Макс Фрай - Русские инородные сказки - 6

• Название: Русские инородные сказки - 6
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00727-5

Мы снова рассказываем друг другу сказки и записываем их, когда не лень, а потом из сказок составляется очередная книжка — казалось бы, что может быть проще? И в то же время меня не оставляет ощущение, что мы — издатель, составитель и авторы, все вместе — делаем нечто невозможное, невообразимое, немыслимое. Я не могу объяснить, почему обычная с виду книга, шестой по счету сборник авторских сказок, кажется мне чем-то «невозможным», но твердо знаю, что это — так.

Мы делаем невозможное, и у нас получается — вот он, философский камень, превращающий свинцовую тоску небытия в золотой огонь жизни. Мы делаем невозможное, и у нас получается — именно так я представляю себе рай. Мы делаем невозможное, и у нас получается — если смысл жизни не в этом, я так не играю.

Мне даже жаль немного, что я не могу быть просто читателем, который случайно берет в руки эту книгу, открывает ее наугад, начинает читать, а потом понимает, что уже полчаса стоит столбом посреди книжного магазина. Будь я читателем, счастье мое было бы неожиданным и пронзительным, и может быть, мне даже удалось бы сформулировать, почему обычная с виду книжка кажется мне чудом — уж не приснилась ли? Вопрос, впрочем, риторический, точного ответа на него не существует даже для составителя. И хорошо, что так.

---

Возвращались чаще по реке. Нелегкий это был путь — по бурелому. Пока идешь, крапива нажалит, комары накусают, а если привидится кто — совсем караул кричи! Умные ребята с полынью ходили: говорят, от нее вся нечисть бежит. Таких смельчаков на хуторе уважали.

…Огромные, пережившие не одно поколение мельников плакучие ивы росли над самой водой. Их длинные ветки, словно волосы, опускались вниз метра на три и безжизненно трепыхались на ветерке, давая приют всякой кусачей мошкаре. Там, где не было тропинок, берега густо поросли камышом. Одно время мельник пытался с ним бороться, но потом плюнул: острый, совершенно бесполезный камыш оказался неистребим.

Шагах в пятидесяти от мельницы стояла неказистая избенка, в которой хоронились от мира сам хозяин и его дочка — красавица с длинной темной косой и всегда настороженным взглядом. Хуторские к ней не сватались — побаивались отца, но втайне многие мечтали туманными вечерами бегать к ней под колдовские ивы. Иной ухарь нарвет лилий и нарочно стоит на берегу — выжидает. Но редко выходила Лиска из хаты, да и подойти к ней страшно: вдруг закричит? Отец застрелит.

А мельника было чего бояться: более нелюдимого человека не знали в округе — хуже монаха. Ни в церковь не ходил, ни на сходы — ни до чего ему не было интереса. Один раз — люди помнят — чуть не убил из обреза плутоватого хохла: тот пытался половину долгов заплатить натурой.

Бабы говорили, что он колдун, да только никому вреда с его колдовства не было, — бабам не верили. Кто-то видел чертей на крыше избушки, только это ребята девок пугали, — и здесь верить нечему. Однажды, правда, мужика мертвого возле запруды нашли, но от него так несло сивухой, что совсем немудрено было ему умереть.

Что тут еще добавить? Мельница она и есть мельница.

* * *

…В тот день над лесом пронеслась страшная гроза. Ослепительные линейные молнии рвали небо на части, шипели, ветвились и били куда-то за горизонт. Грохотал гром, трещали сучья, и горе было тому хуторянину, который не успел спрятаться под навес: за стеной дождя не было видно дороги.

Так продолжалось до шести часов; потом ливень заметно ослабел, гроза затихла, а молнии превратились в безобидные и далекие зарницы. К вечеру небо разъяснилось окончательно, и на нем одна за другой начали разгораться крупные синеватые звезды.

Мельник пил чай. Он сидел весь красный, распаренный и с аппетитом уплетал теплые ватрушки. Перед мельником на столе стоял пузатый самовар, и время от времени хозяин отрывался от дымящейся чашки и поглядывал на свое самоварное отражение — толстощекое, самодовольное и неправильное.

Прислуживала ему дочь, которая, будучи единственной хозяйкой в доме, сама пекла ватрушки, убирала и следила за порядком. Лет ей было около двадцати; и, несмотря на свои молодые годы, почти все свободное время она проводила одна на мельнице, беззаботно развлекаясь с лягушками и клопами-водомерками. С деревенскими девками дружбу не водила: не нравилось, что они важничают.

— Слышь, Лиска!.. — Мельник неуклюже протянул пустую чашку к самовару. — Я чего думаю… Ночью вода прибудет. После грозы озеро-то разольется. А?

— Вода должна прибыть, — согласилась дочка, присаживаясь рядом.

— Надо это… колесо посмотреть. Не слетело бы, спаси Боже…

— Ничего, батька! Колесо же новое, выдержит.

— Много ты понимаешь! — Мельник негодующе взмахнул руками и сердито поглядел на дочь. — Выдержит… Какой напор будет, а то и не выдержит! Поди проверь хорошенько, чтобы не болталось. За вал подергай…

Лиске откровенно не хотелось никуда идти. В избе было сухо и тепло, а на берегу — темень, комары да мокротища. Сморщив недовольную гримасу, она накинула на плечи отцовский полушубок, взяла свечку и скрылась за дверью.

