Эшенбах Фон - Парцифаль

• Название: Парцифаль
• Автор: Эшенбах Фон
• Жанр: Проза

---

Фон Эшенбах Вольфрам Парцифаль

Вольфрам фон Эшенбах

Парцифаль

I

Кого склоняет злобный бес

К неверью в праведность небес,

Тот проведет свой век земной

С душой унылой и больной.

Порой ужиться могут вместе

Честь и позорное бесчестье.

Но усомниться иногда

Еще не главная беда:

Ведь даже и в утрате веры

Возможно соблюденье меры.

Найдется выход для сердец,

Что не отчаялись вконец...

Иные люди, как сороки:

Равно белы и чернобоки,

И в душах этих божьих чад

Перемешались рай и ад,

Оставив два различных цвета,

Из коих каждый есть примета...

Но тот, в ком веры вовсе нет,

Избрал один лишь черный цвет,

И непременно потому

Он канет в ночь, в глухую тьму.

А не утративший надежды

Рядится в белые одежды,

И к праведникам он примкнет...

Но всяк ли мой пример поймет?

Нет, строки, что сейчас прочли вы,

Для глупых слишком торопливы,

Чтоб их в сознанье удержать.

Так заяц тщится убежать,

Когда свое изображенье

Узрит в зеркальном отраженье.

(Меня наш Готфрид понимает,

И все ж он "зайца" не поймает,

Хоть Готфридом воспет Тристан!)

Но разве зеркало - обман?!

Стекло покрыто сзади цинком,

Чтоб отражаться в нем картинкам

Да и явлению любому...

Во сне мерещатся слепому

Черты неясного лица.

Но - жаль несчастного слепца!

Изображенье тут же тает,

Поскольку зренья не хватает...

И мной зачитанные строки

Об оперении сороки

Содержат попросту намек

На образ, что весьма далек

И кажется неуловимым...

Считаю я необходимым

Здесь привести на свой манер

Хотя б еще один пример.

Допустим, вы щипать мастак,

А все ж не выщипать никак

Вам волоска с моей ладони:

Со дня рожденья и дононе

Могу сказать наверняка

Там не растет ни волоска.

В чем суть подобного примера?

В том, что всего важнее - вера!

Есть волосок, нет волоска

Была бы вера высока!..

...Кому не хочется из вас

Узнать скорей, о чем сейчас

Пойдет сие повествованье?

О встрече или расставанье,

О бегстве в ночь, покрытом тьмой,

О возвращении домой,

О славе или о пороке,

О том, добры мы иль жестоки,

О всех превратностях судьбы

В разгар немыслимой борьбы

Меж черной мглой и ясным светом...

Кто устоит в боренье этом,

Спасенью душу отворя?

Для тех старался я не зря,

Кто ничего не проморгает.

Пусть эта повесть помогает

Им в жизни истину найти,

Фальшь и неверье отмести,

Тем избежав мучений ада,

И знать, что высшая награда

Вернейшего из верных ждет...

Рассказ о Верности пойдет,

О настоящей, не фальшивой...

Порой бывает верность лживой,

Такая верность коротка,

Что хвост у одного быка,

Нет, ошибаюсь, у коровы.

Она сбежала в глубь дубровы,

Укус не выдержав слепня...

Примеров много у меня.

На сем вступление кончаю.

Все, что сказал, предназначаю

Отнюдь не для одних мужчин.

Нет, признаюсь не без причин,

Что все мои призывы к вере

Должны касаться в равной мере

И наших женщин дорогих.

Не дурно, чтобы и у них

Яснее стало пониманье,

Что значит доброе деянье,

Кого им надо предпочесть,

Чтоб подарить любовь и честь...

. . . . . . . . . . . . .

Ну, а теперь сочтем уместным

Начать о доблестном и честном,

О гордом рыцаре рассказ...

Услада он для женских глаз,

Для сердца женского - утеха.

Ничто герою не помеха.

Отвагой славен, он потом

Еще прославится умом.

Он ни в одном лихом сраженье

Еще не ведал пораженья,

А все, что дальше будет с ним,

Мы постепенно объясним,

С теченьем нашего рассказа

Но по порядку, а не сразу...

...Издревле у племен романских,

А нынче также у германских,

Весьма суровый есть закон.

В своих статьях содержит он

Наследных прав установленья:

Коль умирает властелин,

Его корону и владенья

Приобретает старший сын.[1]

А младший, тот, лишась всего,

Не получает ничего.

Так у родительского гроба

Вскипают вмиг вражда и злоба.

Садится старший на престол,

А младший брат, с отцом прощаясь

В отверженного превращаясь,

Бредет по свету, нищ и гол.

Нет, мы отнюдь не против старших

Достойных сыновей монарших.

