Дункан Мак-Грегор - Владычица небес

• Название: Владычица небес
• Автор: Дункан Мак-Грегор
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7906-0041-7

«Какие-то детективные события в Аргосе, скорее с участием Вечного Героя, чем про него. Все крутится вокруг украденного уникального камешка, за которым все бегают по мере сил и возможностей. И, конечно, куда ж в наши времена без неконтролируемой магии, злобных колдунов и красивых девочек? А попытка была не так уж и плоха, особенно если учесть, что вся первая часть развивалась вообще без присутствия Вечного героя. И ничего, обошлись как-то!»

(А. Мартьянов)

---

Широко раскрыв глаза, смотрели за киммерийцем его спутники. После выступления старика у них не оставалось сомнения в том, что сюда явились разбойники, и Конану каким-то образом удалось почувствовать — именно почувствовать, ибо сами они ничего не слыхали — их приближение.

Несколько мгновений еще держалась в воздухе странная, такая тяжелая тишина. Затем за дверью что-то явственно брякнуло, грохнуло, и мощный удар сотряс ветхий домишко…

* * *

С самого начала силы были неравны. Ни Повелитель Змей, ни тем более девушка оружием не владели — впрочем, они и не имели его. Против киммерийца же выступили разом два десятка озлобленных, одичавших в горах бандитов, каждый из которых был закален в частых схватках со своими жертвами и друг с другом.

Мечи, кинжалы, кривые туранские сабли, а также зубы и ногти были в их распоряжении. Мало что и в облике их оставалось человеческого. Сверкающие яростью глаза, ощеренные рты, грязные, заросшие буйной щетиной физиономии — они походили на горилл, у коих выпала шерсть вследствие какой-то заразы. Вот такое рычащее и храпящее стадо навалилось на Конана, желая растерзать его немедленно — просто за то, что он жив.

Отшвырнув Трилле и Клеменсину в дальний угол комнатушки, варвар с тем же ожесточением врезался в первый ряд бандитов. Они не ожидали такого отпора: лишь только двое из них рухнули на пол с рассеченными головами, остальные смешались на миг и отступили. Может быть, Конану и удалось бы выбить их из дома в этот момент, но тут откуда-то сбоку вынырнул длинный, с него ростом, но очень тощий бородач. В руке он держал короткий меч, коим владел отлично. С молниеносной быстротой клинок засверкал перед носом варвара, так что теперь уже ему пришлось на миг отступить — всего на миг. Он и сам не хуже умел обращаться с мечом.

В небольшом пространстве комнаты, заполненной сейчас людьми почти до отказа, негде было развернуться, весело просвистев, клинку. Оба соперника — Конан и тощий бородач — словно сговорившись, перехватили свои мечи и стали действовать ими как дубинами, то есть не размахивая из стороны в сторону, а опуская — так, чтоб острие вошло в темя недруга. Но, поскольку оба бойца были мастерами своего дела, ни один пока не получил от другого даже царапины.

Рыча и улюлюкая, бандиты подбадривали своего главаря. Сами они пока не предпринимали попыток вступить в бой — потому, наверное, что из-за тесноты любой следующий удар мог прийтись на их головы.

Зато с расстояния в три шага они, забавляясь, кололи киммерийца мечами и саблями. В пылу битвы он не имечал их выпадов, как не замечал и ран, из которых уже струями лилась кровь. Но вот очередной укол рассек ему щеку, звякнул по зубу, разрезал губу. Почти не ощущая боли, он, как зверь в клетке, коего раздразнили охотники, взревел и, ногой оттолкнув главаря, рванулся в кучу разбойников. Один страшный удар мечом отправил на Серые Равнины еще двоих, и только тогда, почуяв опасного противника, бандиты уняли смех, выставили перед собой клинки и молча бросились на Конана.

Трилле, перепуганный до полусмерти, тихонько выл в своем углу, закрывая лицо руками. Плечом он плотно прижимался к плечу Клеменсины, на удивление невозмутимой — это немного успокаивало Повелителя Змей. И все-таки не только один страх тревожил его душу. Он понимал — он отлично понимал, что должен встать сейчас рядом с варваром, которого не далее как семь дней назад назвал своим лучшим другом. Да, у него не было оружия — ни меча, ни кинжала, ни даже дубинки. Но перед ним стоял стол, а на столе лежал топорик для разделки туш…

Все громче становился вой несчастного Повелителя Змей, не имеющего сил решить такой простой и в то же время такой сложный вопрос встать или не встать?

Пока он терзался, Клеменсина поднялась — все так же спокойно — сделала шаг к столу и взяла топорик. В тот момент, когда она занесла свое оружие над головой, Трилле вскочил, рванул на себе ветхую рубаху, теснящую грудь, внутри которой, как птица в силках бился отчаянный ужас, и, дико, заполошенно визжа, врезался в самую гущу схватки.

Он вцепился в шею самому главарю, с наслаждением ощущая ее неожиданную хрупкость. Рыча и воя, обхватил тощее тело бандита обеими ногами, таким образом повиснув на нем как груша, и лбом начал долбить его вытянутую тупую физиономию, опять же с наслаждением вдохнув запах первой в его жизни пущенной им самим чужой крови.

