В. Пашинин - «Мир приключений» 1968 (№14)

• Название: «Мир приключений» 1968 (№14)
• Автор: В. Пашинин
• Издательство: Издательство: Детская литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1968

Сборник приключенческих и фантастических рассказов разных авторов (В. Пашинин, Кирилл Булычев, Лев Полонский и др.). Альманах № 14.

Ежегодные сборники приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских и зарубежных писателей выпускались издательством «Детская литература» с 1955 г.

---

Жюль Верн замолчал. Затем продолжил:

— Я поставил своей задачей описать в «Необыкновенных путешествиях» весь земной шар. Следуя из страны в страну по заранее установленному плану, я стараюсь не возвращаться без крайней необходимости в те места, где уже побывали мои герои. Мне предстоит еще описать довольно много стран, чтобы полностью расцветить узор. Но это сущие пустяки по сравнению с тем, что уже сделано. Быть может, я еще закончу мою сотую книгу! Закончу обязательно, если проживу еще пять или шесть лет…

— И вы знаете, чему будет посвящена ваша сотая книга?

— Да, я часто думаю об этом. Я хочу в своей последней книге дать в виде связного обзора полный свод моих описаний земного шара и небесных пространств и, кроме того, напомнить о всех маршрутах, которые были совершены моими героями… Но независимо от того, успею я выполнить этот замысел или нет, могу вам сказать, что у меня накопилось в запасе несколько готовых книг, которые будут изданы уже после моей смерти…

Жюль Верн угасал в своем кабинете, у стола, заваленного законченными и неопубликованными рукописями.

Он умер на семьдесят восьмом году, 24 марта 1905 года, в восемь часов утра.

Писатель оставил десять неопубликованных книг. Его прах давно уже тлел в могиле, но до конца 1910 года каждое полугодие, как это делалось на протяжении сорока двух лет, он продолжал дарить читателям новый том «Необыкновенных путешествий».

Н. Коротеев, М. Спектор В ЛОГОВЕ МАХНО (Главы из повести)

Поезд двигался медленно, однако вагон сильно мотало на расхлябанном пути.

Матвей Бойченко притулился на узкой лавчонке в углу за дверью. Он считал, что устроился с комфортом. Ведь даже проход забит битком. Пассажиры теснились на лавках, мешках, котомках, а то и просто на полу. Над их головами, свешиваясь со вторых и третьих полок, шевелились и дергались ноги, обутые в лапти, опорки, сапоги, солдатские ботинки. Одежда на людях была заношена и грязна от бесконечного лазания под вагонами на станциях, пропитана угольной копотью тамбуров, подножек и крыш, пылью привокзальных площадей, на которых им приходилось ночевать.

Едва весной 1919 года началось изгнание всех иностранных оккупантов с Украины, из России на юг хлынул поток беженцев, возвращавшихся в родные места. С ними в славящуюся обилием Таврию сейчас же ринулись жадные спекулянты и мешочники, охочие до легкой поживы, воры, беспризорники. Навстречу двигался такой же поток с Украины в Россию. И оба эти потока сталкивались на каждой станции и полустанке.

Если бы не сцепщик, не вырваться Матвею так скоро из родного города. Дядька в промасленной форменной куртке долго присматривался к Матвею, по-юношески пухлогубому, большеглазому, чубатому. Потом он на всякий случай справился, куда хлопцу нужно ехать, и скомандовал: «Пошли!»

Обрадованный Матвей хотел отдать доброму дядьке целую пачку махорки. Ее ничего не стоило выменять на буханку хлеба со шматком сала в придачу. Очень уж срочно Бойченко нужно было добраться до Знаменки, чтобы попасть в Елисаветград.[45] Но сцепщик отсыпал лишь горсть. И теперь Матвей подумал, что его чудесная, с комфортом, посадка в поезд осуществилась, наверное, не без помощи председателя губчека Абашидзе. Того самого Абашидзе, по особому заданию которого Бойченко и отправился в Елисаветград.

За матовыми от пыли и гари окнами вагона сиял солнечный день. Яркая зелень ясеней, вязов и кленов то подступала к самому железнодорожному полотну, то отбегала, уступая место пестроте полян. Цветы покачивались под ветром, словно прощались.

На боковой лавке, как раз против Матвея, сидя подремывал, зябко кутаясь в шинель, солдат с изможденным лицом. Время от времени он принимался по-стариковски перхать, иногда закашливался, открывал глаза и ловил ртом воздух. А глаза у него были молодые.

Наискось от Бойченко на краю скамьи разместилась разбитная женщина в цветастом платке. Она визгливым голосом рассказывала соседкам историю своей жизни.

— Этот австрияк чи немец мне и говорит: «Ауфвидерзеен… Их фаре нах хаус. Революция им Дойчлянд».

— Ишь как насобачилась по-ихнему! — осуждающе протянул густой бас с верхней полки.

— Насобачишься! Сам небось бежал от германца. А мне куда от хозяйства? Куда от пятерых мал мала меньше! Мой тоже все воюет. Ушел, родимый, да так и пропал! — слезливо запричитала женщина.

