Нестор Махно - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Нестор Махно
• Жанр: Биографии и Мемуары

Фигура анархиста Нестора Махно (1889–1934) противоречива и неоднозначна. Батрак, рабочий, арестованный и сосланный за участие в революции 1905 года, организатор «Революционной повстанческой партии Украины», воевавшей и против войск Деникина и Врангеля, политик, на совести которого немало жестоких дел, человек мятущийся, многого так и не понявший, таким предстает Махно в своих воспоминаниях.

Книга представляет интерес для широких кругов читателей.

---

Еще более потрясающей была сцена расстрела Моисея Калениченко.

Всего через день-два после убийства Емельяна Махно власти узнали, что Моисей Калениченко находится в Гуляйполе. Калениченко был анархист, из крестьянской семьи. Один из лучших мастеров-механиков в Гуляйполе. Один из честнейших и мирнейших людей в районе. При организации гуляйпольскою группою анархо-коммунистов отрядов против экспедиционного нашествия, он по постановлению группы принял энергичное участие в этой работе. Во время одной поездки он упал с лошади и сломал себе ногу. Это обстоятельство принудило его остаться в Гуляйполе, в постели, в доме своих братьев.

Теперь по доносу все тех же «социалистов» власти его нашли. Но, зная о возмущении населения за дикий расстрел Емельяна Махно, они решили теперь для вида запросить мнения о Калениченко у общества. Был поставлен вопрос:

– Хто такий Калениченко: злодiй чи добрий чоловiк?

Оставшееся неарестованным трудовое население ответило, что оно за Моисея Калениченко ручается как за хорошего гражданина села Гуляйполя. Но командование с этим ответом не считалось. Оно заслушало мнение о М. Калениченко собственников-землевладельцев Резника, Цапко, Гусененко, купцов Митровниковых, хозяина мыловаренного завода Ливинского, которые доносили: Моисей Калениченко – «злодiй», он был членом Гуляйпольского революционного комитета и помощником Нестора Махно в организации черни.

Немецко-австрийское командование на Украине в это время устанавливало закон о том, что Украина есть немецкий «тыл», и подумывало просто превратить ее в неотъемлемую часть своего отечества. Оно нашло, конечно, лучшим признать вместе с землевладельцами, помещиками и купцами товарища Калениченко «злодеем». Оно распорядилось расстрелять его. Товарищ Калениченко был убит.

Его вывезли в Харсунскую балку в Гуляйполе и поставили у края оврага. Шесть человек в форме рядовых немецких солдат дали по нем залп. Он тяжело, но не смертельно раненный упал. Собравшиеся неподалеку крестьяне и крестьянки бросились убегать, ругая убийц. Но скоро они остановились и стали смотреть в сторону совершавшегося преступления. Раненый поднялся и закричал:

– Убивайте же, убийцы, скорее!

Раздалась команда из группы трех крутившихся тут офицеров и по Калениченко дали другой залп. Он снова упал, корчась, опрокинулся на другую сторону и снова начал подыматься. Но в это время к нему подскочил один из офицеров (слухи были, что это был помещик Гусененко, переодетый в офицерскую форму) и в упор выстрелил в него, целясь, видимо, в висок, но попал в щеку. Калениченко снова упал, но тотчас приподнялся на колени и, маша руками, кричал:

– Убивайте же, палачи, не мучьте!..

Неизменных шесть солдат дали еще подряд два залпа. Один, когда Калениченко еще стоял, другой уже в лежачего. Тело его было изрешечено пулями.

Кошмарная смерть постигла и товарища Степана Шепеля. Он тоже крестьянин-анархист, можно сказать, мой воспитанник. Я ввел его в свой кружок и затем в группу. Он был сын хорошей, мирной, трудовой крестьянской семьи. После нашей таганрогской конференции он вернулся вместе с моим братом Саввой Махно и Семеном Каретником нелегальными путями в Гуляйполе для подпольной организационной работы. В одну из ночей Степан пошел домой, чтобы помочь жене и деткам своим, которых было четверо, расчистить от сорных трав ток для молотьбы. Он был выслежен шпионами и на следующую ночь схвачен немецко-австрийским ночным патрулем именно за этой домашней работой.

Как и всех революционеров в Гуляйполе, власти расстреляли его днем, на глазах у населения.

Перед расстрелом мужественный Шепель сказал своим убийцам:

– Сьогоднi ви вбиваэте мене за мою вiрнiсть свопм братам працьовникам. Цим ви викликэте нас, анархiстiв-комунiстiв, на шлях помсти! Я вмираю за правду анархiп. Вмираю вiд рук слiпих але пiдлих катiв революцiп. За це завтра моп товарищi вбъють вас…

Товарищ Степан Шепель, как и Моисей Калениченко и мой брат Савва Махно, были все очень преданы делу нашей группы и участвовали во всех ее революционных делах среди крестьян и вместе с крестьянами. Поэтому отсутствие их в эту грозную минуту возле меня, когда к тому же не было еще других моих друзей и товарищей из числа отступивших в Россию, особо остро чувствовалось.

