Евгений Спангенберг - Записки натуралиста

• Название: Записки натуралиста
• Автор: Евгений Спангенберг
• Жанр: Природа и животные

Книга известного советского зоолога и натуралиста Евгения Павловича Спангенберга (1898–1968) вводит читателя в прекрасный мир живой природы. В увлекательной форме автор рассказывает о жизни зверей и птиц на свободе и в неволе, учит заботливо и бережно относиться к природным богатствам нашей Родины. Для широкого круга читателей.

---

Осмотрев каменистый берег Большой Уссурки, мы с Тузиком перевалили сопку и забрели в участок глухой хвойной тайги. Она покрывала крутой северный склон оврага, на дне которого журчал ручеек. Громадные кедры широко раскинули свои лохматые ветви и давали так много тени, что под ними не росла трава. Почву покрывал мох да валежник, сквозь него пробивался папоротник, местами высоко поднялись к небу, а потом погибли от недостатка света молодые деревья. Какая-то особенная тишина охватила нас, как только мы вступили в это царство хвои и мха. Ни один птичий голос не нарушал лесного молчания, и я, сообразив, что тут мне нечего делать, только решил выбраться из мрака к свету, к солнцу, как мое внимание привлек Тузик. Он энергично обнюхивал почву, древесные стволы — его поведение явно показывало, что пес нашел след какого-то зверя. Еще несколько секунд — и я заметил, что Тузик напряженно смотрит вверх на деревья.

Следуя примеру собаки, я невольно поднял голову и… не далее как в пятнадцати шагах от себя на толстой горизонтальной ветви увидел харзу. Куница не сидела, как обычно сидят на деревьях другие древесные животные, хотя бы белки; нельзя было также сказать, что она затаилась в хвое. Пусть представит себе читатель, например, лисью шкурку или даже горжетку, повешенную на ветвь хвойного дерева. Она держится средней своей частью, так сказать, брюшком, а голова, хвост, задние и передние ноги безжизненно свисают вниз. Почти в таком же положении увидел я на кедре харзу. Опираясь на хвою брюшком, она опустила вниз все четыре ноги, хвост и только голова ее была чуть приподнята — глаза зверя напряженно следили за мной и собакой. Затаив дыхание, я медленно поднял ружье и прицелился. Тузик, не сводя глаз с куницы, замер, ожидая выстрела. Все три живых существа — куница, собака и человек — неестественно долго оставались неподвижными.

«Как стрелять на таком близком расстоянии? — напряженно работала моя мысль. — Ведь большой заряд дроби вдребезги разобьет череп, в клочья разорвет шкурку — зачем тогда напрасно губить животное? Но нельзя и упустить харзу, ведь в зоологическом отношении это большая ценность». И я, чтобы увеличить расстояние между мной и куницей, решаю пятиться назад, насколько это возможно. Но увы! Я забыл, что мы с Тузиком связаны крепким ремнем, а его не оттащить от этого места. «Отстегнуть патронташ, — мелькает у меня счастливая мысль, — впрочем, поздно, нельзя больше медлить — собака бросится вперед и спугнет зверя». И я тщательно навожу ружье мимо головы животного; боковые дробины заряда, по моим расчетам, обязательно должны зацепить голову.

И вот мертвая тишина сменяется хаосом звуков. Гремит выстрел, затем раздается треск сломанного дерева, визжит, лает, завывает собака. Одновременно со звуком выстрела я соображаю, что заряд прошел мимо, расчеты не оправдались — я промахнулся. В тот же миг со страшной силой меня тащит вперед могучий Тузик; я хватаюсь, пытаюсь удержаться за довольно толстый ствол молодого дерева, но под бешеным напором собаки подгнивший ствол ломается под самым корнем и вместе со мной летит по откосу, с треском давит сухой валежник. Несмотря на ссадины и ушибы, уже в следующую секунду я вскакиваю на ноги и вскидываю ружье. Гремит второй выстрел, с кедров сыплется хвоя, падают сучья, а перепуганная харза быстро бежит по ветвям деревьев, перескакивает большие пространства, на мгновение повисая в воздухе. А по земле, ломясь сквозь чащу, с воплями за ней гонится мой Тузик. После выстрела я срываюсь с места, бегу за собакой, но, сообразив, что это не поправит дело, прекращаю преследование; ведь в ружье пустые гильзы, а патронташа нет на месте — его сорвал с меня и утащил на ремне Тузик. Игра проиграна — я безоружен.

Еще несколько минут до слуха доносится треск ветвей, лай и визг собаки; постепенно звуки становятся все тише и тише и, наконец, замирают вдали за лесистыми сопками.

И тогда в тайге становится опять так тихо, что я слышу, как напряженно стучит мое сердце, а на дне оврага, то ворчливо и глухо, то нежно и звучно, журчит по камням ручеек. Долго я еще остаюсь на этом злополучном месте, ожидая собаку; должна же она, наконец, бросить куницу, отказаться от бесполезной попытки! Но ее нет и нет Проходит около часа. В стороне за темными кедрами хрусти? сухой валежник, и я поворачиваюсь в том направлении, рассчитывая увидеть Тузика. Однако это опять не он, а маленький олень — кабарга. Не подозревая о близости человека и быстро семеня ножками, он бежит мимо по стволу лежащего на земле дерева. С интересом я слежу за каждым ее движением и, когда она исчезает, направляюсь в обратный путь.

С Тузиком мы встречаемся неподалеку от дома. Возбужденный и веселый, он нагоняет меня на лугу. Длинный сыромятный ремень тянется за ним по траве, но патронташа на его конце нет и следа. Наверное, Тузик разорвал и потерял его во время погони за зверем.

Харза — самая крупная куница нашей страны. Ее длина (от кончика носа до конца хвоста) достигает более метра. Что-то змеиное, гибкое и в то же время сильное и злобное чувствуется в длинном и тонком теле животного. Бурая спина, желтовато-бурое брюшко и яркая золотисто-желтая грудь делают мех харзы довольно красивым. Однако низкий и сравнительно жесткий волос обесценивает шкурку — мех харзы стоит недорого.

Область распространения харзы — Юго-Восточная Азия. Она населяет Гималайские горы, Индию, Китай и Индокитай, острова Малайского архипелага. К нам она проникает на среднее течение Амура и в Уссурийский край.

О жизни харзы на свободе мы знаем, к сожалению, немного.

На реке Большая Уссурка она изредка населяет широколиственные леса речной долины, но значительно чаще встречается в мрачной хвойной тайге сопок. По словам местных охотников, в зимнее время харза явно предпочитает держаться небольшими группами, совместно нападая на сравнительно крупных животных. Звери успешно преследуют кабаргу и косулю, ловят белок, соболей и различных лесных птиц. Поселяясь на берегах лесных речек, харза ловит также и рыбу. Большая часть ее жизни проходит на земле р лесной чаще, однако звери легко взбираются по древесным стволам и, делая большие прыжки, могут быстро бегать по деревьям, не спускаясь на землю.

«Ну какой же это охотник и натуралист, если его постоянно преследуют неудачи?» — справедливо могут упрекнуть меня. Мне хочется убедить читателя, что подобное представление обо мне не совсем верно и что я никогда не был охотником-неудачником. Напротив, мне «везет» на охоте, однако естественно, что наряду с так называемым охотничьим счастьем случаются и неудачи. И если удачные случаи легко забываются и теряют свою привлекательность, то досада, вызванная каким-нибудь неудачным случаем, на всю жизнь ярко сохранится в вашей памяти. Что рассказывать о том, как метким выстрелом вы добыли даже самую ценную дичь. Ведь наряду с кратковременным торжеством где-то глубоко в вашем сознании копошится неприятное чувство — сожаление о загубленной жизни. Зато, например, случай с харзой я буду всегда вспоминать с такой остротой и досадой, как будто он произошел не много лет тому назад, а совсем недавно. Мне кажется, что, прочтя о куницах и вспомнив о моих неудачных охотах за ними, читатели будут иметь о них хотя бы самое общее представление.

ЗАЙЦЫ И ЛОСИ

Как-то осенью, в начале ноября, я решил поискать зайцев. Еще с вечера со спаниелем добрался до своих знакомых в деревеньку, расположенную километрах в четырех от станции Крюково. Переночевав на сеновале, я встал до восхода солнца и, ежась от холода, отправился на охоту.

Выдалось ясное студеное утро. Пожелтевшая трава, комья земли на озимых полях, кочки и осока по краям болота — все покрыто инеем. Выглянуло солнце. Медленно поднялось оно над зубчатой стеной хвойного леса. Под его лучами чуть-чуть отмякла и потемнела озябшая за ночь земля. Но не ожила, продолжает дремать, засыпает на долгую зиму природа. В полях, в лесу, в воздухе грустная тишина, не слышно и не видно ничего живого. Только на лугу у самой деревни гогочут белые гуси, да вдали на краю молодого березняка как-то неумело и неуверенно бормочет молодой петушок-тетерев. А ведь по-своему хороша и поздняя осень!

Надо сказать, что места эти небогаты дичью. Поздней осенью и зимой в ельниках попадается рябчик, в благоприятные годы стаи тетеревов кормятся на березах, а вот зайцев — беляка и особенно русака — и прежде было немного. Издавна в окрестных деревнях держали первоклассных гончих собак и за зиму умудрялись выколотить зайчишек почти полностью. Однако до меня дошли слухи, что в предыдущий сезон заболела одна из лучших местных собак, и заяц кое-где сохранился. Кроме того, ранней весной, еще по снегу, я несколько раз натыкался на белячий и русачий следы. Зная хорошо места под Крюковым, я и решил попытать счастья.

Начал я с поисков русака. Всматриваясь в каждый клочок земли, обошел вспаханную целину, зеленеющую озимь, спустился в лощину, где тщательно осмотрел каждый кустик. Потратив па поиски около двух часов, решил, что искать русака бесполезно: зайца нигде не было. Видно, наученный горьким опытом, он спокойно отсыпался после ночи где-то в другом безопасном месте.