Маргарет Форстер - Записки викторианского джентльмена

• Название: Записки викторианского джентльмена
• Автор: Маргарет Форстер
• Жанр: Публицистика

---

О работе нечего было и думать. Но все же невозможно сидеть сложа руки. Женщина, наверное, занялась бы рукоделием, но как бы ни позабавили бедных больных крошек мои попытки справиться с иголкой или спицами, такое было явно не по мне, и я взялся за карандаш, чтобы, рисуя, отвлечь себя и их. Людей я рисую лучше, чем пейзажи, и пока я водил карандашом по бумаге, ко мне пришли разные занятные мысли и стали незаметно складываться в детскую сказку "Кольцо и роза". Книжица, конечно, получилась пустяковая, но она мне очень помогла скоротать время, и я ее люблю. К моей радости, дочки не потеряли к ней интереса и после того, как кончился карантин, понравилась она и другим детям, с которыми они свели знакомство. Я придумывал сюжет и рисовал картинки, благодаря чему не помешался, хотя порой все шло к тому: задача быть отцом и матерью сразу мне явно не по плечу, и, что греха таить, я ею тяготился. Впрочем, надеюсь, это было незаметно - хорошенькая была бы история, если бы мои бедняжки, и без того измученные болезнью, страдали и от угрызений совести. До чего я умилялся, наблюдая, как дочки ухаживают друг за другом, не брезгуя самой черной работой, - сколько в них было смирения и милосердия! Особенно меня восхищала преданность Минни старшей сестре, и я стал думать, что, пожалуй, недооценил силу характера своей маленькой проказницы. Я постоянно беспокоился, как беспокоюсь до сих пор, что Минни недостаточно вынослива, чтобы противостоять жизненным бедам и испытаниям, но, встречаясь с ними, она, как и сестра, всегда оказывается на высоте.

Мне нечего сказать вам о Неаполе - я его почти и не видел, и посему перейду к нашему возвращению домой в апреле 1854 года. По пути мы заехали в Париж к родителям, а, оказавшись в Кенсингтоне, я с головой ушел в работу, чтоб наверстать упущенное время. Казалось бы, в разгар такой рабочей лихорадки я ни о чем другом не стану думать и предоставлю жизни идти своим ходом, но не тут-то было: не успели мы добраться до улицы Янг, я тотчас затеял переезд в особняк на Онслоу-сквер, и до самого Нового года мы жили весьма неуютно - на два дома. Есть люди, которые умеют переехать за день: утром они спокойно и неторопливо завтракают в старом доме среди заботливо уложенных и аккуратно надписанных вещей, глядишь - и вечером того же дня они невозмутимо садятся за обед в свежеокрашенной и полностью обставленной столовой в новом доме. Такие люди, конечно, не испытывают мелких неудобств, вроде незанавешенных окон: к их новым нишам прекрасно подходят прежние гардины, либо их украшают недавно сшитые - заранее измеренные и заказанные. Полы в таких домах устланы коврами: скрип пыльных голых половиц не раздражает слуха, кровати и рояли беспрепятственно внесены наверх, ибо о ширине дверных проемов позаботились заранее. Но эта неземная добродетель мне не свойственна, и наш переезд напоминал стихийное бедствие. Но почему так получилось? Не я ли клялся и божился, что не тронусь с места, пока работы в новом доме не закончатся, а вместо того в один прекрасный июньский день выгрузил свое имущество в холле, где стучали молотками плотники и лежал строительный мусор, а в комнатах, из которых лишь две были готовы, но предназначались не мне, еще трудились маляры. К тому же, приглядывать за всеми работами мне было некогда - пришлось подвинуть в сторону рулоны скатанных ковров, чтобы добраться до письменного стола, стоявшего в чехле на лестничной площадке, и сесть работать. Если читая "Ньюкомов", вы заметите, что в том или ином месте не все вяжется, знайте: эти главы написаны во время переезда, в страшной суете. Как оказалось, каждую мелочь я должен решать сам - от девочек проку было мало: многолетняя привычка угождать папеньке совершенно лишила их самостоятельности, не поглядев в его сердитое лицо, они и сами не знали, каково их мнение. И я боролся в одиночку: корпел над "Ньюкомами", срывался и бежал в спальню, чтоб проследить за цветом стен, затем садился вновь за прерванную страницу, чтоб тут же отложить перо и побыстрей ответить на вопрос, куда нести большой комод. Куда ни падал взор, всюду что-нибудь было не в порядке, даже наш славный, влажный, зеленый сад раздражал меня - в нем столько нужно было сделать, но никто не собирался прикладывать к нему рук, кроме Минни, которая отважно и безуспешно ковыряла землю тяпкой. Моя мечта выдержать дом в светлозеленых тонах, чтоб он напоминал затененную листвой беседку, оказалась под угрозой: некому было перепоручить надзор за ее исполнением. Бессмысленно было говорить себе, что со временем все образуется само собой и мои планы воплотятся в жизнь, я знал, что этого не случится, если я твердо не буду направлять в нужную сторону маленькую армию мастеровых, каждый из которых был занят своим делом и не имел понятия об общем замысле.