Товарища Павла Коростелева (он же Хундай) избили прикладами и шомполами так, что он через несколько дней умер.

Секретаря нашей группы А. Калашникова и Савву Махно со многими беспартийными революционными крестьянами не расстреляли только потому, что среди богатеев, немцев, помещиков и кулаков-крестьян пронесся слух, что Нестор Махно вернулся из России и ведет усиленную подпольную организацию вокруг Гуляйполя с целью поднятия восстания против них. Они, лицемеря перед трудовым населением Гуляйполя и его района, хотели показать этому населению, что стоят вместе с ним за то, чтобы крестьян-революционеров во главе с Саввой Махно и А. Калашниковым не убивали. Но крестьяне отлично видели и понимали их лицемерие.

Их, действительно, не убили, а посадили в тюрьму вместе с сотнями других ни в чем не виновных крестьян. Все они при низвержении Центральной рады остались в тюрьмах, перейдя «по наследству» гетманщине.

Товарищи крестьяне хотели еще многое рассказать мне об учиняемых над революцией и жизнью лучших ее сынов насилиях. Но я дальше не мог их слушать. Их рассказы настолько взвинтили меня, настолько истерзали мне сердце, что я в этот вечер никак не мог успокоить себя, успокоить их, рассказчиков, рыдавших предо мною, словно дети. С огромным трудом я овладел собою. И, помню, сказал всем собравшимся:

– Все то, о чем я вам, друзья, говорил, и все то, что вы мне рассказали, все это, вместе взятое, повелительно говорит нам о том, что мы не имеем никакого права сидеть сложа руки. Мы должны стараться группировать свои силы, силы широкой крестьянской массы, на основе одного лозунга: восстание против немецко-австро-гетманского произвола в стране за возрождение и развитие революции во имя полного освобождения крестьян и рабочих, всех тружеников деревни и города от власти помещика и фабриканта, а также их слуги – государственной власти вообще.

В связи с этим лозунгом мы тут же постановили признать необходимым с завтрашнего же дня организовать по районам в Гуляйполе инициативные группы в три-пять человек каждая. Эти группы в своей подпольной работе по организации населения совершенно свободны, но тесно связаны между собою через своих уполномоченных. А эти уполномоченные связываются непосредственно со мною и таким образом направляют всю работу групп к одной цели: цели объединения вокруг революционного Гуляйполя широкого трудового населения районов и поднятия его на беспощадную борьбу против гетманщины и немецко-австрийских контрреволюционных армий.

Так была заложена вторично под моим идейным и организационным руководством гуляйпольскими крестьянами-анархистами крестьянская революционная организация для борьбы с контрреволюцией.

На этом решении мы закончили наше ночное собрание.

* * *

Я рвался на Украину для новой организации крестьянских отрядов и вольных батальонов революции, для того, чтобы прежде всего с их помощью добыть как можно больше оружия у врагов революции и затем поднять против этих последних все трудовое население сперва в Гуляйполе и его районе, потом во всей Запорожско-Приазовской местности, трудовое население которой, по моим наблюдениям 1917 и весны 1918 годов, казалось мне наиболее революционно-бунтарским и наиболее способным на то, чтобы на него опереться в поднятии революционного крестьянского восстания по всей Украине.

Этой идеей я руководствовался и при отступлении из Украины в апреле, и при организации таганрогской конференции, и на самой конференции. Во имя ее я в спешном порядке направил из Таганрога на Украину ряд товарищей и возвратился сам на Украину.

Однако теперь, узнав подробности об аресте и расстрелах упомянутых товарищей, я, приступая к намеченной работе, в то же время как будто забыл об этой идее… Я невольно стал отыскивать средства для отмщения палачам, казнившим моих друзей и товарищей, этих безымянных честных сынов социальной революции.

Я отыскал несколько бомб и решил взорвать в Гуляйполе штабы немецко-австрийского командования и гетманской державной варты.

Так как совсем один я выполнить этот акт технически не мог, я начал подготавливать к нему двух человек, женщину и мужчину, которые нужны были мне только как помощники по подготовке акта. Совершить же его я считал своей обязанностью и готовился выполнить его.

Но в этот момент на горизонте нашей подпольной жизни и работы всплыли новые условия, снова прервавшие все мои начинания.

Через день после только что описанного мною собрания мы сошлись с крестьянами снова в другом месте. На этот раз среди нас находились и представители от сел Воздвиженки и Воскресенки. Воскресенцы нам сообщили, что они прочитали крестьянам мои письма, переданные им гуляйпольцами. Крестьяне решили действовать согласно им. Я испугался. Испугался потому, что письма мои из Рождественки были писаны только для своих близких. Они же пустили их по селам и этим, естественно, открыли мое пребывание под Гуляйполем.