Виталий Бабенко - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30
• Автор: Виталий Бабенко
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1985

Научно-фантастические произведения сборника объединены темой детства. В нем участвуют как признанные мастера советской фантастики, так и начинающие авторы.

Зарубежная фантастика представлена рассказами Филипа Дика, Фрица Лейбера и Стивена Кинга.

В разделе «Публицистика» помещена статья Р. Арбитмана «Сквозь призму грядущего…», исследующая тему «Детство как художественный образ» на примерах из научной фантастики.

Книга рассчитана на широкий круг читателей. Составитель Виталий Тимофеевич БАБЕНКО.

Рецензенты; Г. М. Гречко — летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, доктор физико-математических наук; В. А. Ревич — критик.

---

— Отвратительный переводчик! Жаргон, ругательства… Нравится тебе Девятиугольник, Алеша? — Он пощекотал зайцу живот.

Заяц недовольно отодвинулся и сел столбиком.

Я обомлел:

— Это он — Девятиугольник?! Они и зайцев гипнотизируют?

— Ты становишься непонятливым, — сухо отвечал Сур. — Не гипнотизируют. В него подсажен десантник.

— Сурен Давидович, какой десантник? Он же заяц, посмотрите!

— Десантник. Тот, кто высаживается первым на чужие планеты.

Я зажмурился и, пытаясь проснуться, пробормотал:

— Высаживается на чужие планеты. Значит, вот они какие — вроде наших зайцев…

Сур вдруг деревянно засмеялся — не своим смехом. И я понял, что он тоже, как этот несчастный заяц, воображает себя десантником. Не перехитрил он пришельцев, они его подмяли. Как зайца…

Я стал раскачиваться и щипать себя за икры, чтобы проснуться. Голос Сура запищал в «опознавателе»: «Девятиугольник, полюбопытствуй! Пуская воду из глаз, люди выражают огорчение…»

Он знал меня хорошо. От насмешки я взвился, промазал ногой по зайцу; он весело отпрыгнул, а я заорал:

— Сурен! Давидович!! Они вас загипнотизировали-и! Не поддавайтесь, ой, не поддавайтесь!

Он сказал:

— Вытри слезы.

Я вытер. И заорал опять:

— Не поддавайтесь им! Зайцы паршивые!

Тогда он сказал почти прежним голосом:

— Голову выше, гвардия! Ты же мужественный парень. Почему такая истерика? Видишь, я за тебя поручился, а ты свою чепуху про гипноз. Какой же это гипноз?

Я притих.

— Видишь, тебе и самому непонятно. Поговори хоть с Девятиугольником и рассуди: разве можно путем гипноза научить зайца разумно беседовать? Кстати, при разговоре через селектор прижимают «опознаватель» языком к нёбу и говорят, не открывая губ. Ты быстро научишься.

Я не желал научаться. Я не заяц, я человек! А они — фашисты, они хуже фашистов, потому что притворяются и сидят спрятанные, а людей заставляют делать подлости вместо себя!

Он рассеянно-терпеливо кивал, пока я выкрикивал.

— Ты кончил говорить? Кончил. Объясняю тебе, Алеша; никто не притворяется. Пришельцы не прячутся. И я, и этот заяц — довольно крупный, но обыкновенный земной заяц — мы оба и есть пришельцы. Не закатывай глаза. Постарайся это понять. Мы пришельцы, как ты выражаешься. Мы прилетели на Землю в этом корабле.

— Вранье это, вранье! — крикнул я и задохся, — Вранье-о!..

«А-о-о!» — ответило эхо и стало перекатывался, стихая. Крик метался вокруг, гудя на стенках пузыря.

— Этот заяц дрессиро-ованный, — выговорил я. — А вы нездо-оро… — Почему-то я стал заикаться. На букве «о».

— Вздохни три раза глубоко и потряси головой, — сказал Сурен Давидович. — Девятиугольнику пора на патрулирование, а мы еще поговорим, пока есть свободное время.

Как Девятиугольник поскакал на свое патрулирование, я еще видел: он прыгал чуть боком, занося задние лапы вперед головы, и любопытно блестел выкаченным глазом. Скрылся на подъеме, потом уже вверху подпрыгнул свечкой и скрылся. И у меня тут же начало мутиться в глазах, все исчезло, сойдясь в одну точку. Очнулся я лежащим на сыром овражном песке, а рядом со мною сидел на корточках Сур.

ПРИШЕЛЬЦЫ

Я сел. Сурен Давидович аккуратно устраивал в кармане куртки небольшой зеленый ящичек; уложил, застегнул «молнию» и спросил:

— Скажи, тебе лучше по самочувствию? (Я кивнул; лучше). Замечательно! Я ведь хочу тебе добра, а сейчас открываются блестящие возможности для тебя…

Я снова кивнул. После обморока я чувствовал себя неуклюжим и спокойным, как гипсовая статуя, что ставят в парках. Сурен Давидович это заметил и прихлопнул ладонями — верный признак удовольствия. И улыбнулся, растянув рот щелью.

— Скажи, ты понял насчет пришельцев?

— Не понял.

— Опять не понял! Спроси, я объясню… Не понимает! — Он пожал плечами.

