Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея

• Название: Язычник эры Водолея
• Автор: Михаил Задорнов
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-046847-8, 978-5-271-18071-2

Чтобы представить Задорнова, достаточно сказать: "Михаил Задорнов!" Кто-то называет его звездой, кто-то — нахалом, кто-то любит, кто-то терпеть не может… Такова цена популярности! Сам он в шутку называет себя язычником. Язычник — это вовсе не то, о чем вы подумали. "Аз зычу естество" — такой смысл вкладывали в данное слово наши предки. "Я вижу суть". Но Задорнову мало обнаружить эту суть. Ему надо еще всем, кому можно, ее пересказать. Желательно многократно и с юмором, чтобы наверняка дошло. Иными словами — показать язык. То есть Задорнов — язычник в квадрате! Оказывается, главный секрет язычников в том, что они показывают язык проблемам. А поэтому всегда радостные, живут в согласии с природой, как бабочки, как птицы… Более того, верят в Бога, но, воспитанные природой, никогда не выпрашивают у него повышения по служебной лестнице, увеличения зарплаты, квартиры побольше или неприятностей соседям… Они даже не пытаются бороться с природой, понимая, что мы — часть ее, а часть не может победить целое! Короче, мы не можем больше скрывать все это от народа. Потому что сатирик Задорнов, более 25 лет заставляющий огромную страну смеяться и плакать, думать и анализировать и, следовательно, расти, по количеству зрителей давно уже являющийся миллиардером, но не имеющий при этом ни миллионов, ни единой правительственной награды.

---

Например, один из седовласых академиков на экзамене по термодинамике спросил у моего друга, почему стакан с водой, стоящий на подоконнике, с солнечной стороны холодный, а с теневой — теплый? Друг долго пытался профессору что-то объяснить. Даже составлял формулы, основанные на первом и втором законах термодинамики, почему-то приплел закон Бернулли, кривую Гаусса… После чего и получил тройку, поскольку оказалось, что перед тем, как задать этот вопрос, профессор просто повернул стакан на сто восемьдесят градусов.

Преферанс против одноруких бандитов

Еще благодаря МАИ я научился играть в преферанс! Даже одно время, после того как преподаватели перестали мне одалживать трешки, зарабатывал им себе на жизнь. Мы работали втроем. Стыдно признаться, но у нас была своя система знаков, постукиваний пальцев по столу, подмигиваний друг другу. Пытались изобрести новые методы крапления карт. Есть такое выражение: «Проигрался до того, что остался без штанов». Именно это однажды со мной и случилось. Вернее, я остался в одних штанах и рубашке, а всю остальную одежду проиграл. С тех пор поклялся никогда больше к картам не притрагиваться, если это не карты географические. Правда, до сих пор уважаю тех, кто, несмотря на все эти бесчисленные заманухи: казино, игральные автоматы, ипподромы — не изменил преферансу — самому жесткому воспитателю смекалки и умению высчитывать любую комбинацию без соответствующих программных обеспечений.

Каждый раз, когда я прохожу мимо зала игральных автоматов, мое сердце словно попадает в соковыжималку от жалости к сегодняшнему молодому поколению. Преферанс среди одноруких бандитов — это седовласый мудрец среди рожденных в пьяном зачатии дебилов. Теперь я понимаю, что преферанс расширил мою модемную плату, увеличил скорость работы процессора и научил интуичить прикуп. Летом 74 года, когда с агитбригадой МАИ мы обслуживали концертами ледоколы и сухогрузы на Северном морском пути, на одном из сухогрузов нас застал шторм. Девятибалльный! Мы даже не успели испугаться. Потому что играли в преферанс и пытались поймать неловленный мизер. Качка при этом была такая, что сползал прикуп. Приходилось держать и прикуп, и друг друга и при этом еще соображать.

Троллейбусная любовь

А напротив нашего общежития было женское общежитие пищевого института. Наше, авиационное, считалось мужским. Девушки как-то не очень хотели становиться авиаторами. В клубе пищевого института устраивались танцы. Еще даже не было такого слова — «дискотека». Привести девушку из пищевого после танцев было некуда. В общагу? Стыдоба. Порядочная девушка вместо того, чтобы заняться тем, для чего ее привели, сначала начала бы мыть посуду. А куда деть соседей по комнате? В то нравственное время даже целоваться при других стеснялись. Порнографии же никто не видел, о наркотиках знали понаслышке.

Зато с другой стороны от института находилось троллейбусное депо. Троллейбусов к тому времени в Москве расплодилось, как прусаков в коммунальной квартире. В депо все они на ночь не вмещались, поэтому многие троллейбусы оставались «ночевать» прямо на мостовой, напротив нашей главной институтской проходной. Вот в эти троллейбусы мы иногда и приводили своих любимых девушек после танцев. Шутка ли, мои старшие товарищи научили меня не только открывать двери «спящего» троллейбуса, но и опускать его штанги, присоединять их к проводам, включать печку… В троллейбусе даже зимой становилось тепло, а из снятых сидений мы научились раскладывать двуспальную кровать для ночлега. Главное было после танцев успеть занять свободный троллейбус. Впрочем, уже издали становилось понятно: если штанги подключены, значит, троллейбус занят. Не мешать! А вдруг там твой друг занят сейчас самым важным делом — читает любимой девушке стихи!