Главарь, поначалу опешивший от внезапного нападения, быстро пришел в себя. Легко оторвав от своей шеи пальцы парня, он отшвырнул его обратно в угол, тут же забыл о нем и снова кинулся на Конана. Но в Трилле уже проснулся зверь.

С безумной радостью отмечая, что у ног варвара и Клеменсины валяется уже несколько бандитов с разрубленными телами и головами, Повелитель Змей гусем бросался на врагов, щипая, кусая, толкая их всеми частями своего тела. Бродяжья жизнь научила его легко, не задумываясь и не лелея боль, сносить удары — а получал он их всегда немало, и кроме того, ценить свое собственное существование на этой земле — ибо никто более его не ценил. Сия наука сейчас приносила плоды. Все лицо Трилле, равно как и тело его, уже было покрыто синяками, ссадинами и ранами, а он, как и Конан, не замечал их.

Действуя руками, ногами, локтями и задом, он медленно, но верно пробивал себе путь к двери. Нет, он не собирался убегать и оставлять друзей в опасности — им руководил инстинкт, всего лишь инстинкт. И когда он-таки вылетел за дверь, носком сандалии зацепившись за планку порога и с размаху грохнувшись оземь, то вскочил и с воинственным визгом тут же вернулся обратно.

Он увидел, как, на долю мига промедлив со следующим ударом из-за того, что меч его застрял в теле бандита, упал Конан, сраженный клинком главаря. Потом и Клеменсина, пошатнувшись, осела на залитый кровью пол — Трилле с ненавистью, от коей в глазах помутнело, кинул короткий и острый как кинжал взгляд на хозяина постоялого двора: это он сзади оглушил девушку дубиною. Более парень ничего не успел ни увидеть, ни почувствовать. Ловкий удар под колени свалил его на пол, а потом ноги, обутые в тяжелые кованые сапоги, обрушились на него со всей злобой, со всей яростью, что составляли саму суть бандитов, запрыгали, замолотили, запинали тщедушное тело бродяжки… Потеряв в схватке с тремя лишь путниками добрый десяток своих, бандиты взъярились, и потому Трилле досталось куда как больше, нежели Конану и Клеменсине, кои и нанесли этот урон врагам. Но — слава тому богу, на земле которого парень появился двадцать шесть лет назад, — один из первых ударов угодил ему в висок. Тьма в мгновение окутала его; боль растворилась в теле, и более он ничего не ощущал.

Глава девятая. И снова о жизни и смерти

Первый проблеск сознания принес Конану мучительную боль. Боль была во всем теле, рвущая, изматывающая и не проходящая даже на миг. Но не она заставила варвара застонать, хрипя от бесплодной попытки унять очнувшуюся вдруг память. Почему-то в этот момент самые страшные мгновения его жизни слились в одно, в тугое тяжелое ядро, кое намертво застряло в затылке, не позволяя повернуть голову и на волос. И вот из этого клубка воспоминаний постепенно начали выделяться разные голоса, то молящие о чем-то, то кричащие в ужасе, то рычащие в гневе. Обращенные именно к нему, к Конану, голоса раздирали его мозг на части, но мало было заткнуть уши, чтоб их не слышать. Они звучали во всем его теле, разогревая боль, и варвар, разъяренно порыкивая, в смятении давил виски железными пальцами.

Потом снова он провалился во тьму. Там уже не было ничего и никого. Никакая память там не властна, ибо иной мир не допускает в себя земного. Зато он точно знал, кто он такой — даже там, в чужой враждебной тьме. Хорошо это было или плохо, он уразуметь не мог, попросту не умел, но, наверное, и чувств там никаких тоже не содержалось. Во всяком случае, он не ощутил свободы, как не ощутил и плена, а когда в сплошной мгле показалось пятно света — далекое, недостижимое, душа его не рванулась к нему. Может быть, он так и остался бы в том чужом мире, если б свет сам не приблизился к нему. Погрузившись в его холод и сушь, Конан начал просыпаться — на сей раз выходя из полубреда резко, всей своей сутью.

И опять он услышал голоса.

«Конан! Конан! Конан!»

Нет, то не память восстанавливала чей-то тон и тембр. Знакомый, хотя и далекий голос раздавался наяву, совсем рядом, возле его правого уха…

— Конан!..

Он тихо зарычал, давая понять, что слышит.

— Конан, это я, Клеменсина. Слышишь?

Р-р-р…

— Нам надо выбираться отсюда, пока ночь.

Губы пока не слушались варвара, но первое слово он все же сложил.

— Трил-л-ле…

— Он здесь. Но… Он не сможет идти сам. Тебе придется нести его.

Конан хотел кивнуть, но не смог. Да, конечно, он понесет Трилле. Всегда и везде именно на него возлагалась самая трудная задача — независимо от того, в каком состоянии он находится сам, — он привык к этому, никогда не думал об этом и никогда не возражал. Его сила другими воспринималась (бессознательно) как Сила самой Природы, а поскольку человек приучился от нее лишь брать и не испытывать при этом мук совести, то и от варвара, сына ее, тоже брал и мук совести тем более не испытывал.