставляет времени на музеи, концерты или оперу, хорошо если вырвешься на пару часов среди дня, чтобы, скажем, пробежаться по Альбертине.[32] Вечером, валясь с ног от усталости, я с трудом добредал до какого-нибудь старинного кафе: «Центрального», «Ландтманн», «Гавелка» или «Фрауэнхубер», которые напоминали декорации из belle époque,[33] и заказывал wiener schnitzel,[34] австрийский вариант бифштекса, какой готовила моя тетя Альберта, только обвалянный в сухарях, и кружку пенного пива. До кровати я доползал в полубессознательном состоянии. Несколько раз пытался дозвониться до мадам Арну, но либо никто не брал трубку, либо было занято. Мне не хватило духу позвонить месье Арну в ЮНЕСКО – я боялся вызвать у него подозрения. По прошествии двух недель господин Шарнез телеграфом предложил мне новый контракт: десять дней в Риме, где начинался какой-то семинар, следом за которым откроется конференция ФАО,[35] так что я сразу, не заезжая в Париж, отправился в Италию. Из Рима мне тоже не удалось с ней связаться. Едва приехав во Францию, я кинулся к телефону. Трубку, разумеется, никто не взял. Что случилось? В отчаянии я стал воображать всякие несчастные случаи, болезни, какую-нибудь домашнюю трагедию.

Я страшно нервничал из-за полного отсутствия вестей от мадам Арну, поэтому только при втором прочтении сообразил, о чем пишет дядя Атаульфо в своем последнем письме, которое дожидалось меня в Париже. Мне трудно было сосредоточиться, выбросить из головы чилийку. Дядя Атаульфо подробно описывал политическую ситуацию в Перу. Колонна МИРа «Тупак Амару» во главе с Лобатоном пока еще действовала, хотя в официальных сводках военные сообщали о постоянных стычках, в которых повстанцы неизменно несли большие потери. Если верить газетам, Лобатон со своими людьми укрылся в сельве и получил поддержку у амазонских племен, главным образом у индейцев асханика, чьи поселения разбросаны на территории между реками Эне, Перене, Сатипо и Анапати. Прошли слухи, будто на индейские общины асханика Лобатон произвел такое впечатление, что они приняли его за Итоми Пава, мифического героя, древнего борца за справедливость, который, согласно легенде, должен однажды вернуться на землю, дабы восстановить могущество своего народа. Военные самолеты сбрасывали бомбы на лесные деревни, как только возникало подозрение, что там скрываются партизаны.

После ряда неудачных попыток разыскать мадам Арну я решил все-таки наведаться к ее мужу в ЮНЕСКО – под тем предлогом, что желаю в свою очередь пригласить их на ужин. Сперва я зашел поздороваться с господином Шарнезом и коллегами из испанского отдела. Затем поднялся на седьмой этаж, в святая святых, где размещались кабинеты высокого начальства. Еще стоя в дверях, я увидел расстроенное лицо и маленькие усики месье Арну. Узнав меня, он как-то странно дернулся, и я сразу заметил, что держится он непривычно угрюмо, словно мое появление было ему очень не по душе. Может, он болен? За те несколько недель, что мы не встречались, он, казалось, постарел лет на десять. Месье Арну неуверенно протянул мне руку, не произнеся при этом ни слова. Просто уставил на меня сверлящий взгляд маленьких мышиных глазок и ждал, пока я заговорю первым.

– Меня долгое время не было в Париже, я работал в Вене, потом в Риме – целый месяц. И теперь хотел бы пригласить вас с супругой на ужин, в любой из ближайших вечеров, когда вам будет удобно.

Месье Арну продолжал молча смотреть на меня и вдруг сильно побледнел, вид у него был отчаянно несчастный, и он кривил рот, словно ему трудно говорить. У меня задрожали руки. Неужели он сейчас скажет, что жена его умерла?

– Ах, так значит, до вас новость еще не дошла? – проговорил он сухо. – Или ломаете комедию?

Я растерялся и не знал, что ответить.

– Весь ЮНЕСКО уже в курсе, – добавил он совсем тихо, с горькой усмешкой. – Я стал посмешищем для всей нашей конторы. Жена меня бросила, и я понятия не имею, ради кого. Подумывал уже и о вас, господин Сомокурсио.

У него сорвался голос, прежде чем он произнес мою фамилию до конца, и дрожал подбородок, мне даже почудилось, будто он стучит зубами. Я выдавил из себя, что очень сожалею, что я, конечно, ничего не знал, и стал снова, как последний дурак, объяснять, что, мол, целый месяц отсутствовал, работал в других городах, сперва в Вене, потом в Риме… Я распрощался, не услышав от месье Арну ни слова в ответ.

Новость была совершенно неожиданной, и я был до такой степени потрясен, что в лифте почувствовал приступ тошноты и, едва двери открылись, побежал в маленькую туалетную комнату, расположенную в коридоре, и там меня вывернуло наизнанку. С кем и куда она убежала? А может, до сих пор живет со своим любовником в Париже? Меня еще долго преследовала мысль, что те два дня, которые она решила мне подарить, были прощанием. Чтобы потом я сильнее тосковал. Так хозяин швыряет собакам объедки, Рикардито. После нашего мимолетного разговора с месье Арну дни потянулись черной чередой. Впервые в жизни меня стала мучить настоящая бессонница. Ночи напролет я лежал, обливаясь потом, пяля глаза в темноту, сжимая в руке зубную щетку «Герлен», которую отныне держал на тумбочке как амулет. Я лежал и пережевывал свои ярость и ревность. Утром вставал совершенно разбитым, тело сотрясал озноб, мне ничего не хотелось делать, не хотелось есть. Врач посоветовал попить нембутал, но и с ним я не столько спал, сколько проваливался в беспамятство. Я совсем раскис. Просыпался в тревоге, в голове громоздились всякие планы, чувствовал себя словно с жуткого похмелья. Я последними словами клял себя за то, что несколько лет назад, повел себя как законченный идиот и отправил ее на Кубу, поставив нашу с Паулем дружбу выше своей любви. Удержи я ее тогда, сейчас были бы вместе, и жизнь моя не превратилась бы в сплошную бессонницу, дикую пустыню, поток тупой ярости.