Да, мы тогда любили литературу, девчонок, которые любят нас за прочитанные им стихи, водку с пельменями, фильмы эпохи неореализма, театры, пирожки с мясом на морозе по пять копеек…

Конечно, еще надо было поспевать учиться. В свободное от преферанса и троллейбусов время. Сцена продолжала меня зазывать воспоминаниями о «Ходоках к Ленину» и «Репке». Этот успех хотелось повторить. Я продолжал дружить с Володей и его друзьями из «Щуки». Они были близки к тому, что я любил больше всего на свете, — к театру. Даже сейчас, по прошествии множества лет, я могу сказать, что театр был на протяжении всей моей жизни единственной любовью, которой я никогда не изменял…

Леня. Пружина раскручивается

Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

О ЛЕНЕ ФИЛАТОВЕ

Он, как и мой отец, мыслил широкоформатно. Так же не подчинялся тем взглядам, которые в нас вдалбливали советской колотушкой. Он всегда высказывал свое личное мнение. И мнение это, как у поэта, рождалось в его сердце, а не в голове.

Конечно, все не без греха. И он был человеком со всеми присущими нам слабостями. Любил выпить, опохмелиться, далеко не мудро отстаивал в споре свою точку зрения — мог даже подраться! Довольно часто мог в споре обидеть человека, съязвить так, что тот становился его врагом на всю жизнь. Про одного из очень гордых, звездящих артистов, например, сказал, что тот напоминает ему описавшегося беркута.

А еще в Лене было то, что есть далеко не в каждом, — пружина! Есть такое выражение у инженеров — «заневоленная пружина». Вроде и пружина, но заневолена. Не может поэтому раскрутиться. Большинство людей в Советском Союзе напоминало заневоленные пружины, а Леня был пружиной раскручивающейся. Он не признавал неволи души. Он был прежде всего поэтом, а потом уже актером и режиссером. Стихи словно копились у него в душе, а потом от переизбытка поэтического давления, дабы организм не взорвался, они прорывались на бумагу. Леня, как и Пушкин, мог разговаривать рифмами. Бывало, в компаниях на спор импровизировал стихами…

Я понимаю, что большинство поклонников актера Леонида Филатова узнали его как поэта после того, как он написал «Сказку о стрельце». Я же полюбил его стихи со студенческих лет. В его рифмах не было банальных песенных глупостей: кровь — любовь, ты — цветы, да — звезда, туда — сюда, тогда — когда, зад — назад, ботинки — полуботинки… Леня писал, подражая Пушкину, в том смысле, что сидел на стуле так же, как великий поэт, поджав под себя правую ногу. Он не выдавливал, не вымучивал из себя стихи, они, повторяю, случались у него сами. Причем так легко, что я начинал верить, будто именно в этой поджатой ноге кроется секрет поэтического мастерства. Помню, как Наташа Варлей объявила, что выходит замуж за известного артиста Николая Бурляева. Ревнуя, Леня только на мгновение присел в позу пушкинского вдохновения и тут же подскочил со словами:

Из Коли жизнь ключом бурляет,
Она ж варляет дурака!

Сто грамм покрепче — для протрезвления

Я завидовал остроумию Лени. Однажды в разговоре о советской цензуре он пошутил так, что я не сразу понял, что он вообще пошутил:

— В кабинете КГБ, откуда руководят цензурой, можно повесить такой лозунг-призыв: «Души прекрасные порывы!» Естественно, с восклицательным знаком, чтобы звучало как приказ.

Еще он быстро включился в нашу с Вовкой игру в эстрадные «уродии»:

— Художник, который подарил своей любимой девушке миллион алых роз, — весьма странный тип. Во-первых, мало того что продал свой дом, еще и свой кров продал. У него что, дом был отдельно от крова? Или художник был грузином, тогда эту песню надо петь с грузинским акцентом, а поскольку грузины мягкий знак не произносят, получается, что он свою кровь продал — донором был. А во-вторых, какая с его стороны бестактность подарить любимой женщине миллион алых роз?! Это же четное число!

Сегодня, вспоминая те юношеские годы, я думаю, если бы мне предложили их еще раз прожить, я бы согласился на все… Единственное, на что бы не согласился, — на такое количество застолий и пьянок. Эх, если бы была такая возможность редактировать свою жизнь по воспоминаниям! И Леня был бы еще жив, и мы с Вовкой не дарили бы теперь друг другу на дни рождения лекарства. И до сих пор обсуждали бы прочитанные по вечерам новые книги чаще, чем утренние свежие симптомы.

Это ж сколько надо было иметь здоровья в закромах организма, чтобы пить каждый вечер! Пили в общежитиях, в скверах на скамеечках, в гостях, кафе, пельменных, рюмочных… Нам казалось тогда, что мы гусары, а оказалось, что просто пьяницы!

Однако нет худа без добра. Я уверен, что пьянство в советской молодежи развивало чувство юмора гораздо энергичней, чем наркотики у современной. Почему? Потому что наутро нельзя было относиться без юмора к тому, что наделал по пьянке вечером.

Как можно было не расхохотаться, когда Леня, который курил больше остальных, поутру, после очередной попойки, проснулся, трезвея, потянулся за яблоком, откусил его и инстинктивно стряхнул с него указательным пальцем пепел?