Аркадий Фидлер - Зов Амазонки

• Название: Зов Амазонки
• Автор: Аркадий Фидлер
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1957

«Зов Амазонки»(«Здобывамы Амазонке») — это переработанная автором для молодежи «Рыбы поют в Укаяли». В ней Фидлер описывает свое путешествие по рекам Амазонке и Укаяли, раскрывает сказочные богатства природы, мир буйных тропических лесов, чарующую прелесть необыкновенных цветов, грозу и ужас разбушевавшейся стихии, причудливую красоту бабочек и птиц, мир диковинных животных и поющих рыб.

---

В верхнем течении реки Укаяли мне все время приходится соприкасаться с индейцами чама. Я познакомился со многими из них и изучил их обычаи. Племя чама занимается исключительно рыболовством и живет только на берегах Укаяли, не уходя далеко в лес. Нет их даже на лесных притоках. В лесах охотятся индейцы другого племени — кампа, весьма воинственный народец, и миролюбивые чама, спасаясь от них, иногда прибегают к защите белых.

Чама — крепыши низкого роста и округлых форм. В чертах лица явно монгольская примесь. Питаются они преимущественно рыбой и бананами. И то и другое они приготавливают на разные лады. Так называемая «патарашка» — рыба, запеченная в пальмовом листе, — могла бы стать украшением стола самого взыскательного лакомки. В любое время дня индейцы поедают невообразимое количество цяпу — что-то вроде супа, приготовленного из вареных и размятых руками бананов. Они обожают водку, добытую из тростника, но когда ее нет, пьют масату — сок юкки. Чтобы получить этот сок, женщины пережевывают юкку64.

Очевидно, рыба и бананы идут им на пользу: чама не знают болезней и обычно бывают в прекрасном настроении. Это просто поразительно: всегда они веселы, всегда смеются, даже когда их постигает какая-нибудь беда. На белого пришельца это производит странное впечатление; он смотрит на индейца, больно поранившего себе руку и при этом хохочущего, как на сумасшедшего. Смех чама не похож на наш смех. Он напоминает скорее ржание коня или хихикание, и мне кажется, что чаще всего они зубоскалят. В общем чама — веселые индейцы.

Хотя чама живут среди белых и повседневно соприкасаются с ними, они сумели отгородиться китайской стеной от влияния их цивилизации и культуры. Возможно, поэтому племя чама не погибло, а, наоборот, все больше размножается. Чама приняли христианство, но для них это только форма. Они продолжают соблюдать свои языческие обряды, а о христианском боге имеют самое смутное представление. «Люди без бога» — так называется, кажется, единственная монография о чама, принадлежащая перу выдающегося знатока этого племени — Тессманна. Колдовство играет в жизни чама немаловажную роль. Некоторые из них умеют считать на пальцах рук, а некогда был славен курака (вождь), который умел считать до десяти тысяч. О деньгах чама не имеют понятия. А может быть, и не хотят иметь? Вообще они не знают цены вещам, но зато хорошо знают цену своим капризам и ими руководствуются: если одному из них понравился нож соседа, он охотно отдаст за него свое индейское ружье — эскопету, стоящее раз в двадцать больше, чем нож.

Чама не приходится бороться за существование. В реке полно рыбы, а на берегу вдоволь бананов. Привольно живется этим большим капризным детям!

Среди других племен чама выделяются не только своим веселым нравом, но и художественными наклонностями. Я оговорюсь: наклонности эти присущи только женщинам. Женщины лепят из глины искусные горшки различной формы и украшают их характерными рисунками. Рисунки эти состоят из красных и темно-коричневых полосок. Скрещиваются они под прямым углом и в целом напоминают какой-то таинственный и своеобразный рисунок шахматной доски. Чаще всего они похожи на геометрические фигуры, но изредка похожи на стилизованных людей и животных. Поскольку у всех чама рисунки совершенно одинаковые, можно легко предположить, что они имеют особый смысл. Возможно, это иероглифы — отзвуки забытой письменности. Такие же изображения, как и на горшках, украшают вытканные чама кузьмы, а также женские платки и повязки на бедрах.

Как и у большинства других примитивных племен, женщины чама, в отличие от праздных мужчин, с утра до ночи заняты хозяйством. Мужчины, правда, сажают маниоку, но этим ограничивается вся их работа. Убирают маниоку женщины. Они также высаживают и убирают все другие растения.

Чама считают, что есть обезьян еще можно, но вот когда люди сами похожи на обезьян и имеют такие же круглые головы, это никуда не годится. Поэтому новорожденным они привязывают спереди и сзади головы дощечки, которые через несколько месяцев изрядно сплющивают череп. Такая изуродованная голова впоследствии является гордостью ее обладателя и повышает в нем чувство собственного достоинства. Волосы, растущие на теле, за исключением головы, тоже слишком напоминают обезьяну, поэтому их отовсюду тщательно выщипывают.

Нелегкое, а подчас даже невозможное дело для белого проникнуть во внутренний мир этих людей. Чама старательно прячут свои мысли от белых соседей, так же как и свои обычаи и свою веру. Жить среди белых они не прочь, но брататься с ними упорно не желают. Это умное, веселое племя хочет жить по-своему!