Напротив, вот вам крест святой,

Мы всей душой приходим в ярость,

Когда беспомощную старость

Отягощают нищетой.

Здоровье юности дано!

Младые не страшатся бедствий,

Но им отказывать в наследстве

Несправедливо все равно.

Где тот король, тот князь и граф,

Который вник бы в наши просьбы,

И младшим детям не пришлось бы

Скитаться без наследных прав!

Виновник многих зол и бед

Тот, кто детей страдать заставил...

В Анжу[2] стал жертвой этих правил

Прекрасный, юный Гамурет.

Его родитель всемогущим

Был королем... Но отчего

Он безземельным, неимущим

Оставил сына своего?

Дурной закон всему виною...

В край, сотрясаемый войною,

Пришла ужаснейшая весть:

Король убит! Он пал за честь

Родной земли... Сия кончина

Ведет на трон старшого сына...[3]

Ах, что за плач вокруг поднялся:

Король убит! Король скончался!

Наследник получает трон!

Неужто не поделит он

Свои богатства с младшим браток

Ужель без сердца старший брат?..

В краю, отчаяньем объятом,

Рыдал в ту пору стар и млад.

Но молвил новый повелитель:

"У нас с тобой один родитель,

И рождены мы, брат родной,

С тобою матерью одной

Не уподоблюсь я злодею!

Отринем смело, что старо!

Владей же всем, чем я владею.

Мое добро - твое добро.

Не оскверним себя позором

Братоубийственной войны.

Ведь пред господним приговором

И перед жизнью мы равны!.."

Услышав эту речь, вассалы

Вскричали: "Отчая земля,

Господня милость ниспослала

Тебе такого короля!"

Но, к изумленью паладинов,

Ответил младший сын Гандинов:

"Мой брат любезный и король!

Из всех богатств твоих дозволь

Взять снаряжение стальное.

Мне ни к чему все остальное.

Кольчугу мне стальную дай,

Вели стальные дать мне латы.

И, рвеньем рыцарским объятый,

Отправлюсь я в далекий край.

Делами ратными своими

Хочу твое прославить имя,

И пусть в той дальней стороне

Молва пройдет и обо мне,

Как о твоем отважном брате,

Разбившем вражеские рати".

И Гамурет с улыбкой милой

Сказал, достоинство храня:

"Шестнадцать душ сыздетства было

Оруженосцев у меня.

Теперь нужны мне для похода

Еще четыре молодца

Красавцы княжеского рода,

Вассалы нашего отца.

И, вознося молитвы богу,

Мы днесь отправимся в дорогу.

Знай: обо мне услышит мир!

Уверен, не один турнир

Умножит славу Гамурета.

И пусть наградою за это

Мне будет женская любовь,

Которую добуду с бою,

Благословляемый тобою...

Ах, как в груди клокочет кровь!..

Мой добрый брат, не мы ли вместе

В краю родимом возросли,

Не посрамив при этом чести

Своих отцов, своей земли.

Мы вместе тяготы делили,

В походы долгие ходили.

И кто был рыцарь, кто был вор,

Когда, в любви нетерпеливы,

Мы похищали торопливо

Иных красавиц пылкий взор?"

Тут произнес король, рыдая:

"Ужели ты не шутишь, брат,

Мне грудь словами раздирая,

В мое вселяя сердце ад?

Мой кровный брат, мой брат любимый,

Мой друг до гробовой плиты,

За что меня караешь ты

Разлукой непереносимой?

Я все с тобою разделю,

Тебе отдам я полнаследства,

И ты, кто был мне дорог с детства,

Сам станешь равен королю!

Но коль жестокий рок сильней,

Чем королевские веленья,

Бери любых моих коней,

Доспехи, золото, каменья.

И лучших слуг моих возьми,

Дабы, расставшись с отчим краем,

Ты был в пути сопровождаем

Моими верными людьми.

Пусть бог пошлет тебе удачу.

Прощай... Я безутешно плачу..."

И брату старшему в ответ

Промолвил юный Гамурет:

"Не надо плакать и стенать.

Потороплюсь утешить мать.

Высокая видна мне цель,

Меня пьянит победы хмель.

И сердце в левой половине

Моей груди стучит не зря,

Чтоб, целью высшею горя,

Мне отличиться на чужбине!"

. . . . . . . . . . . . .

И, плача, мать провозгласила:

"Под сердцем я тебя носила,

И для того ли ты возрос,

Чтоб стать причиной горьких слез

Несчастной матери своей?

Неужто милых сыновей

На свет мы призваны рожать,

Чтоб их в походы провожать?

О, бремя горестных судеб!

Ужель господь столь глух и слеп?

Ужель, кто верит в милость божью,

Себя напрасно тешит ложью?"