Соседки, задрав головы и для пущей убедительности упершись кулаками в бока, накинулись на басовитого мужчину. Тот даже ноги на полку подобрал.

— Ну-ну! Вы чего, бабы… Вы того, полегче…

Разбитная женщина вмиг успокоилась.

Вагон сильно дернуло. Поезд замедлил ход и вскоре остановился. Матвей обеспокоенно выглянул в окно. Состав замер посреди поля. Вдоль вагонов, придерживая сабли, пробежали военные с красными бантами на груди. Солдат, сосед Матвея, глянул через его плечо. Потом достал из-за пазухи какой-то предмет, завернутый в тряпицу, и засунул его меж узлов глубоко под лавку.

— Попали в переделку… — процедил солдат.

— Какая переделка? Это же наши, — сказал Матвей.

— Наши… Похоже, что григорьевцы бунтуют…

— Григорьевцы? — переспросил Матвей. Он отлично помнил, что конница Григорьева вместе с частями Красной Армии освобождала Николаев от войск оккупантов. Правда, и тогда григорьевцы пытались было учинить грабеж на рынке. Однако налет на поезд…

Состав тронулся и стал быстро набирать ход. Вагон снова замотало.

— Все предусмотрели, гады!.. — опять процедил солдат.

— Что? — переспросил Матвей.

— Заставили машиниста гнать поезд, чтоб пассажиры не разбежались…

Из тамбура донесся резко оборвавшийся крик. Хлопнул выстрел. Говор в вагоне смолк. Люди заерзали, стали хвататься за свои мешки.

— Скинули… И пулю вслед, — понесся шепоток.

— Освободить проход! — зычно гаркнул чей-то голос — Быстро!

Как стиснулись пассажиры, Матвей не понял, но проход оказался свободным. Из-за двери, прикрывавшей Матвея, появился верзила в кубанке. В руке у него был револьвер, на боку — шашка. Китель перетягивала новехонькая портупея, а на груди топорщился кумачовый бант.

Верзила проговорил негромко и внятно:

— Оружие есть? Сдать!

В купе молчали.

— Проверим… Деньги, ценные вещи? Сдать! — И, не дождавшись ответа, верзила бросил через плечо: — Взять!

Из-за спины верзилы вынырнул коренастый бандит, ухватился за туго набитый мешок, который держала женщина, рассказывавшая свою жизненную историю. Она сопротивлялась молча, оттолкнула коренастого бандита, закричала:

— Люди добрые! Помогите!

Верзила выстрелил три раза подряд. Женщина повалилась на мешок с добром.

— Проклятая мировая буржуазия! — внятно проговорил верзила. — Попортила людям нервы. Деньги, ценные вещи… Сдать…

— Что же вы, ироды, делаете! — раздался с полки мужской бас. — Да как вы смеете, гады!

— В окно. И пристрелить.

Теперь из-за спины верзилы вылезло двое.

— Я вам сейчас, гады! — басил мужчина.

Но его схватили за ноги и сдернули с полки.

Выстрел прозвучал глухо. Бандиты подхватили тело мужчины, как тараном, выбили окно и выбросили из поезда.

— И ее… — приказал верзила. — Теперь стало свободнее.

Пассажиры полезли в карманы, принялись развязывать котомки. Коренастый бандит саблей вскрыл мешок убитой женщины. Из него вывалились детские рубашонки, пальтишки, несколько пар стоптанных ботинок, штанишки на лямочках, матросский костюмчик. Вытряхнув все это на пол, коренастый принялся по знаку верзилы отбирать у пассажиров то, что приглянулось, и совать в мешок.

Матвей опустил взгляд. За голенищем сапога верзилы торчал еще револьвер, привязанный тонким ремешком к поясу… Рука Матвея потянулась к оружию непроизвольно: ненависть и ярость клокотали в его душе. И тут Матвей ясно, словно над самым своим ухом, услышал голос Абашидзе:

«Что бы ни случилось, ты не имеешь права распоряжаться собой. Рисковать ты имеешь право только ради дела, которое тебе поручено. И будешь отвечать перед партией за каждый свой рискованный шаг».

Убрать руку, которая была уже готова схватить револьвер, Матвею стоило огромных усилий. Он сцепил пальцы так, что побелели суставы.

И снова голос Абашидзе прозвучал в его ушах:

«Запомни… Речь идет о глубоком проникновении к анархистам-набатовцам. Не на день, не на два».

Дуло револьвера коснулось подбородка Матвея.

— Глухой, что ли!.. Чемодан…

Матвей открыл. Там лежала чистая рубашка и две пачки махорки.

— Куришь? — строго спросил верзила.

— Нет. На хлеб выменять хотел.

— Настоящая… — Забрав махорку, верзила положил пачки в карман галифе. — Курить вредно. Увижу — пристрелю. — Захохотал, оборвал смех. — А ты, служивый? — обратился он к солдату, сидевшему напротив Матвея.