Хозяин же, покряхтывая, налил себе еще чаю и, пока тот остывал, выбрал самую румяную и толстую ватрушку. Творог, смазанный яйцом, так и просился из нее наружу. «Хорошо печет! — с удовольствием подумал мельник. — Только вот ленивая стала, мало работает…»

В дверь неожиданно постучали. Хозяин не торопясь прихлебнул из чашки и задумчиво покосился на самоварное отражение. «Надо будет у Прошки мучицы отсыпать — ему и так довольно! Пусть Лиска припрячет… Скоро уж опять жать начнут. Хорошее у него зерно». Отражение уменьшилось в размерах и исчезло — мельник откинулся на спинку стула. Стук в дверь повторился.

— Ну, кто там еще?! — крикнул хозяин, полуоборачиваясь на звук. — Заходите, не заперто!

Дверь с легким хлопком распахнулась, и в избу ввалился здоровенный детина в мокрой домотканой рубахе. На правом виске у него красовался приличных размеров кровоподтек, от которого на голове слиплась часть волос. Судя по старому шраму над губой, ему и раньше тоже доставалось — не сильно, а так.

Едва детина переступил порог, как сладкий аромат лепешек в избе сменился едким запахом грубой мужицкой махры-самосада. Мельник поставил чашку и в немом изумлении уставился на пришельца.

— Не гони меня, дядя мельник! — заговорил гость. — Оставь на ночь. Пожалей пса бездомного — тебе за это перед Боженькой зачтется…

Пришелец старался говорить жалобно, чтобы расположить к себе хозяина, но нагловатый блеск в глазах выдавал его с головой: опытный мельник хорошо знал таких людей.

— Каторжанин, что ли? — добродушно поинтересовался он.

— Ага. — Детина смазал ладонью кровь с виска и растерянно остановился посреди избы.

— Садись, — пригласил мельник. — Как звать-то тебя?

— Стас. Полностью — Анастас. Дорогу мы строим — там, за лесом, — гость уселся на скамейку и показал рукой в неопределенном направлении. — Не выгоняй, дядя мельник: пропаду ведь я…

— А я и не гоню. — Хозяин смачно отполовинил ватрушку и с аппетитом принялся жевать. — Ты давай, закуси. Или уж выследили тебя?

Анастас взял лепешку, усмехнулся.

— Не. Ушел. Спасибо, гроза подсобила, не заметили.

— Повезло, значит. Завтра лес прочесывать начнут… — Мельник любил порассуждать за чаем. Особенно если собеседник человек бывалый.

— Завтра на рассвете я уйду. Мне бы только ночку переспать и дальше — в город! — Нагловатая самоуверенность парня развеселила хозяина. Он раскрыл было рот, чтобы возразить, но тут скрипнула дверь, и из темноты на порог впорхнула Лиска.

Впорхнула и остолбенела. Такие гости приходили к ним нечасто — хотя, чего говорить, случалось, приходили. Анастас неуклюже поклонился хозяюшке. Лиска повесила полушубок на косяк и испытующе посмотрела вначале на незнакомца, а затем — на отца. Поджала губы.

— Ну чего любуешься-то? Проверила колесо? — строго спросил отец.

— Проверила, — дочка развязной походкой приблизилась к мельнику и положила руку ему на плечо. — Выдержит воду, не страшно. А это кто?

Отец недовольно покосился на гостя.

— Стасом зовут, беглый он. Надо это… умыться ему. — Мельник ткнул толстым пальцем в детину: — Кровь-то, вишь, идет еще…

Лиска кивнула и полезла на печь — за тазиком. Появление девушки заметно отразилось на поведении каторжанина: бесследно исчезли просительные интонации, а вместо них вдруг появилась улыбка — нехорошая, преступная.

…Через полчаса Анастаса привели в порядок — умыли, накормили, и девушка лично привязала к виску какую-то травку. Последнее обстоятельство заинтересовало гостя:

— А скажи, дядя мельник, правду люди говорят, что вы с нечистой силой знаетесь?

— С чертями, что ли? — Мельник лениво похлопал себя по сытому пузу. — А для чего они мне? Муку молоть, хе-хе, я и сам могу. Сорок лет этим занимаюсь. А что там люди у себя болтают, так до того мне и дела нет. Болтать-то болтают, а по осени все как один к дяде мельнику на поклон бегут. И ничего, чертей не вспоминают. Хе-хе…

— Но травы-то ты знаешь, — Анастас указал рукой на повязку.

— Травы знаю, — согласился хозяин. — Ты вот все по каторгам да по дорогам шатаешься, а я всю жизнь в лесу прожил — так что же мне знать-то, как не свой лес? Я и лихорадку ивовым прутом заговариваю и простуду лечу. Я, парень, много чего умею.

— А ты меня каторгой не упрекай, — обиделся гость. — Отними у тебя мельницу — и ты с кистенем по миру пойдешь! Тебе тогда совсем другое уменье пригодится.

— Ну уж!.. — усмехнулся мельник. — Кто отнимет-то?

— Я к примеру сказал. У моего отца тоже лавка была. Когда сукном торговали, хорошо жили, по-купечески. Только случился раз пожар у соседа-москательщика — и конец пришел нашей торговле. Отец-то накануне все свое добро в лавке сложил. Сколько было, столько и сгорело. — Стасу тяжело было вспоминать о случившемся. — Так что ж мне теперь, к господам в батраки наниматься?! За тарелку баланды?..

— Можно и в артель устроиться, на мануфактуру…