Виталий Бабенко - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30
• Автор: Виталий Бабенко
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1985

Научно-фантастические произведения сборника объединены темой детства. В нем участвуют как признанные мастера советской фантастики, так и начинающие авторы.

Зарубежная фантастика представлена рассказами Филипа Дика, Фрица Лейбера и Стивена Кинга.

В разделе «Публицистика» помещена статья Р. Арбитмана «Сквозь призму грядущего…», исследующая тему «Детство как художественный образ» на примерах из научной фантастики.

Книга рассчитана на широкий круг читателей. Составитель Виталий Тимофеевич БАБЕНКО.

Рецензенты; Г. М. Гречко — летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, доктор физико-математических наук; В. А. Ревич — критик.

---

В зрачке что-то вертелось, мигало… Вертолетный винт, вот оно что! В люке корабля покачивался телевизионный экран странного красно-коричневого цвета. На нем очень отчетливо виднелся маленький вертолетик — красная звезда казалась черной, и между головами десантников я видел на экране, как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек и дверь сразу закрылась. Телевизор мигнул и показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке и, казалось, пристально смотрел прямо на нас.

— Полковник Ганин, из округа. Не иначе, парламентер, — сказал седой. — Дай звук.

От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился за сердце, и сильно искаженный голос пробормотал: «Здесь красивая местность». Я не сразу понял, что это голос полковника, хотя и видел, как у него шевелятся губы. Я вспоминал, что значит «парламентер». Военный посол, похоже… Только он ужа не был парламентером — в него подсадили «копию». Он улыбнулся и спросил: «Ты — Линия шесть?» Другой голос сказал: «Я — Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают».

Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:

— Послан как парламентер, с ультиматумом, С момента приземления вертолета нам дается шестьдесят минут на эвакуацию. Гарантируется безопасность летательных средств.

— После срока ультиматума?

— Ядерная атака.

— Это не блеф?

— Не могу знать. Скорее всего, нет. Настроение подавленное. Вокруг района разворачивается авиадесантная дивизия.

— Это мы знаем. Ты — начоперотдела округа?

— Так точно.

— Откуда они имеют информацию?

— Получили радиограмму с телескопа.

Седой сказал Киселеву:

— Вот тебе твой Портнов…

Голос за экраном спрашивал:

— О времени сигнала они имеют информацию?

— Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.

— Твое личное мнение о плане действий?

— Надо потребовать девяносто минут на эвакуацию. Навести корабли на Москву, Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Париж, на все ядерные штабы. Десантный корабль увести демонстративно, сообщив им координаты взлетного коридора. Все.

— Мы успеем дать наводку за пятьдесят пять минут.

— Они согласятся на девяносто. Совет?

Брякающий, неживой голос прокричал: «Трем разрядам совет! К Расчетчику!»

Я видел, как у седого и гитариста опустились плечи, экран потемнел, у меня сильно, больно колотилось сердце и онемело лицо. Потом седой сказал; «Так, правильное решение!», а на экране полковник сказал: «Я дам радиограмму из вертолета», и повернулся кругом.

Но в этот самый момент вертолет подпрыгнул и пошел вверх.

Я ничего не понял, а седой с Киселевым начали отчаянно, взахлеб ругаться. Экран погас.

— Удрали, — кричал седой.

— Не простаки, — вздохнул Киселев. — Если разобраться, они действуют разумно и кое-что знают о нас.

— Мало знают, мало, — самодовольно сказал седой. — Выпустить-то нас согласились!

Они пошли по тропинке к выходу. Киселев говорил:

— Много или мало, а я не стал бы цепляться за планету, когда треть населения не принимает «копий». Нужна очень серьезная подготовка.

Седой оглянулся на меня, что-то сказал и засмеялся.

— Смотрите, вам виднее, — сказал Киселев. — А вот и Квадрат.

Сверху спускался Квадрату сто три.

— Оружие унесла собака, — доложил он. — Пес Эммы Быстровой, Угол ее знает. (Киселев кивнул.) Около часа назад он погнался за Девятиугольником, у входа в зону подхватил чехол с оружием и унес.

— Блюдце послал?

— Сделано, Линия восемнадцать. Женщина с собакой обнаружена у совхоза, оружия при них нет. Сейчас их перехватит Шестиугольник пятьдесят девять с «посредником». Через десяток минут все узнаем об оружии. Я распорядился; десантнику в собаке оставаться, оружие доставить к наводчику и там включиться в охрану.

— Одобряю, — сказал седой. — Угол, едем! Заводи свою молотилку. (Киселев повернулся, побежал по откосу.) Квадрат, с мальцом решили вопрос положительно — ну, ты понимаешь. Данные хорошие, чтобы к старту было нормально, смотри! — С этими словами он исчез, и тут же глухо зафыркал мотоцикл, Уехали.

