Николай Суханов - Записки о революции

• Название: Записки о революции
• Автор: Николай Суханов
• Жанр: История

Несмотря на субъективность, обусловленную политическими взглядами автора, стоявшего на меньшевистских позициях, «Записки о революции» Н.Н.Суханова давно признаны ценным источником по истории революционного движения в Петрограде в 1917 году.

Мемуары помимо описания масштабных событий содержат малоизвестные факты о закулисных сторонах деятельности мелкобуржуазных партий, остроумные характеристики политических деятелей, любопытные наблюдения о быте, нравах психологии людей того времени.

Издание рассчитано на всех, кто интересуется историей России.

---

Делегаты нервно бегали по фракциям и коридорам, собирались в кучки, загораживая проход, сплошной толпой стояли в буфете. Всюду мелькали винтовки, штыки, папахи. Усталая охрана дремала на лестнице; солдаты, матросы, красногвардейцы сидели на полу коридора, прижавшись к стенам. Было душно, грязно… Съезд открывался далеко не в торжественной обстановке; он открывался среди огня и, казалось, среди самой спешной и черной деловой работы.

Только к одиннадцати часам стали звонить и созывать в заседание. Зал был уже полон все той же серой, черноземной толпой… Бросалась в глаза огромная разница: Петербургский Совет, то есть, в частности, его рабочая секция, состоявшая из Петербургских середняков-пролетариев, в сравнении с массой второго съезда казалась римским сенатом, который древний карфагенянин принял за собрание богов. С такой массой, с авангардом петербургского пролетариата, кажется, на самом деле можно соблазниться попыткой просвещать старую Европу светом социалистической революции. Но этот несравненный тип есть исключение в России. Рабочий-москвич отличается от петербургского пролетария, как курица от павлина. Но и москвич, мне знакомый не меньше, чем петербуржец, не ударит лицом в грязь и шит не лыком… Тут же, на съезде, зал заполняла толпа совсем иного порядка. Из окопов и из медвежьих углов повылезли совсем сырые и темные люди; их преданность революции была злобой и отчаянием, а их «социализм» был голодом и нестерпимой жаждой покоя. Это был неплохой материал для экспериментов, но эксперименты с ним были рискованны.

Зал был полон этими мрачными равнодушными лицами и серыми шинелями. Через густую толпу, стоявшую в проходе, я пробирался вперед, где для меня должно было быть занято место. В зале не то было опять темновато, не то клубы табачного дыма заслоняли яркий свет люстр между белыми колоннами… На эстраде не в пример вчерашней пустоте толпилось гораздо больше людей, чем допускали элементарный порядок и организованность… Я искал глазами Ленина, но, кажется, его не было на эстраде… Я добрался до своего места в одном из первых рядов, когда на трибуну вошел Дан, чтобы открыть съезд от имени ЦИК.

За всю революцию я не помню более беспорядочного и сумбурного заседания. Открывая его, Дан заявил, что он воздержится от политической речи: он просит понять это и вспомнить, что в данный момент его партийные товарищи, самоотверженно выполняя свой долг, находятся в Зимнем дворце под обстрелом.

У Аванесова в руках был готовый список президиума. Но представители меньшевиков и эсеров заявляют, что они отказываются участвовать в нем. От имени нашей фракции кто-то сделал заявление, что мы «пока воздерживаемся» от участия в президиуме, впредь до выяснения некоторых вопросов. Президиум составляется из главных большевистских лидеров и из шестерки левых эсеров. Они едва рассаживаются – от тесноты и беспорядка на эстраде… В течение всего съезда председательствует Каменев. Он оглашает порядок дня: 1) об организации власти, 2) о войне и мире, 3) об Учредительном собрании…

Слова о порядке дня требует Мартов.

– Прежде всего надо обеспечить мирное разрешение кризиса. На улицах Петербурга льется кровь. Необходимо приостановить военные действия с обеих сторон. Мирное решение кризиса может быть достигнуто созданием власти, которая была бы признана всей демократией. Съезд не может оставаться равнодушным к развертывающейся гражданской войне, результатом которой может быть грозная вспышка контрреволюции.

Выступление Мартова встречается шумными аплодисментами очень большой части собрания. Видимо, многие и многие большевики, не усвоив духа учения Ленина и Троцкого, были бы рады пойти именно по этому пути. Ленин же с Троцким ныне были вполне единодушны. Мы ведь хорошо помним различия между ними на первом советском съезде и много позже. Теперь, в октябре, Троцкий, испытывая рецидив своих идей 1905 года, неудержимо полетел в раскрытые объятия Ленина и слился с ним вполне. Большевистская масса еще недостаточно понимала великие идеи своих вождей и довольно дружно аплодировала Мартову.

