Крыжановский Жемер - Тибетский лабиринт

• Название: Тибетский лабиринт
• Автор: Крыжановский Жемер
• Жанр: Шпионский детектив

Шпионский роман, в лучших традициях жанра, открывающий перед читателями секреты мировых закулисных игр. Его герои - реальные персонажи мировой истории и науки, кровавый Лаврентий Берия и лидеры оккультного фашистского института "Аненербе". СССР и Германия конца 1930-х годов. Великая битва за власть разворачивается не только на полях войны. Советский ученый Герман Крыжановский стоит перед выбором - лагерь или ремесло шпиона. Выскользнув из лап Берия, он отправляется в Германию с заданием спецслужб. И становится первым европейцем, перед которым открываются двери Лхасы, духовной столицы Тибета. Взгляды Гитлера и Сталина прикованы к Тибету в поисках мистической Шамбалы. Их цель - таинственный лабиринт, открывающий доступ к оккультным знаниям, а значит, и к власти над миром. Разведки трех держав считают Крыжановского пешкой в своей игре, но все не так просто...

---

Увы, покоем эта остановка не одарила - через некоторое время донеслась громкая ругань. Крыжановский вышел на шум. Любопытная картина открылась профессору: проводник-индус, ожесточенно жестикулируя, пытается отогнать от вагона лысого старика со скверной бородкой и слезящимися глазами, в котором легко угадывается монах-буддист, но одежда монаха слишком грязна даже для бродяги. Крыжановский закурил и окликнул проводника. Тот немедленно взмолился:

- Почтенный саиб, помогите прогнать этого человека, он не желает меня слушать! У него нет билета, но саиб Дранат…

«Начальник поезда, наверное…», - отметил Герман на всякий случай.

- …саиб Дранат разрешил пустить, а он не желает идти в общий вагон, вбив себе в голову, что здесь едут его «коллеги»!

- Коллеги? - удивленно рыкнул Шеффер, выросший из-за спины Крыжановского. - Так кто же ты такой, старик?

- Я - агпа, - сказал монах.

- Он - агпа, - со вздохом подтвердил проводник, будто это все разъясняло.

На вопрошающий взгляд руководителя экспедиции Герман отвечать не спешил.

- Может статься, и впрямь - коллега, - пробормотал он задумчиво, и Эрнст сейчас же решил:

- Пустите старика!

Проводник посторонился, и монах неспешно поднялся в тамбур. Крыжановский проводил его подозрительным взглядом и, вернувшись в купе, некоторое время безучастно наблюдал в окно, как медленно сдвинулись с места, а затем пропали неказистые строения - отойдя от станции, поезд стал набирать ход.

Проплывающий мимо ландшафт никоим образом не свидетельствует о близости Гималаев: в нескольких километрах от путей титанической лестницей распластались ровные ряды чайных плантаций; чуть дальше, на гребне холма, змеятся чахлые деревца. Все это тонет в пыльной дымке. Но вдруг над пригорком на единственное мгновение вспыхивает белоснежный горный пик. И тут же гаснет.

- Каждый раз по приезду сюда приходится отвыкать от цивилизованной жизни, - объявил внезапно появившийся в дверях Шеффер. - Представляю, что сделали бы в Германии с начальником поезда, допусти тот отставание от графика хотя бы на десять минут. А здесь подобное - в порядке вещей: лишь четверть пути проехали, а уже задерживаемся на три десятка минут. Да и вообще, возвращаясь в Азию, думаешь: вот, я знаю многое о здешних местах, но все время оказывается, что ничего не знаю. К примеру, этот наш загадочный «коллега» - агпа, или как там его? Я дважды побывал в Тибете, но ни про каких агп слышать не доводилось. Кстати, я для того и зашел, чтобы спросить - не желаешь ли проведать почтенного старца? Для развлечения в дороге, так сказать - может, услышим что-нибудь интересное.

…Искать пришлось недолго - в вагоне оставалось свободным лишь последнее купе, что у нужника. Именно оттуда доносился тихий заунывный бубнеж. Перед мысленным взором Крыжановского возникла картина смиренного старца, творящего благодарственную молитву за посланных ему добросердечных европейцев. Реальность оказалась проще. Старый монах сидел на койке у окна, жевал какую-то ветку, подобно тому, как европейцы обычно жуют мундштуки своих папирос, и упражнялся в горловом пении. Выходило из рук вон, но это, пожалуй, волновало бродягу меньше всего на свете.

- Почему я вступился за тебя, старик? - спросил Шеффер на дурном тибетском, однако монах понял и ощерился:

- Видно, кушо знает цену сединам. Но вы пришли спрашивать не об этом. Спрашивайте. Агпа ответит, если сможет.

- Ты скажешь, наконец, что означает это проклятое слово - агпа? - спросил Шеффер у Крыжановского.

- Каста заклинателей, вроде магов. Путешествуют по миру, предлагая за плату свои услуги.

Ученые разглядывали старика, он платил им тем же.

- Когда один военачальник решил обрезать волосы Брахмы…

…Крыжановский на миг озадачился, но быстро сообразил, что имел в виду монах…

- …решил вычерпать воды Брахмапутры, то вскоре обнаружил - как ни старайся, а большая часть утекает сквозь пальцы.

- К чему это он? - спросил Шеффер.

- Торопит, - пояснил Герман по-немецки.

- Ну что ж, - пробормотал Шеффер и плюхнулся на койку напротив старика. - Дорога длинная, я не прочь послушать какую-нибудь из тех замечательных тибетских сказок, которыми меня уже не раз развлекали местные аборигены. Правда, я их все позабыл напрочь.

