Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы

• Название: Замечательные чудаки и оригиналы
• Автор: Михаил Пыляев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26293-9

Русский писатель, историк и краевед Михаил Иванович Пыляев (1842–1899) снискал популярность не только у своих современников. Его книги, наполненные любопытными сюжетами, с интересом читаются и сегодня.

«Замечательные чудаки и оригиналы» – это собрание курьезных рассказов о характерах российских людей и причудах быта аристократии в XVIII и первой половине XIX столетия. Обычаи, мода, игры, увеселения представителей разных общественных слоев дополняют картину русской жизни прошедших веков в книге «Старое житье».

---

В течение своего более полутора десятка лет пребывания в Петербурге Долгашев обманул и обыграл многих богатых и небогатых людей. Хорошо знавшие его говорили, что он нередко привозил домой большие узлы из салфетки, в которых было множество пачек ассигнаций различного достоинства.

Мы в одном из наших фельетонов «Петербургская старина» рассказали о крупном мошенничестве Долгашева, которое в свое время в Петербурге наделало много шуму и осталось до сих пор покрытым мраком неизвестности.

V

Игроки тридцатых годов. – Московская шайка. – Игрок Разумовский. – Американец Толстой и Волконский. – Случай с композитором Алябьевым. – Проделки петербургских игроков. – Проигрыши казенных денег господами Клевенским и Политковским. – Картежные дома в позднейшее время

В тридцатых годах нынешнего столетия проделки рыцарей зеленого поля были особенно смелы и часты. В обеих столицах существовало несколько и горн ых домов, где шайки шулеров действовали с необыкновенною наглостью. Без товарищей, один, шулер ничтожен, одному играть рискованно, и в случае разоблачения проделки за него некому вступиться и принять его сторону, в споре ему необходимы помощники. В игре в банк и ей подобных один – его кажущийся антагонист если нужно, он скажет «атанде», если товарищ-банкомет забыл число прометанных абцугов, он ловко напомнит и т. д. Другой товарищ – его дольщик: он держит банк с ним пополам, значит, имеет право прометать за него или дать ему другую колоду; сбился баламут[13] или абцужный, он его поправит, пришлось делать переборку на большее число абцугов, он, шаля, сделает ее, ему это ловко, он сидит рядом с банкометом и на него никто не обращает внимания. В коммерческих играх один товарищ тоже необходим: играть одному – нахальная дерзость, тогда он должен сам делать и подбор, и вольт, что не может остаться незамеченным. Товарищество в шулерах необходимо: они связаны общим интересом и каждое лицо необходимо в компании. Один – техникой неуловимо делает держки, вольты и прочее; другой имеет дар завлекать, дружиться и «путать»; третий отлично живет, имея богатую квартиру с приманками для пижонов; четвертый обладает талантом пронюхать, у кого можно выиграть, пятый всегда в деньгах, у него хорошее знакомство и т. д. Таким образом, хорошо организованная шайка шулеров живет как нельзя лучше, и стоит только попасть туда богатому пижону, редкий из них отделается тысячью, а другой всем состоянием. Эти милые люди увлекут хоть кого своими ужинами с очаровательными девицами; в конце ужина всегда завязывается игра, о результате которой нетрудно догадаться.