В конечном счете, все устроилось. Уж это мне "в конечном счете"! В эти три слова вмещается любой отрезок времени, и с языка они соскальзывают так легко, словно ничего особенного за эту пору не случилось. Но как понять, что они в самом деле значат? Как сосчитать дни и недели, как вычислить минуту, когда они обретают смысл? Я не могу сказать. В английском языке полнымполно таких успокоительных словечек, которые, по сути, означают ровно противоположное, что не мешает мне, как всем и каждому, беспрестанно ими пользоваться. "В конечном счете" - говорю я, делая небрежный жест рукой, "в конечном счете" - заявляю я рассеянно, как человек, который долго мучился, но позабыл, в чем было дело, "в конечном счете" - восклицаю я и завершаю тем свою тираду, о чем бы я ни говорил. Итак, в конечном счете, мой новый дом был готов, и я успокоился, хотя и не совсем: он не был воплощением моей мечты, но все же приближался к ней.

Пожалуй, это же стремление встряхнуться подвигло меня и на покупку лошади: я начал ежедневно ездить верхом. Пожалуйста, не смейтесь, а если не можете сдержаться, то, умоляю вас, - улыбнитесь беззлобно. Несмотря на лихорадку, трепавшую меня в Италии, которая, казалось, должна была бы довести меня до измождения, я очень погрузнел в последнее время и, поразмыслив, решил, что все мои недуги проистекают от лени. Я мало ходил и ничего не делал, чтоб горы снеди и напитков, которые я поглощал, не причиняли вреда моему организму, и более подвижный образ жизни - не просто несколько кварталов, которые я вышагивал до клуба, где тотчас погружался в кресло, - пошел бы мне на пользу. Не воображайте, пожалуйста, будто я гарцевал на вороном жеребце: пар из ноздрей, горящие глаза, стремительный галоп - нет, ничего похожего, у меня была смирная гнедая животина, вполне под стать ее неповоротливому всаднику: Я купил эту коренастую кобылку у своего нового соседа Карло Марочегти, который уверял, что именно такая мне и нужна. Очень может быть, но ей это не помешало бросить меня оземь в ту самую минуту, как я на нее взобрался. Правду сказать, под моим весом оборвался ремешок, державший стремя, но мне гораздо лучше запомнились последствия, а не причина: ваш покорный слуга был изукрашен ссадинами и синяками и весьма обескуражен. Но храбро и неустрашимо доблестный Титмарш, едва оправившись, вновь взгромоздился на лошадку и часто трусил рысцой в парке, уверенный, в своей неотразимости, гуляющие провожали его взглядами. Не сомневаюсь, вы бы тоже были очарованы. От ветра на его щеках горели розы, в седле он держался прямо, вытянувшись в струнку, - он знал, что на него обращены все взоры, - и расточал улыбки во все стороны, ибо и в самом деле радовался движению и свежему воздуху, которому приписывал великую целительную силу. О ломоте в суставах и насморке, а также обо всем прочем мы здесь не станем вспоминать, а скажем только то, что он любил прогулки в парке.

Когда-нибудь столь модное теперь искусство фотографии достаточно созреет, чтоб сохранять для нас картины прошлого, и сценки вроде вышеописанной мы сможем разглядывать подолгу и вклеивать в альбом как доказательство своей правдивости. Положим, кто-нибудь меня тогда бы неприметно сфотографировал: вот я сижу на вышеупомянутой кобылке, рот до ушей, приветственно размахиваю шляпой; положим, снимок бы раскрасили, и он запечатлел бы мой румянец и голубое небо за спиной; положим, это маленькое чудо было возможно - и что тогда? Да то, что карточка, даже самая правдивая, вас все равно бы обманула: я получился бы на ней счастливым, беззаботным и веселым, но это и была бы ложь. Я постоянно поражаюсь, как мало наши впечатления о людях похожи на то, что нам о них известно. Взгляните, например, на эту женщину: веселая и оживленная, она идет по улице, ведет на поводке собачку и то и дело улыбается знакомым. Кто заподозрит, что старуха-мать, с которой она делит кров, прикована к постели и самодурством отравляет дочери жизнь? И кто заметит, что в ее душе царит отчаяние: сейчас окончится этот кусочек улицы, а с ним и вся свобода, отпущенная на сегодня. Да, люди не похожи на то, чем кажутся, и автор этих строк и сам притворщик, каких мало.