КВАДРАТ СТО ТРИ

Я вообще-то кисляй. Так меня Степка ругает, и он прав. В том смысле, что я теряюсь, когда надо действовать решительно. Удивительно, как у меня утром хватило решимости пойти за гитаристом, но тогда очень уж разобрало любопытство. А теперь, у корабля, со мной случилось что-то странное. Я просто осатанел, сердце колотилось тяжелой кувалдой, лицо немело все больше, и я всех ненавидел. И десантников и недесантников — всех. Я как-то быстро, хватко представлял себе; они там, на свободе, гуляют, смотрят кино, обедают, читают книжки, а корабли спускаются на Москву, Лондон, Нью-Йорк, а они жрут и гуляют и знать не хотят о Щекине. И так им и надо! Так им и надо! Почему они позволили десантникам себя обжулить? Зачем дали им час, как нарочно, чтобы те могли вызвать свои корабли с миллионами «копий»? Если бы Щекино было большим городом, казалось мне, из-за такого города засуетились бы, забегали и не дали бы десантникам себя перехитрить! Ох, как я ненавидел всех подряд! Даже несчастного полковника Ганина, который совершенно уж ни в чем не был виноват, которого послали по-честному, как военного посла, передать честное предупреждение. И от ненависти я стал хитрым и быстрым. А вам мало — захватить весь мир! Вы со мной еще «решили вопрос положительно», и вам нравятся мои данные…

Нет! Я твердо знал; лучше разобью себе голову об их проклятый корабль, но ничего не дам с собой сделать! Я, как собака, чуял, что делать хотят нехорошее. И чутьем понимал, что единственное спасение — держаться как можно дальше от «посредников». Насмотрелись мы со Степкой, как действуют эти «посредники», так что я твердо знал одно: они действуют не дальше чем в трех шагах. «От корабельного бластера не убежишь», — подумал я и ответил себе вслух:

— А плевать, пусть жжет…

— Ты о чем? — мирным голосом спросил Квадрат сто три.

Он выглядел, как Сурен Давидович, и говорил, как Сурен Давидович, но я отскочил, когда он шагнул ко мне. У меня только вырвалось:

— Что вы хотите со мной сделать?

Он все понимал. Он всегда и везде понимал все насквозь и сейчас, конечно, раскусил мой план — держаться от него подальше. Поэтому он уселся на корабельную опору и не стал меня догонять. Я заметил, что десантники при каждом удобном случае старались прикоснуться к «посреднику» либо к кораблю.

Он сказал:

— С тобой надо начистоту, Алеша. Я понимаю. Ну, слушай…

И стал меня уговаривать.

Я старался не слушать, чтобы не дать себя заговорить, утешить, чтобы не потерять ненависти и не прозевать ту секунду, когда он подберется ко мне и включит «посредник». Кое-что я запомнил из того, что он говорил. Через небольшое время их основные силы захватят столицы великих держав и вся Земля им покорится. Но тогда получится «трагическое положение», как он выразился, потому что дети, лет до пятнадцати-шестнадцати, не могут принять в свой мозг «копию». Для десантников это большая неожиданность, однако они уже придумали, как исправить положение. У них есть такие штуки, излучатели, от которых осе растет страшно быстро. Все живое. В корабле, внутри, есть такой излучатель, и если я зайду внутрь, то за несколько часов вырасту на несколько месяцев. Это будет первой пробой, а потом они меня дорастят и до шестнадцати лет.

Я сказал:

— Не пойду. Не хочу.

— Но почему, скажи?

— Я вас ненавижу.

Он стал объяснять снова. Говорил, что вся Земля станет счастливой и здоровой, что люди будут жить до трехсот лет, и не будет войн, и у всех будут летательные аппараты и механические слуги, и все дети будут вырастать до взрослого за несколько месяцев. Он сказал:

— Вот какие будут замечательные достижения! И учти, Алеша: через некоторое время корабль стартует, а ты будешь внутри и сможешь смотреть через иллюминатор. Неплохо, а?

Тут я едва не попался — посмотрел на корабль и представил себе, как он поднимается, а я внутри, не хуже Гагарина. А Квадрат уже вынул из кармана плоскую зеленую коробку.

Я сразу очнулся и отскочил. Он поднялся и сказал очень нервно:

— Уговоры кончены! Пять минут даю на размышления! Через пять минут включаю лучемет, и ты станешь маленькой кучкой пепла, Придется так поступить — ты слушал переговоры штаба. Будешь первой жертвой, очень жаль…

Было видно, что Квадрат не врет, что ему жаль меня. Он побледнел, и у него печально оттопырились губы, но я упрямо пятился. И вдруг корабль ударил меня лучом. Это был не боевой луч, в просто слепящий, как горячая вода я глаза. Я вскрикнул и вслепую бросился направо, к проходу, под защиту откоса, и на четвереньках полез вверх, цепляясь за кусты. Скатился, налетел на упругую стенку защитного поля, оно отбросило меня, я перевернулся через голову, и Квадрат схватил меня, но при этом уронил коробку. Я стал рваться, сначала вслепую, потом стал что-то видеть, а десантник никак не мог освободить руку и подобрать «посредник». Я рвался и смутно слышал, что он меня еще уговаривает: «Детская солидарность… все дети мечтают вырасти… ты их предаешь… не хочешь им помочь вырасти…» Я быстро терял силы. Он повернул меня на бок, прижал, освободил правую руку и зашарил по откосу, подбираясь к «посреднику». Я видел, как он выдрал пучок мха, отшвырнул его, поймал коробку и опять выпустил, когда я ударил его головой, — при этом из брючного кармана выскочил пистолет с прилепленным к нему «опознавателем».