— Конечно, — сказал я. — Если я придумаю, будто я — не я, а вовсе киноартист или Петр Первый, вы тоже не поймете.

Тогда он мне и объяснил сразу все. Ну, вы знаете. Как они выдумали кристаллические машинки для записи сознания, стали бессмертными, а их тела умирали. И поэтому они двинулись в космос за телами. Он сказал, что корабль «десантников» совсем маленький, В него помещается несколько сотен кристаллических записей размером с крупнокалиберную пулю. В большом же корабле, для переселенцев, их помещается несколько миллионов, и такие корабли спустятся на Землю. Они так уже делали много раз — захватывали чужие планеты. Без выстрела. Они просто подсаживали в каждого «дикаря» сознание одного из своих. Для Земли приготовлено как раз три миллиарда кристаллических записей. По количеству людей.

Не путайте мои приключения со Степкиными. Он уже знал про «вишенки», а я — нет. Сурен Давидович называл их кристаллическими копиями. Он говорил, говорил… Может быть, пришельцу, который сидел в его мозгу, хотелось выговориться. Я слушал и с жуткой ясностью представлял себе зеленые корабли в черной пустоте. Не такие, как десантный, — огромные. Они расползались по всей Галактике, без экипажей, без запасов воды и пищи. Даже без оружия. Только у десантников было оружие. А большие корабли шли, набитые кристаллическими копиями, как мухи, несущие миллионы яичек. Корабль «десантников» отыскивал для них подходящую планету, спускался и выбрасывал «посредник». Понимаете? Некому было даже выйти наружу. Вылетал робот и неподалеку от корабля оставлял замаскированный «посредник». И первый, кто случайно подходил к нему, становился первым пришельцем. Как этот несчастный заяц. Он просто подскакал к «посреднику», и — хлоп! — в него пересадили кристаллическую запись десантника девятого разряда. Он стал одним из Девятиугольников.

Впрочем, первым был Федя-гитарист.

«Так было — всюду — везде, — слушал я странную, слитную речь, — Тысячелетия мы шли по космосу. Сотни, сотни, сотни планет! Тысячи, тысячи…».

Потом он замолчал, а я сидел, съежившись, и было очень холодно. Зимний холод вытекал из меня в жаркий, стоячий воздух оврага. Я знал, что вокруг тепло, и ощущал теплую, твердую поверхность, на которой сидел, и сырой, теплый, плотный песок под ногами, и жар; излучаемый кораблем. Но я замерзал. У меня в глазах был черный, огромный, ледяной космос и в нем медлительные, уверенно ползущие огни кораблей. С трудом я пошевелил губами:

— Какой у вас вид на самом деле?

Он сказал:

— Тебе будет непонятно. Мы не знаем.

Я пожал плечами и спросил!

— Как вас теперь зовут?

— Квадрат сто три. Такие имена у десантников. «Квадрат» — я десантник четвертого разряда. «Сто три» — мой номер в разряде. Квадрат сто три.

— А настоящего имени у вас нет?

— Десантник не может носить имени. Мы служим Пути. Наша работа — подготовить плацдарм для больших кораблей. Они приходят — мы уходим дальше, на новую планету. Пятьсот тел, которые мы временно занимаем, освобождаются, и их берут переселенцы. Мы уходим дальше, высаживаемся на другой планете, с иными языками… на которых нельзя произнести имени, свойственного предыдущей планете…

— Погодите, — сказал я. — У вас что, нету своего языка? Есть? А как вас звать на вашем языке?

— Квадрат сто три. Объясняю тебе: я — десантник. Мы не носим настоящих имен.

— Погодите… На своей планете тоже?

Он хрипло рассмеялся:

— Когда наступит ночь, посмотри вверх. Выбери любую звезду и скажи нам; «Это ваше солнце!» Мы ответим: «Может быть».

Я почему-то кивнул, хотя и не понял его слов. Потом все-таки переспросил, почему любая звезда может оказаться их Солнцем.

— Мы не знаем, откуда начался Путь, — ответил он.

— Не знаете? Как это может быть?

— Космос огромен. Путь начался, когда звезды еще были иными. Путь велит нам смотреть вперед.

Он говорил равнодушно, будто о гривеннике, потерянном из дырявого кармана, и меня это страшно поразило. Сильнее всего остального. Я получил масштаб для сравнения: планета дешевле гривенника! А я? Наверно, как гусеница под ногами. Захотели — смахнули с дороги; захотели — раздавили. И не захотели, а просто не заметили. Разве мое тело им понадобится под копию.

И я замолчал. Слова больше не скажу! Хоть режьте, буду молчать и все равно удеру. А если вы захватите всю Землю, удеру на край света, и вы до меня не доберетесь.

Так я решил и повернулся спиной к Квадрату сто три. Больше я не звал его Суреном Давидовичем. Баста.

Он заговорил снова — я молчал. Но тут прикатился заяц-Девятиугольник, вереща Нелкиным голосом:

— Отвратительный, наглый пес! Наглый, самоуверенный… Уф! Он околачивается у прохода, Квадрату сто три.

«Квадрат» быстро пошел наверх. Я выждал минуту. Заяц опять таращился на меня и подпрыгивал. А когда я встал и попробовал уйти, корабль ослепил меня лучом. Заяц же предупредил: