Кингсли Эмис - Лесовик

• Название: Лесовик
• Автор: Кингсли Эмис
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00358-2

Кингсли Эмис (1922–1995) – знаменитый английский писатель, отец не менее знаменитого Мартина Эмиса. «Лесовик», экранизированный на Би-би-си в 1990 г., – общепризнанно считается самым увлекательным его романом. Главный герой – хозяин трактира, не дурак выпить и не чуждый прочих жизненных радостей, которому начинают мерещиться призраки. Впрочем, мерещиться ли? И так ли уж мертв злобный доктор Андерхилл, по легенде вызывавший Лесовика в XVII в., дабы творить несусветные бесчинства?

---

– Что она имела в виду?

– Ну, мне показалось, что она хотела сказать… В общем-то я уверен, что она имела в виду такой вариант: ты и она делаете приятно друг другу в перерывах. Это было бы смешанным таким мероприятием.

– Ясно. А ты что ответил?

– Я ответил, что, по-моему, в этом что-то есть, но, естественно, не стал давать обещаний, не поговорив сначала с тобой. Да, она еще вот какую вещь сказала: нам не стоит волноваться насчет Джека, о его роли во всем этом, потому что, как выяснилось, она его ненавидит.

Джойс посмотрела на меня – в первый раз с того момента, как начался наш разговор:

– Диана ненавидит Джека?

– Я передаю тебе ее слова.

– Ты хочешь сказать, что не знал этого раньше? – (Теперь молчал уже я, не зная, что ответить.) – С самого начала, как мы познакомились с ними, Диана терпеть не могла своего Джека, и до сих пор она его не переносит. Странно, что ты никогда не замечал.

– Почему ты ни разу не сказала мне об этом?

– Я была уверена: все настолько очевидно, что и не о чем говорить.

– Что-то тут не стыкуется. Я ведь тебя знаю, ты бы обязательно затронула эту тему рано или поздно, хотя бы мимоходом коснулась. Почему ты держала это в себе так долго?

– Похвальная проницательность, – сказала Джойс, как мне показалось, с восхищением, очевидно, искренним, но все очевидное казалось мне подозрительным – по крайней мере в данной ситуации. – Я не касалась этого потому, что ждала, хотела проверить: ты сам когда-нибудь заметишь или нет, – а ты не заметил. Это характерно, оба этих момента; я хочу сказать, что там ты не заметил, но здесь сразу же разглядел, что я специально обхожу эту тему. И ты во всем такой. Ты вроде бы наблюдаешь за всем вокруг, и это у тебя чертовски хорошо получается – в целом; и все же ты ничего не видишь. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Да, и, возможно, ты права, – сказал я, стараясь, чтобы в голосе не звучала нетерпеливость. – Но давай вернемся к предложению Дианы. Похоже, она считает, что мы могли бы…

– Она имела в виду, что ты, ну, сделаешь ее, например; а потом мы с ней чуточку побалуемся друг с другом, пока ты наберешься сил, и потом ты сделаешь меня сзади, а она в это время будет заниматься моим передом; потом мы с ней снова поработаем друг над другом, а ты, может, повторишь все позже – только в обратном порядке; или ты и я могли бы поделить ее между собой, каждый занялся бы своим кусочком, а потом вы вместе могли бы поделить меня между собой и так далее. Я правильно излагаю?

– В основном, да. – В кратком изложении Джойс все это напоминало в общих чертах такую картину: вы знакомитесь с сюжетом «Ромео и Джульетты» в пересказе чернорабочего со стройки. Слушая, я то и дело сглатывал, силясь подавить в себе желание рассмеяться. – Само собой, у нас была бы масса…

– Ладно.

– Не понял.

– Ну что ж, я согласна.

– Ты уверена?

– Да. Можно попробовать. Почему бы и нет? Ты обговори все с Дианой и потом скажешь мне. Я пошла, мне нужно найти Магдалену. Наш повар приготовил овощной салат и котлеты из ягненка. Ужин будет на славу.

Виктор свернулся податливым клубком у меня на коленях, а я, сидя в кресле, пытался следить, довольно рассеянно, за событиями «Игорного дома» – это вариант той литературной стряпни, где суть в конфликте двух героев, однако всему мешает чрезмерно раздутое количество действующих лиц. Мне не давало покоя ощущение того, что Джойс в какой-то степени оставила вопрос повисшим в воздухе; раньше мне казалось, что ее быстрое согласие участвовать в оргии будет пределом мечтаний, теперь я жалел, что она сразу согласилась и мне не пришлось выслушивать возражения и уламывать ее. Здесь было над чем подумать, подискутировать с самим собой о сексе и человеческих возможностях, но я отложил эти вопросы до иных времен. Возможно, все объяснялось реакцией Джойс, из-за которой – вопреки всем прогнозам – ощущение торжества по поводу того, что наша маленькая оргия превратилась из проекта в реальную перспективу, потеряло свою полноту; но, возможно, сказалось воздействие пилюль Джека. Если верно второе, на горизонте вырисовывалась новая проблема.

Ужин начался и кончился; то же самое случилось потом с телепередачей, концом которой (или кульминацией) была дискуссия о Боге. В процессе обсуждения у слушателей могло сложиться мнение, что, во-первых, Бог действует быстро и напрямую, и с этим нужно считаться, во-вторых, Он может посетить любое тысячелетие из жизни Солнечной системы (плюс-минус несколько световых лет) и уже вроде как доказано, что следы активной деятельности Господа прослеживаются чуть ли не от начала девонского периода. Джойс молча ушла спать, не дожидаясь конца передачи. Ник еще посидел какое-то время с научным журналом по романской филологии, потом сказал, чтобы я сразу будил его, если мне станет в тягость одиночество, и тоже удалился.

Была ровно полночь. Я запил еще две пилюли тем слабеньким пойлом, к которому мне нужно было теперь приучать себя, и вышел в коридор, захватив по дороге легкий плащ. Его – как средство маскировки, а не защиты от плохой погоды – я надел и застегнул под самым подбородком прежде чем спуститься бегом по лестнице и выскользнуть в боковую дверь. На улице еще хватало людей – ходили туда-сюда, стояли тут и там. Прячась в тени и выжидая, когда представится благоприятный момент, я похвалил себя за то, что вышел из дома с большим запасом времени. Парень, который, как мне подумалось, был слишком молод, чтобы иметь собственный автомобиль, почти внес на руках свою девушку в машину и укатил, после чего автостоянка наконец обезлюдела. Я направился скорым шагом к своему «фольксвагену» и уехал, никем не замеченный, с легкой головой, и это ощущение легкости было в буквальном смысле осязаемым – я и не мог представить, что такое возможно; те участки мозга, которые обычно задействованы в мыслительном процессе, были словно накачаны каким-то газом, имеющим низкий атомный вес, скорее даже гелием, чем водородом.

Чтобы как-то убить лишние минуты, я сделал пару кругов по деревне. Улицы были пусты, лишь кое-где виднелся свет. Диана ждала в условленном месте; я притормозил и снова рванул вперед почти с такой же эффектной быстротой, с какой герои телеэкрана разыгрывают налет на банк или покушение на какую-то важную персону. Аналогичное сравнение, очевидно, пришло в голову и Диане. В течение нескольких минут она пытала меня по поводу жажды приключений: правда ли, что страдают ею больше мужчины, чем женщины, в результате чего доказывается (или не доказывается?), что все мужчины остаются в душе, по сути, самыми настоящими мальчишками, и это у них… во всем? Вероятно, я согласился, что так оно и есть. Мы поравнялись с кладбищем. Я оставил машину на обочине в густой тени двух вязов; в небе стоял тонкий, но ясный лунный серп. Засунув руки в карманы своей вязаной кофты, которая придавала ей вид школьной учителки, Диана ждала, пока я выну инструмент из багажника.

– Тебе не страшно, Морис?

– Пока нет. А чего бояться?

– Но ведь ты говорил мне: тебе будет страшно одному, и потому настаивал, чтобы я пошла с тобой.

– Да… Только я имел в виду тот момент, когда уже начнем раскапывать могилу. Держи фонарь так, чтобы с дороги нас не заметили.

Мы двинулись по густой траве, замерли и стояли неподвижно секунд пятнадцать – двадцать, завидев фары машины, набитой, вне сомнения, подвыпившими посетителями «Лесовика», лучи ударили в нашу сторону, скользнули по нашим фигурам и соседним кустам. Ржавые ворота разъехались в сторону, впуская нас на кладбище. Мы вошли; фонарь, который держала Диана, выхватывал из темноты у нас под ногами или на уровне головы отдельные участки зелени, и те вспыхивали под лучом, словно беззвучный миниатюрный фейерверк. То Диана, то я спотыкались, наткнувшись на какое-нибудь препятствие на земле.

– Осторожно, – сказал я, – где-то в этом углу под стеной. Чуть левее. Да, вот она, пришли.

– Итак, мы на месте… Морис, у тебя нет такого чувства, что сейчас совершится нечто ужасное, такое, что не дозволено совершать? Нет, я понимаю, что в наши время смешно обращать внимание на всякие церковные строгости, но ведь что-то стоит, как ты понимаешь, за этим запретом посягать на последнее пристанище человека – предрассудки, первобытный страх и так далее. Если честно, ты по-прежнему уверен, что дело стоит того?

– Это выяснится через какое-то время. Держи фонарь так, чтобы светил в одно место. В этой части нашей программы не предвидится абсолютно ничего занимательного.

Я прочувствовал это. Песчаная почва, хоть и сухая, очень медленно поддавалась лопате, и прошло, наверное, не меньше часа, прежде чем я, взмокший от пота и с дрожащими от усталости ногами, очистил от земли почти всю крышку длинного дубового ящика – цель моих раскопок. Диана, проявив понимание и терпение, вела себя более чем похвально весь этот час: закрепила фонарь в щели на стене, не затевала дискуссий, спешно загораживала свет, заслышав на дороге приближение машины, один раз уснула минут на десять – пятнадцать. Когда я заканчивал копать, она уже проснулась и снова светила мне (запасным фонариком, потому что батарейка в первом фонаре уже села), и я продолжал работу, теперь с молотком и долотом. Ручка долота была обмотана у меня куском мешковины, но в ночной тишине звук получался все равно ощутимым. В целом, однако, мы ничем не выдали себя; до ближайших домов было не менее ста пятидесяти ярдов, они стояли погруженные в темноту, и все ограничилось десятком осторожных ударов и негромким скрипом, когда я поддел крышку гроба долотом.