Может случиться, что белому человеку станут невмоготу его городские «друзья»и расшатанные нервы; ему захочется уйти от шума на лоно природы, поселиться на этой благословенной земле, на берегу большой богатой реки, под сенью пальм, среди скромных, честных людей, которые не желают знать, что такое деньги. Ему захочется вместе с ними и по-детски смеяться, и грести, и бросать гарпун в большую рыбу, есть цяпу и восхищаться их примитивным искусством. Словом, он хотел бы прийти к чама, живущим на берегу реки Укаяли, и с сердцем, полным лучших чувств, просить позволения жить в их шалашах и брататься с ними.

Но, увы, он будет разочарован. Смущенный вождь-курака долго будет почесывать затылок, а затем учтиво предложит вместо дружбы быть их господином или покровителем, а они-де будут его подчиненными. И пусть он построит себе большой дом подальше от их жилищ. Пришелец воскликнет:

— Но я не хочу быть для вас ни господином, ни покровителем!

— О, да, да! Мы будем твоими очень покорными слугами и рабами… — с упорством продолжает курака.

— Нет! Я хочу быть таким, как вы, слышишь? Хочу и жить с вами и веселиться, как вы!

— А, теперь я понял! Как это хорошо будет, как славно! Ты выстроишь себе большой, красивый дом, — о, да! — и с высоты его будешь взирать, о ты, надменный повелитель, белый человек, на своих невольников!

— Слушай, курака, не болтай, прошу тебя. Я не надменный и повелевать вами не желаю. Я хочу только жить в шалаше рядом с твоим шалашом…

— Да, это хорошо, очень хорошо! Твой дом будет большой, на прочных столбах, на высоких и прочных столбах…

Курака произносит эти слова с бесстрастной улыбкой, в состоянии какого-то экстаза. Ему чудится какой-то огромный домище, уходящий в поднебесье, и это кажется ему самой надежной защитой от дурных обычаев белого нахала. Индеец бессмысленно улыбается своим видениям. Потом он переводит взгляд на белого пришельца, все еще продолжая улыбаться, но уже несколько по-иному: с сожалением и мягкой издевкой.

47. ЧИКИНЬО ПОЛОН ОТЧАЯНИЯ

Чикиньо зол и несчастен. Совершенно убитый ходит он по земле, которая кажется ему поистине долиной слез. Сорок наших попугайчиков пивичей весело кричат и щебечут с утра до ночи, а Чикиньо грустен и мрачен. Тоска грызет и гложет его сердце.

— Прогони ее, друг, прогони Долорес на все четыре стороны! — упрашивает меня Чикиньо и сжимает кулачки. — Зачем тебе нужна эта отвратительная девчонка?

— Чикиньо, ты несправедлив, она ведь ловит для нас бабочек.

— Каких там бабочек! А позавчера кто изувечил редкую бабочку, кто уничтожил ее?

— Согласен, уничтожила она, но зато вчера она принесла сорок других бабочек, а ты только двадцать четыре.

— Но среди моих было четыре морфо, а что у нее? Самые простенькие!

— Преувеличиваешь, дорогой Чикиньо, преувеличиваешь.

— Нет, не преувеличиваю. Разве ты сам не замечаешь, какая она дура, какая назойливая, какая отвратительная? Не замечаешь?

— Нет, не замечаю.

Чикиньо погружается в темную бездну отчаяния. Он не любит Долорес. С тех пор как девочка повела нас охотиться на колибри, она приходит почти ежедневно и ловит для нас бабочек. Вот почему Чикиньо рвет и мечет. Он охотно поколотил бы соперницу, но девочка старше его на четыре года и сильнее.

— Чикиньо, будь рыцарем!

Нет, Чикиньо не желает быть рыцарем. Восьмилетний женоненавистник считает, что право ловить бабочек принадлежит только мужчинам. Поэтому Чикиньо не может примириться с существующим положением и переживает трагедию. Для него гаснет улыбка, меркнет солнце, когда рядом Долорес!

48. ВОДА, ВОДА, ВОДА…

Рядом с лесными дебрями — жестокими, алчными, полными всяческих ужасов, — существует в бассейне Амазонки стихия еще более страшная, еще более необъятная: это вода.

Здесь самые мощные в мире реки и разливы, в их пучине водятся самые большие в мире пресноводные рыбы. Подогреваемые солнцем, воды рек интенсивно испаряются и повисают в воздухе густым туманом; именно благодаря воде раскинулись здесь эти великолепные леса.

Укаяли один из многих притоков Амазонки. Я живу в Кумарии, недалеко от того места, откуда Укаяли берет свое начало. Уже здесь, почти у подножия Анд, ширина молодой реки около километра. Мне захотелось еще раз измерить ее глубину у моей хижины. Я взял восьмиметровую веревку с привешенным на конце грузом и на расстоянии пяти метров от берега попытался определить глубину. Увы, дна я не нащупал, глубина здесь превышала восемь метров.