Леонид Млечин - Брежнев

• Название: Брежнев
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03114-2

С именем Леонида Ильича Брежнева связана целая эпоха в истории Советского государства. Общество, уставшее от волюнтаризма H. С. Хрущева, встретило его приход к власти с надеждой. Новый лидер имел большой опыт, участвовал в Великой Отечественной войне, входил при Сталине в состав руководства страны. И действительно, при Брежневе оборонное могущество и авторитет СССР обеспечили стабильность и равновесие сил в мире, стали препятствием на пути США к геополитическому господству. Советские граждане почувствовали уверенность в завтрашнем дне. Но вместе с тем в последние годы жизни Брежнева утвердился такой стиль управления страной, при котором стали возможны фатальные ошибки и просчеты.

В чем вина, в чем беда этого человека, оставившего после себя груз проблем, решение которых его наследникам оказалось не под силу? На эти вопросы пытается ответить известный писатель и историк Леонид Млечин.

Книга иллюстрирована черно-белыми фотографиями.

---

— Вот видите, какие «помощники»? На язык больно острые, а на дело не хватает способностей и ума.

Шелест, конечно, промолчал. Зато в разговоре с Подгорным передал ему слова хозяина в адрес Брежнева. Довольный Николай Викторович заметил:

— Это ему наука: пусть не торопится докладывать неприятности. Их и так у нас хватает.

Брежнев попросил Шелеста представить металлургический завод в Днепродзержинске к награждению орденом Ленина. Заводу исполнялось семьдесят пять лет. Шелест в начале марта приехал к Хрущеву в Пицунду, где тот отдыхал. Поставил вопрос и о награждении завода.

— Это вас Брежнев попросил со мной переговорить? — подозрительно спросил Хрущев.

Шелест ушел от прямого ответа, сказал, что руководство Украины самостоятельно подняло этот вопрос. Хрущев заметил, что на этом заводе когда-то работал Брежнев, вот он и хлопочет насчет ордена. Никита Сергеевич согласился наградить завод орденом, но велел представление прислать в конце года.

Из Москвы позвонил Брежнев. Сразу спросил Шелеста, состоялся ли разговор о награждении завода. Потом стал расспрашивать, о чем вообще говорил Хрущев. Поинтересовался: а о нем, о Брежневе, Никита Сергеевич ничего не говорил?

«Я стал замечать, — записал в дневнике Шелест, — что каждый раз Брежнев как-то ревностно-тревожно относится к моим встречам с Хрущевым, что он „смертельно-панически“ боится Хрущева».

В начале октября 1964 года член президиума и секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев во главе советской делегации приехал в Восточный Берлин, чтобы принять участие в праздновании пятнадцатилетия ГДР.

В один из вечеров советский посол Петр Андреевич Абрасимов устроил обед в честь высокого гостя, на который пригласил певицу Галину Павловну Вишневскую и виолончелиста Мстислава Леопольдовича Ростроповича.

Знаменитая пара лицезрела Брежнева в первый раз.

«Весь вечер я сидела рядом с ним, — вспоминала Вишневская, — и он, как любезный кавалер, всячески пытался развлечь меня, да и вообще был, что называется, в ударе.

Хорошо одетый, черноволосый нестарый мужчина, — ему тогда было пятьдесят семь лет, — энергичный и очень общительный, компанейский. Щеголял знанием стихов, особенно Есенина:

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…

Прочитал его за весь вечер несколько раз, — должно быть, очень любимое. Пил он не много, рассказывал анекдоты и даже стал петь смешные частушки, прищелкивая пятками, руками изображая балалайку, цокал языком и на вятском наречии пел довольно приятным голосом. И это не были плоские потуги, нет, это было артистично и талантливо. Кто-то из присутствующих провозгласил тост:

— Леонид Ильич, за вас!

— Нет, что там за меня пить, мы выпьем за артистов. Что такое политики, сегодня мы есть, а завтра нас нет. Искусство же — вечно. Выпьем за артистов!

Потом попросил меня спеть что-нибудь, и я спела песню Любаши из „Царской невесты“. Я его рассматривала тогда без пристрастия, не предполагая, какой пост он займет в государстве. И мне, и Славе было приятно в тот вечер быть в его обществе…»

Через несколько дней Леонид Брежнев стал первым секретарем ЦК КПСС. Удивились не только Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, но и многие люди, близко знавшие Брежнева. Он казался неподходящей фигурой на роль первого человека в стране. По словам дочери Хрущева Рады Никитичны, это был «милый, несколько сентиментальный человек».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ НА ВЕРШИНЕ ВЛАСТИ МЕСТО ТОЛЬКО ДЛЯ ОДНОГО

Во главе страны встали трое — Леонид Ильич Брежнев, избранный первым секретарем ЦК, Алексей Николаевич Косыгин — председатель правительства и Николай Викторович Подгорный, который фактически занял ключевой пост второго секретаря ЦК, а через год стал председателем президиума Верховного Совета СССР.