К предложению Мартова присоединяются новожизненцы, фронтовая группа, а главное – левые эсеры… От имени большевиков отвечает Луначарский: большевики ровно ничего не имеют против, пусть вопрос о мирном разрешении кризиса будет поставлен в первую очередь. Предложение Мартова голосуется. Против – никого.

Никакого риска для большевиков тут нет. На съезде, как и в столице, они – хозяева положения. Но все же дело оборачивается довольно благоприятно… Ленин и Троцкий, идя навстречу своей собственной массе, вместе с тем выбивают почву из-под ног правых: уходить со съезда, когда большинство согласилось вместе обсудить основные вопросы, считавшиеся уже предрешенными, – это не только кричащий разрыв с Советом и с революцией ради все тех же старых, дрянных, обанкротившихся, контрреволюционных идей; это уже просто бессмысленное самодурство контрреволюционеров. Если меньшевики и эсеры уйдут сейчас, то они поставят крест на самих себе и бесконечно укрепят своих противников… Надо думать, правая сейчас этого не сделает, и съезд при колеблющемся большинстве станет на правильный путь создания единого демократического фронта.

Но меньшевики и эсеры это сделали. Ослепленные контрреволюционеры не только не видели контрреволюционности своей линии, но и не замечали совершенной абсурдности, недостойной ребячливости своих действий… После того как было принято предложение Мартова, но раньше, чем его начали обсуждать, от имени меньшевистской фракции выступил ее представитель – будущий большевистский сановник и канцелярский буквоед Хинчук:

– Единственный выход – начать переговоры с Временным правительством об образовании нового правительства, которое опиралось бы на все слои… (в зале поднимается страшный шум, возмущены не только большевики, оратору долго не дают продолжать)… Военный заговор организован за спиной съезда. Мы снимаем с себя всякую ответственность за происходящее и покидаем съезд, приглашая остальные фракции собраться для обсуждения создавшегося положения.

Это блестящее выступление сейчас же оборачивает настроение против «соглашателей». Большевистская масса сжимается вокруг Ленина. Негодование выражается очень бурно. Слышны крики:

– Дезертиры!.. Ступайте к Корнилову!.. Лакеи буржуазии!.. Враги народа!..

Среди шума на трибуне появляется эсер Гендельман и от имени своей фракции повторяет то же заявление… Настроение в зале еще поднимается. Начинаются топот, свист, ругань.

На трибуне Эрлих: он присоединяется от имени Бунда к эсерам и меньшевикам… Зал начинает выходить из берегов. «Чистые» уходят небольшими группками, но это почти незаметно. Их провожают свистом, насмешками, бранью… Подобие порядка окончательно исчезает. На эстраде, где остается Мартов за невозможностью выбраться и передвигаться, толпа навалилась на плечи членам президиума. Скоро она так окружит оратора, что не будет видно, кто говорит.

«Чистые» ушли… Что же, теперь без них будет обсуждаться предложение Мартова? Теперь это утеряло львиную долю своего смысла. Но, кажется, пока и не до этого. Градом посыпались «внеочередные заявления» от имени всяких организаций и от имени самих ораторов… Пресловутый правый меньшевик Кучин, всегда выпускаемый от имени фронта, также обвиняет большевиков в противонародном военном заговоре и также со своей «фронтовой группой» покидает съезд. Его, по обыкновению, сейчас же разоблачают: он был избран в армейский комитет восемь месяцев назад и уже полгода не выражает мнения армии. Фронт идет вместе с большинством съезда. Кроме фронтового меньшевика выступал фронтовый эсер. Но собрание уже начинало терять терпение.

Вышел Абрамович «от группы Бунда». Во-первых, он повторяет Эрлиха. Во-вторых, сообщает: начался обстрел Зимнего дворца; меньшевики, эсеры, крестьянский ЦИК и городская дума решили идти к Зимнему и подставить себя под пули.

Это очень эффектно и драматично, но решительно не вызывает сочувствия. Среди шума выделяются насмешки, частью грубые, частью ядовитые… Однако до сих пор у нас в революции все же стреляли не каждый день. На очень многих сообщение Абрамовича произвело тягостное впечатление. Но его рассеял Рязанов, заявивший от имени Военно-революционного комитета:

– Часа полтора тому назад к нам явился городской голова и предложил взять на себя переговоры между Зимним дворцом и осаждающими. Военно-революционный комитет послал своих представителей. Таким образом, он делает все, чтобы предупредить кровопролитие.

Рязанов известен всем как человек, не склонный к кровопролитию. Ему верят… Но когда же начнется обсуждение предложения Мартова?

Его, по-видимому, начинает сам Мартов, когда получает слово среди бесконечной серии внеочередных заявлений.