Германа же сказки не интересовали. Вновь приобретенная подозрительность заставляла обратить внимание на одно совпадение, незамеченное другими.

- Скажи, уважаемый агпа, а давно ли ты знаком с саибом Дранатом?

- Никогда не слышал такого имени.

- Это тот, кто разрешил тебе путешествовать без билета. С каких пор у незнакомых людей, к тому же принадлежащих к разным религиям, принято оказывать друг другу столь значимые благодеяния?

- Вы тоже не поскупились, а я ведь даже не просил о благодеянии, - пожал плечами агпа.

- Значит, саиба Драната ты все же попросил? Каким, интересно, способом? - продолжил допытываться Крыжановский.

Ответом ему было заунывное горловое пение.

- Поезд простоял на станции лишних полчаса, и не тронулся с места, пока старик не поднялся в вагон, - перешел Герман на немецкий.

- Бьюсь об заклад, ты заподозрил бродягу в способности к внушению, - рассмеялся Шеффер. - Ну, этим меня не удивить, подобных сказок я наслушался сверх всякой меры. Помню одну историю про то, как Таши-лама…, извиняюсь, как Панчен-лама гостил у амбаня, и там его попросили продемонстрировать искусство внушения…

- Погоди-ка, Эрнст, давай лучше узнаем у нашего «коллеги», что ему известно о внушении.

«Коллеге» явно кое-что было известно о сути вопроса.

- Можно сделать, как вы просите, - заявил он охотно. - Только заклинать столь высокообразованных господ очень трудно. Вот если бы вы приказали принести постный ужин, благодарность моя стала бы безмерна, а возможности почти безграничны.

Улыбка монаха не внушала доверия, а в речи явно присутствовала какая-то двусмысленность. Нести ужин, однако, распорядились - интересно же.

Вскоре выяснилось, старик действительно кое-что умеет: горка коричневого жареного риса дематериализовалась с принесенного проводником блюда буквально мгновенно. Что до заклинания мыслей, то…

…В дверях показался господин Каранихи и спросил:

- Саибы, я пришел засвидетельствовать почтение знатному ученому гостю: подскажите, где я могу найти этого мудрого человека. - Взгляд переводчика мазнул по монаху, будто не замечая.

- Это ты про него, что ли, про агпу? - спросил Шеффер.

- Не знаю, о ком вы говорите, я пришел засвидетельствовать…

- Так вот же твой ученый гость! - рявкнул Шеффер, показывая на бродягу.

Каранихи непонимающе захлопал глазами:

- Саиб пошутил, но я по недомыслию не могу понять его шутки - там никого нет!

Шеффер с Крыжановским не успели изумиться, потому что в дверной проем втиснулась рельефная фигура Сигрида Унгефуха, облаченного в армейские штаны и майку.

- Проснулся и не могу понять, что меня разбудило. Оберштурмфюрер, вы не звали меня? - спросил эсесовец, обводя взглядом купе. И также скользнул по старику, словно не замечая.

- Позвольте, да неужто и вы тоже не видите этого…мудрого человека?! - вскричал Шеффер.

Старик мурлыкнул сыто и с глаз Унгефуха и Каранихи спала пелена - вдруг на койке у самого окна, на европейский манер закинув ногу на ногу, материализовался бродячий монах.

- Мудрый человек, говорите? Хм, да он просто оборванец, - хмыкнул Унгефух и с достоинством удалился. Переводчик, напротив, остался стоять столбом, таращась на старика.

- Эрнст, - сказал Герман удовлетворенно. - Ты нуждался в подтверждении ментального воздействия? Пожалуйста, в лучшем виде.

Шеффер не возражал - он лишь потрясенно качал головой.

- Мы даже не достигли Тибета, но уже столкнулись с чудом. То ли еще ждет впереди… - сказал Крыжановский мечтательно.

- Лично мне не по себе стало, как только представил, что старик может и меня как этих двоих…, - буркнул Шеффер зло. - Поражаюсь, что тебе удается сохранять спокойствие и бодрость духа. Настоящий нордический темперамент. Куда там подевался гауптшарфюрер, что сомневался в твоем арийском происхождении - пусть бы полюбовался…

- Спасибо за добрые слова, Эрнст, но тут дело не в арийском темпераменте - просто мне кое-что известно о буддийских монахах. Уверяю, эта братия - мирная и неопасная.

- Объяснись! А то, стыдно сказать, не я тебя, а ты меня постоянно просвещаешь относительно местных нравов и обычаев.

Глубоко вдохнув, Герман приступил:

- Буддийское учение разделяет человечество на две части: нан-па¬, «расположенные внутри», то есть, собственно, буддисты и чи-па, «расположенные снаружи», то есть - не буддисты. Однако сами буддисты еще членятся на две подгруппы. Первая - это миряне, обязанные исполнять лишь пять заветов Будды: не убивать, не красть, не развратничать, не лгать и не пьянствовать; вторая подгруппа - это послушники и монахи. Для монахов, живущих в монастырях, обязательны все девять заветов Будды, добавляющие к запретам трапезу в неположенное время, участие в таких развлечениях как танцы, песни и театральные представления, также им нельзя пользоваться украшениями и косметикой. Ну, а для полного счастья запрещено спать на высоком или просторном ложе, да принимать от мирян золото и серебро. Другое дело - нищенствующие, бродяжничающие монахи. Как любое духовное лицо на Востоке, они пользуются у населения огромным уважением, но несут несколько иное бремя, нежели их монастырские собратья. Бродячие монахи плохо следуют основным заветам Будды, зато свято блюдут собственные обеты - обеты, данные перед лицом Благословенного, один на один.