Но и остальные члены президиума ЦК почувствовали себя увереннее, не то что в хрущевские времена. Они получили возможность беспрепятственно выражать свое мнение. Брежнев никого не ограничивал и не прерывал. Даже сам установил такой порядок: все должны высказаться по каждому вопросу. И учитывал мнение коллег. Отдельно остановился на освещении работы руководителей страны в средствах массовой информации:

— Надо показывать коллективный разум, не восхвалять одну личность. Хватит с нас культов.

Через месяц после ухода Хрущева, 16 ноября 1964 года, состоялся пленум ЦК. С докладом выступил Подгорный. Заметим: это редчайший случай, когда доклад на пленуме поручали сделать не первому секретарю.

Доклад Подгорного назывался так: «Об объединении промышленных и сельских областных, краевых партийных организаций и советских органов». Тем самым было покончено с одной из главных хрущевских идей — разделить областные партийные комитеты на сельские и промышленные.

После отставки Никиты Сергеевича два обкома опять сливали в один. В каждой области создавалось оргбюро по объединению партийных комитетов. Предстояло решить, кто из двух первых секретарей станет хозяином области и что делать с другим. Как правило, секретари промышленного и сельского обкомов успевали перессориться.

Парткомы производственных колхозно-совхозных управлений преобразовали в районные комитеты партии. Новое руководство восстановило проверенную сталинскую систему управления.

На пленуме обсуждался еще один вопрос, о котором рядовых коммунистов не сочли нужным оповестить.

В председательское кресло пересел Подгорный:

— Переходим, товарищи, к следующему вопросу — об итогах переговоров и консультаций с некоторыми братскими партиями, которые состоялись в ноябре сего года в Москве. Слово предоставляется товарищу Брежневу.

Леонид Ильич коротко доложил о беседах с товарищами по мировому коммунистическому движению, которые приезжали узнать, что означает отставка Никиты Сергеевича Хрущева.

Подгорный спросил для проформы:

— Товарищи, будем ли мы открывать прения по сообщению?

В самой постановке вопроса уже содержался ответ. Зал соответственно реагировал:

— Нет.

— Тогда, товарищи, есть предложение принять такое решение, если оно будет приемлемо, — сказал Подгорный. — Давайте его обсудим.

Он зачитал:

«Заслушав сообщение первого секретаря ЦК КПСС товарища Брежнева об итогах переговоров и консультаций с некоторыми братскими партиями, пленум ЦК КПСС постановляет — одобрить деятельность президиума ЦК КПСС на переговорах с делегациями братских партий».

— Правильно, — дисциплинированно откликнулся зал и даже стал аплодировать.

Подгорный спросил:

— Добавлений, поправок каких-нибудь нет?

Поправок не оказалось.

— Тогда будем голосовать, — объявил Подгорный. — Кто за проект решения, который я зачитал, прошу поднять руки. Прошу опустить. Кто против? Кто воздержался? Принимается единогласно.

Брежнев, поменявшись с Подгорным местами, сказал:

— Я хотел бы предложить следующее. Мы в информационном сообщении о пленуме ЦК не будем упоминать, что Брежнев выступал по этому вопросу. Это не нужно. Это первое. Вы с этим согласны?

Пленум не возражал.

— И второе, — продолжал Леонид Ильич. — Исходя из сложности и важности вопросов и в первую очередь из принципов нашей партийной дисциплины и порядка, мы обращаемся еще раз ко всем вам, и к себе и к вам, с таким призывом. Давайте, товарищи, впредь строжайшим образом придерживаться того, что это является достоянием только членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов Центральной ревизионной комиссии. Мы считаем своим долгом сказать об этом потому, что, к сожалению, имели место нежелательные факты. Не успели мы обсудить важный вопрос, о котором не должны знать посторонние, как на второй день агентство Рейтер сообщает о том, что происходило. Порой это создавало нам немалые затруднения и наносило серьезный вред делу. Поэтому хотелось бы быть уверенным, что все мы как члены нашей великой партии будем свято хранить партийную тайну, особенно когда члены ЦК подчеркивают важность неразглашения того или иного вопроса…

Режим секретности распространялся и на членов Центрального комитета. Формально они были допущены до высших секретов. Члены ЦК получали протоколы заседаний политбюро. Фельдъегери привозили им большие красные книги, когда одну, когда две, когда сразу три. За них расписывались в специальных документах.

— Но на самом деле в этих протоколах ничего секретного не было, — рассказывал мне Николай Григорьевич Егорычев, который был первым секретарем Московского горкома и членом ЦК. — В них фиксировалось, например, решение обратиться с каким-то заявлением, потом его публиковали, или назначить кого-то послом, или разрешить такой-то республике провести такое-то мероприятие… А чаще всего было написано так: вопрос номер такой-то — смотри «Особая папка». Все вопросы обороны, военно-промышленного комплекса, внешней политики — этого членам ЦК знать не полагалось…