Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)

• Название: Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)
• Автор: Мэри Фитт
• Жанр: Детектив

---

Господи, я же почти ничего не знал о Марселе! Я уже понял, что он способен на необычные романтические поступки, которые всякий нормальный человек назвал бы неблагоразумными. Но я знал, что он до мозга костей актер и, не побоюсь этого слова,- еще и позер. Но не слишком ли я придираюсь к нему? Разве откажешь ему в настоящей честности, которой может похвастаться далеко не каждый? Если даже и так, все равно он бесшабашный малый. Иначе не явился бы в дом под чужим именем. И чувство юмора у него специфическое. Иначе он не додумался бы до такого: подарить просто так, за здорово живешь, огромное состояние почти незнакомому студенту, случайному своему приятелю. И ради чего? Чтобы порадоваться тому, как обомлеют от ужаса тетя Сюзан и ее дрессированный муженек. К Джиму у него тоже свои счеты, вот уж с кого ему будет приятно сбить спесь, унизить. Ну а Урсулу он, при желании, всегда сможет утешить.

...Как ни кинь, выходило, что он, возможно, действительно не шутил и что у него даже были свои резоны устроить такой сюрприз.

Я стал думать о технической стороне дела. Законники наверняка станут вставлять палки в колеса, отговаривать Марселя от столь эксцентричной прихоти. Но их уговоры лишь сильнее его раззадорят, заставят стоять на своем. Денег у него и так хватает, так что он не отступится от своей безумной идеи. Так или иначе, процедура оформления наследства займет уйму времени. Юристам придется немало повозиться с проработкой целых двух завещаний. Сначала нужно хорошенько разобраться с завещанием первым, которое оставил Джеймс Алстон, тоже не самое типичное. Впрочем, с ним, возможно, уже все более или менее утрясено, естественно, кроме суммы налога на наследство, ну и все проверки будут более основательными, из-за убийства наследника. Когда будет подтверждена законность завещания Джеймса Алстона, поверенные возьмутся за наспех составленное завещание Хьюго. Тут тоже потребуется тщательная проверка - имеет ли юридическую силу эта его наскоро составленная записка. Можно ли считать это завещание, написанное на листке гостиничной писчей бумаги, столь же авторитетным документом, что и те, которые пишутся в юридической конторе? Ну да, на пергаментной бумаге с выведенной готическими буквами шапкой: "Сим засвидетельствована последняя воля", а под ней непостижимый для простого смертного многостраничный текст с минимумом запятых и точек.

Что ж, будем надеяться, что в скромненькой записке бедного Хьюго эти казуисты не отыщут ничего крамольного.

Уймись, приказал я себе, об этом думать еще рановато. Вернемся к Марселю. Хватит ли у него терпения ждать, когда закончится вся эта юридическая тягомотина? Как долго оно продлится, оформление такого огромного имения? Месяц, два, полгода, год? К тому времени непоседа Хьюго не сможет даже вспомнить имени некоего студента-медика, которого он жаждал облагодетельствовать. На что ему сдался Джейк Сиборн? У Хьюго есть родители, друзья, невеста, они позаботятся о том, чтобы он оставил свою дурацкую блажь. А впрочем... как знать... Марселя голыми руками не возьмешь. Если он меня не разыгрывал, то мог заранее предпринять какие-то меры, так сказать дающие гарантию...

Сова, долго молчавшая, видимо переваривала несчастную мышку, вдруг снова разразилась диким хохотом. Я перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Это не помогло. Перед моими глазами все равно маячил залитый фантасмагорическим лунным светом парк, и длинный серый фасад, и подъездная аллея, и кованые узорчатые ворота, и даже каменные мартышки на замшелых столбах, и я сам - уже в качестве хозяина всей этой красоты. "Я буду помогать бедным, обязательно,- подумал я, засыпая,- и ни за что не брошу медицину; но если мне не нужно будет зарабатывать деньги..."

На слове "деньги" меня настиг сон.

Глава 13

Утром я проснулся с необычным чувством: будто со мной произошло что-то странное и очень важное, что-то приятное и одновременно пугающее. Только через несколько минут я вспомнил, что это было. Одевался я более тщательно, чем обычно, и дольше расчесывал свои непослушные вихры, потом подсчитал запас чистых воротничков и решил, что неплохо бы купить новый костюм. До сего дня я ни разу не вспомнил о том, что даже не сообщил родителям, где нахожусь. Теперь я решил исправить эту оплошность. Надо срочно с ними связаться, пусть вышлют кое-какие вещи.

В принципе я человек пунктуальный. Но сегодня я не только проспал, не только долго приводил себя в порядок, но и на завтрак явился чуть ли не последним. Урсула, как всегда свеженькая и нарядная, уже позавтракавшая, курила свою утреннюю сигарету и рассеянно листала амбарную книгу с записями расходов.

