Джордже Менюк - Диск

• Название: Диск
• Автор: Джордже Менюк
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

«Диск» был первоначально определен автором как роман-исследование. Две главные темы пересекаются в нем: человек и война, искусство и жизнь (война). Герои живут на острие ножа, они поставлены в предельные ситуации, и их чувства достигают максимального напряжения. Их переживания поляризованы. Они, герои повести, живут в поисках утраченного времени и прерванных человеческих отношений Память и наблюдательность содействуют процессу обретения себя.

---

Но вся его наука напрасна. На обоих сыночков сам вид книг наводит смертную скуку.

Если уж говорить о фамильных чертах, то от отца они унаследовали деловитость и неистощимую изобретательность, а мать одарила их духом авантюризма, шутовских проделок. Василиса была что называется бой-баба, погулять-повеселиться всегда рада, дай только повод. Вот когда испытывались полы в доме у Ницэ Чофлека, вот когда проходили они проверку на прочность. Да сама моя бабушка под конец жизни призналась мне с гордостью, что она все ноги себе отплясала на гулянках у Ницэ Чофлека. Но самый бешеный топот плясуний не мог проломить половиц в его доме.

А когда у Ницэ Чофлека случались заказы по плотницкой части и он выезжал в деревню, его домочадцы веселились вволю, изощряясь в шуточках по адресу соседей. Ведь не бывает забора без щелей, и тот, кому не лень, раскроет не одну тайну.

Держу грушу за хвост, как комету. Ее сладкий запах смешался с волшебными ароматами сада Ницэ Чофлека, ее небесное тело вобрало в себя жизнь, что ушла без возврата. Груша тяжелеет, и я подхватываю ее другой рукой.

Если в колосе пшеницы заключены нивы всех веков, непогода тысячелетий, вереницы повозок на бесконечной дороге, корабли, уходящие в иную даль, то почему бы моей груше не быть сгустком воспоминаний, без которых нельзя постичь жизнь человека? Как знать, на каких вершинах, на каком конце света явится тебе твой самый заветный образ? Столько уже позади… На первую свою вершину – на холм – я вскарабкался однажды летним утром, когда мне только-только стукнуло семь лет. Уж очень мне хотелось увидеть то место, откуда встает солнце. И вот во вмятине котловины я увидел всего-навсего самое обычное село. И тогда я сделал вывод, что солнце выпускают каждый день люди из какого-то потайного загона – выпускают пройтись по небу, наточить сабли кукурузы в полях, искупаться в водах, где растет камыш и плавают рыбешки. Разумеется, этот образ был ближе моему сердцу, чем открытие Коперника, которому меня учили потом в школе. Но и образы ветшают со временем. Ветшает металл, дерево. Ветшает и образ. Сначала это цветок, потом плод, а потом, как-нибудь осенней ночью, плод падает, как вот эта груша из сада Ницэ Чофлека.

Теперь же, сам не знаю почему, гонит меня тоска на поиски забытых теней. Я направляю шаг к озеру Гурмуз. Нет у меня никакой надежды вернуть радость и полноту недавних дней этой весны, и все же я снова и снова колешу по тем же местам, где гулял с Марчелой Тонегару, они то и дело взывают к моей памяти, принося утешение. Я слышу ее голос. Среди тысяч человеческих голосов я различаю один и впитываю его как губка. Я знаю все его оттенки: ликование, усталость, нетерпение, грусть.

Когда теряешь истинного друга, и насовсем, то каждую минуту чувствуешь, что его нет. Душевная пустота, возникающая в таких случаях, мучительна. Мысль о невосполнимой утрате не дает тебе покоя. Ни напряженная работа и никакие другие занятия не в состоянии избавить тебя от отчаяния. Вот какая история, груша.

Уже две полных недели мы в разлуке. Видишь, как все получилось. Расставание вышло внезапным, неожиданным и абсурдным, как несчастный случай. Ничто не предвещало такой горький конец. Напротив, накануне я был уверен в своей счастливой звезде. В тот день после обеда Марчела позвонила мне и велела поскорее мчаться к ней на работу за сюрпризом.

– Всякие бывают сюрпризы, приятные и неприятные, Михай.

– Этот был из приятных, груша.

В Министерстве культуры Марчела встретила меня сияя и поспешно выложила историю одного археологического открытия. Неподалеку от Аркодабары, в горах, под руинами древней крепости были найдены плиты со странными знаками. Установили, что им не меньше тысячи лет. Над их тайной долго бился один молодой ученый и, наконец, нашел ключ: эти знаки не что иное, как музыкальные ноты, запись мелодии для церковного хора. Марчела повела меня в пустую комнату и поставила ленту на магнитофон. «Ты не слышал ничего подобного», – сказала она и вышла, у нее было собрание. Я остался один на один с историей…

Музыка и в самом деле была божественной. Многоголосый мужской хор звучал будто из-под сводов средневекового храма. Скорее всего это был гимн всемогущему солнцу, печать язычества лежала на нем. Я заслушался. Потом поставил ленту снова.

В открытое окно шумел частый дождик. Вдруг копьем, брошенным рукой воина, пролетела молния, дождь усилился.