Такая хорошо организованная шайка действовала особенно нагло в Москве в описываемое время, она при помощи своих агентов узнавала о прибывающих в первопрестольную столицу богатых лицах, только что получивших наследство провинциалах или просто зажиточных людях и ловко завлекала таких неопытных людей к себе, где красивые барыни были особенно любезны с ними. На вечерах шампанское было в изобилии. К вину нередко подмешивали одуряющие наркотические средства; особенно одно время был известен так называемый кукельванец. Он имел такое странное свойство, что не лишал пижона физических сил, но, затмевая рассудок, совершенно отнимал у него память о том, что происходило с ним и вокруг него. Опоенный «кукельванцем» делался положительно автоматом, бессознательно исполняя все, что ему прикажут. Очень понятно, что тогда ловкие, отборные артисты не дремали и метали банк и гости проигрывали все свои наличные деньги. Но этим дело еще не ограничивалось, являлись еще из дальних комнат невидимые лица с заемными письмами, векселями, с нотариальными книгами. Пьяного заставляли подписать заемное обязательство и его копию в книге. После такой проделки пижона отвозили домой, где он просыпал целые сутки и, проснувшись, ни о чем уже не помнил. Векселя такие, как рассказывает в своих воспоминаниях О.А. Пржеславский, обыкновенно писались на срок шести месяцев. В течение этого времени они переходили в третьи или в четвертые руки, а с наступлением срока подавались к взысканию. Мошенничество было обставлено такими псевдозаконными формальностями, что судебные власти того времени, связанные буквою закона, не допускающею протеста по безденежности заемных обязательств, и не могли воспрепятствовать взысканиям. Мнимые должники, ничего не помня, крайне удивлялись, всеми силами протестовали против взыскания, нот. к. не могли оспаривать своей подписи ни на вексель, ни в нотариальной книге, то в конце концов должны были уступать и платить. В Москве одна такая шайка, пожелавшая заполучить сразу большой куш, попалась на следующем мошенничестве. В те года прибыл в Белокаменную повеселиться один молодой богатый офицер, единственный племянник старушки-миллионерши. Члены шайки, все люди «светские», постарались сблизиться с ним. Устраивали у себя вечера с ужинами как во времена регента, с обильными возлияниями и полудевицами. После ужина метали небольшой банк. Офицер посещал вечера, но не пил вина и не играл ни во что. Шулера придумали с ним следующую штучку. Одна из присутствовавших на ужинах прелестница, по-видимому, очень нравилась ему; они заставили ее назначить ему свидание. Место, выбранное для render-vous (свидания), было в глухом переулке между огородами и садами. Возле самого дома стояла полицейская будка. Офицер приехал в дом, его впустил лакей, заплатил извозчику и велел ему ехать прочь, сказав, что господин здесь остается на ночь. Войдя в очень плохую квартиру, офицер не нашел той женщины, которая к нему писала: вместо нее приняли его какие-то незнакомые личности самого непривлекательного вида. Офицер обошел квартиру и, подозревая мышеловку, хотел уйти, но нашел все двери запертыми, а принявшие его личности сказали ему, что он ранее от них не уйдет, пока не исполнит одного непременного условия. Последнее состояло в том, что он должен подписать на гербовой бумаге и в нотариальной книге заемное обязательство в 150 ООО руб. задним числом и сроком на шесть месяцев, на имя какого-то незнакомого господина. Офицер отказался от этого; тогда мошенники заявили ему, что его будут сечь розгами до тех пор, пока он не поумнеет и не сделает того, к чему его они принуждали. Когда и за этим офицер не соглашался, то его раздели и секли нещадно. На его крики никто не являлся. Наконец пытаемый согласился на все и подписал все. Его отвели в какую-то каморку и уложили в постель полуживого. Придя в себя, ему удалось выскочить в окно и кой-как добраться до гостиницы, где он жил. Утром он отправился к губернатору и рассказал, что с ним случилось. Загорелось огромное дело. Розыски долго не приходили к хорошему результату, и только один случай помог к открытию. Пьяный писец нотариуса проговорился. Обнаружилась связь московских шулеров с петербургскими.

Расхищена шулерами была также часть колоссального богатства одного из Разумовских, графа Петра Алексеевича. Назначенный чиновником особых поручений при Новороссийском генерал-губернаторе герцог Эммануил де Ришелье, он окружил себя всякого рода греками, евреями, его обиравшими. Он в короткое время проиграл свой московский дом, полный всякого великолепия: мебель, картины, гобелены, портреты, бронза, фарфор – все это пошло за бесценок для расплаты за карточные долги. Проигравшись совсем, граф под Одессой на хуторе близ Молдаванки выстроил себе с безвкусными затеями дачу. Под дачею он велел вырыть лабиринт, многочисленные извилины которого ему лишь одному были известны. Туда он забирался играть в карты, когда к нему являлись нежданные гости.

В двадцатых годах в обществе также много говорили про азартную игру известного Толстого-Американца; говорили, что игра его на самом деле была небезупречна. Толстой и сам сознавался в этом, отказав раз своему приятелю, князю С.Г. Волконскому, метать ему банк.

– Нет, мой милый, я вас слишком для этого люблю. Если бы вы сели играть, я увлекся бы привычкой исправлять ошибки фортуны.

Новосильцев приводит рассказ, как Толстой сошелся с Нащокиным, с которым он не расставался по смерть и умер у него на руках. Вот как описывает он первую встречу друзей. Шла адская игра в клубе; наконец все разъехались за исключением Толстого и Нащокина, которые остались за ломберным столом. Когда дело дошло до расчета, Толстой объявил, что противник должен ему заплатить двадцать тысяч.

– Нет, я их не заплачу, – сказал Нащокин. – Вы их записали, но я их не проиграл.

– Может быть, это и так, но я привык руководиться тем, что записываю, и докажу это вам, – отвечал граф.

Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и прибавил:

– Он заряжен, заплатите или нет?

– Нет.

– Я вам даю десять минут на размышление.

Нащокин вынул из кармана часы, потом бумажник и отвечал:

– Часы могут стоить пятьсот рублей, а в бумажнике двадцатипятирублевая бумажка; вот все, что вам достанется, если вы меня убьете, а в полиции вам придется заплатить не одну тысячу, чтобы скрыть преступление; какой же вам расчет меня убивать?