- Привет!- бросил я ей, усаживаясь за стол, но вместо обычного веселого подтрунивания услышал вежливо-равнодушное:

- С добрым утром,- она мельком посмотрела на меня, даже не улыбнувшись.

Молча налив мне кофе, Урсула снова углубилась в свой гроссбух.

Только немного погодя я заметил, что за столом воцарилась странная тишина, хотя, когда я подходил к двери столовой, оттуда доносилась оживленная беседа. Я огляделся. Все, кроме Урсулы, смотрели на меня, причем как-то странно. Сидевшие напротив меня тетя Сюзан и дядя Биддолф так старательно и так успешно выражали своими взглядами крайнее неодобрение, что я, будто завороженный этой мощной энергией антипатии, не сразу сумел отвести глаза. Конечно же я знал, что их раздражает мое присутствие в доме, их вообще раздражало практически все, а уж тем паче неизвестно откуда взявшийся жалкий студент. Но чтобы вот так открыто терроризировать меня своей неприязнью, в столь едином порыве... до этого еще не доходило. В сравнении с краснолицей тетей Сюзан и бледноликим Биддолфом Джим, накладывавший себе у буфета почки и бекон, выглядел вполне безобидно, поскольку к его вечно недовольному виду я уже успел привыкнуть. Но больше всех меня поразил доктор Пармур, сидевший рядом с Урсулой. По утрам он бывал не в лучшей форме: синие круги под глазами, вялый и даже слегка неряшливый вид, и, однако, доктор неизменно сохранял корректность. Ко мне он относился не то чтобы по-дружески, но нормально, скажем так - с дружелюбным равнодушием. А сегодня он буквально не сводил с меня взгляда. В этих темных глазах с красными воспаленными веками и желтыми белками читалось острое любопытство. Так, вероятно, смотрит бык на тореадора. И еще он смотрел на меня как на диковинно раскрашенного дикаря, причем этот окрас явно его заинтересовал и даже развеселил. Я чувствовал себя очень неуютно под этим пристальным взглядом; я неловко откинулся назад и суетливо поднес к губам чашку с кофе, чтобы хоть немного загородиться.

Марселя не было. Он имел обыкновение завтракать в постели, но что-то подсказывало мне, что сегодня причина его отсутствия была иной. Видимо, это о нем говорили до моего появления, заставившего всех разом умолкнуть. О ком-то, отправившемся на восьмичасовом поезде в Лондон и собиравшемся приехать только вечером. Еще я уловил слова "проконсультироваться у юриста", и решил, что это касается завтрашнего дознания, но теперь я понял, что дознание тут ни при чем... Щеки мои вспыхнули, и сердце бешено забилось: до меня дошло, что Марселя они обсуждали в связи с тем, что "проконсультироваться у юриста" он собрался из-за меня, из-за дикой своей прихоти. Так, значит, им все было известно! Так вот почему я был встречен этим уничижительным холодным молчанием. "Господи,- подумал я,- только не это... он, конечно, чокнутый, но не до такой же степени, чтобы взять и все им выложить!" И тут же мне вспомнилась одна примечательная черта Марселя: он был совершенно не способен хранить секреты. В первый же вечер проболтался Эвелин, что он на самом деле не Хьюго, а во второй выдал себя Урсуле. И о намеченной встрече с Хьюго тоже потом рассказал. А теперь вот осчастливил кого-то из них - Урсулу, конечно,- сообщением о том, что собирается подарить мне этот дом, фамильное имение. Что ж удивительного в том, что я стал сегодня мишенью для этих яростных взглядов, полных убийственной ненависти?

Весь похолодев, я внезапно вспомнил, что кто-то из этих людей, собравшихся за уютным и милым столом, расправился с Хьюго. Однако тут же мне вспомнились и слова Марселя о том, что моя смерть никому не принесла бы выгоды, поэтому мне опасаться нечего. Я заставил себя успокоиться и тоже красноречиво посмотрел на доктора, а главное - надеюсь, он это почувствовал - смело. Потом я свирепо посмотрел на тетю Сюзан и дядю Биддолфа, который тут же принялся изучать не меня, а свою тарелку. Далее я метнул победный разящий взгляд на белокурую головку, но это не дало желаемого результата поскольку Урсула на меня не смотрела. Я встал и гордо направился к буфету, чтобы положить себе бекон и почки, и остановился вплотную к Джиму, даже задел его несколько раз локтем. Я храбрился как мог, но на душе у меня скребли кошки. Я каждым нервом чувствовал, что теперь вся накопившаяся в этом доме ненависть направлена на меня. Это было несправедливо, ведь моей вины тут не было. Я кипел от злости и обиды, в горле пересохло, коленки мелко дрожали, словом, это был какой-то ад. Но тут открылась дверь, и вошла Эвелин. Я с облегчением вздохнул.