Я витал мыслями где-то далеко и даже не услышал, как вошла Марчела. Она не могла удержаться от смеха, видя, что я никак не приду в себя, взъерошила мне волосы, очень довольная успехом своего сюрприза. «Что ты так смотришь, Михай?» – «Я тебя не узнал. Откуда ты взялась? Из музыки?» Марчела рассмеялась от души.

Хотя дождь лил как из ведра, нам не хотелось пережидать его здесь, уже темнело. Как раз подвернулось такси, и, словно в шлюпке, мы поплыли по улицам, наводненным ливнем.

Мы вошли в ее комнату, так хорошо мне знакомую, со скромным убранством, с множеством книг на полках. «У тебя там письмо в почтовом ящике», – сказал я, усаживаясь на диван. «Потом. Не знаю, куда задевался ключ». Она пошла на кухню приготовить кофе. Мне всегда нравилось, что она живет высоко, – отсюда можно было наблюдать движение на бульваре, особенно красивое в сумерках, когда диковинными лилиями расцветали фонари. Марчела не возвращалась дольше обычного, наверно, нашла все-таки ключ и читала письмо. Когда она вошла, я заметил странную бледность ее лица. «Тебе нехорошо?» – «Я устала». Аромат кофе и нежная заботливость Марчелы рассеяли мои страхи и предчувствия.

Наконец, накинув прозрачную пелерину, она проводила меня до троллейбусной остановки. Эта легкая накидка и белые летние брючки – такой я увидел ее в наш последний вечер, под дождем.

На рассвете меня разбудил телефон. Марчела звонила с аэродрома. У нее уже был билет в Тавриду. Ее муж, пилот сверхзвукового самолета, с которым ее связывали лишь прохладные эпистолярные отношения, звал ее к себе, в больницу.

Всего несколько месяцев они прожили одним домом, а что потом стряслось между молодыми, почему они порвали друг с другом, я не знал. Марчела никогда не касалась этого в разговоре, а я не спрашивал – думал, само как-нибудь прояснится. Марчела говорила в трубку: «Ему удалось катапультироваться… он еле жив остался…» Ее голос сорвался на крик: «Я должна быть подле него. Я не хочу, чтобы у меня на совести была смерть…» Шум пропеллеров заглушил ее последние слова.

Пронзительный свисток. Постовой, усатый, подтянутый, подносит руку к козырьку и заявляет мне сухо:

– Гражданин, вы перешли улицу не там, где положено…

Штраф. Я получаю квитанцию. Как реликвию.

– Вот видишь, – обращаюсь я к груше, – что значит витать в облаках. Выбросил деньги на ветер.

Свисток, короткий и резкий, звучит снова.

– Гражданин, вы что, выражаетесь?

– Да нет, это я с грушей, браток.

На этот раз честь отдаю я, а милиционер застывает в недоумении.

Вскоре я на лестнице, ведущей в парк культуры. Она идет вдоль многоцветных водопадов, по бокам ее – каменная балюстрада и вазоны с цветами. Тополиная аллея колышется, шелестит, осыпается пухом; воды озера дрожат и мигают; лодки застыли на его поверхности, словно таинственные пироги с Канарских островов.

В глубине аллеи, на скамейке, я различаю женскую фигурку. Очки запотевают от волнения. Неужели? Мне кажется, я узнаю эту голубую блузку, черную юбку… Зазеленевшая ветка акации, качнувшись, показывает белокурую копну волос, и мои вспыхнувшие было надежды гаснут; так уходит сквозь пальцы песок.

– Ну и груша же у вас! – говорит мне светлоголовая девушка, видя, что я сажусь на ее скамейку. – Просто какая-то бомба, а не груша…

– Попробуйте, – предлагаю я.

– Вы очень любезны, – улыбается девушка и берет грушу.

И она вонзает в грушу свои красивые острые зубки. Эти торжественные минуты знакомства нарушает высокая поджарая собака, настоящая газель, она словно из-под земли выныривает. Хотя она прекрасно видит, что ее хозяйка цела и невредима, но рычит на меня с недоверием.

– Не обращайте внимания, – успокаивает меня девушка. – Он у меня умница, этот доберман-пинчер.

– Но он что-то не в настроении.

– Просто делает себе рекламу.

– Он у вас, конечно, дрессированный?

– Еще какой… Палку принесет хоть с луны… У него есть золотая медаль. Завтра здесь будет большая собачья выставка. Если придете – не пожалеете.

Налетают пчелы и кружатся вокруг ее белокурой головки. Их жужжание становится все настойчивее.

– Что им от меня надо?

– Грушу почуяли.

– Ужасно я боюсь всех этих пчел, ос! – Она относит грушу на скамейку напротив. – Ну, что ж, нам пора. Рекс! Рекс!

Силуэт девушки скрывается за деревьями. Рекс бежит легко, проворно, не выпуская из глаз хозяйку, прогулки по аллеям привычны для них обоих. Заходят последние лучи солнца. Какое-то время слышен лай собаки, тающий в сумерках. Медлю еще немного, потом поднимаюсь – вместе с восходом луны над черными водами. Напротив, на скамейке, осталась моя груша. Изъеденная осами и пчелами, она представляется мне скелетом одинокого дельфина, выброшенного на берег гневными волнами моря.