Ланс Хорнер - Хозяйка Фалкохерста

• Название: Хозяйка Фалкохерста
• Автор: Ланс Хорнер
• Издательство: Локид
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00066-9

Роман из захватывающей серии о плантации Фалконхерст и ее обитателях, повествующий о падении и взлете могучей Лукреции Борджиа – рабыне, которой повинуются и белые, и черные.

Это волнующее повествование о хозяйке Фалконхерста с редкой силой передает весь ужас и всю страсть, с которыми сопряжена жизнь чернокожей женщины в мире белых мужчин.

---

– И учти: я говорю серьезно! – прикрикнул он.

– Да, сэр, масса Хаммонд, сэр, – отчеканила она и грустно добавила: – Жаль, что вы не хотите больше от меня ни просто ребеночка, ни близнецов. Что ж, раз вы говорите, что Омар не для меня, буду обходить его стороной.

Она забрала у него пустой стакан.

Вернувшись на кухню и найдя ее пустой, она дала волю чувствам. Рыдать было не в ее привычке, однако сейчас ей пришлось утирать слезы, вызванные не столько печалью, сколько разочарованием. Ей не удалось добиться своего, а она не умела мириться с поражениями. Никогда в жизни ей не хотелось ничего так сильно, как Омара. Его лицо день и ночь стояло у нее перед глазами с тех пор, как он поселился в хижине Лейлы, однако она держала себя в узде и не подходила к нему близко.

Теперь, когда он выполнил хозяйское поручение, она считала себя вправе потребовать его для себя. Никому не было бы от этого плохо, а Омару и подавно, делил бы с ней ложе, пока Максвеллы не подберут ему новую сожительницу, и все. К тому же она считала пустой болтовней разговоры о том, будто мужчина должен поберечься, обрюхатив женщину. Она разбиралась в этом куда лучше.

Чем больше сил расходует мужчина в постели, тем более могучим он становится. Какая польза для мужчины, если его лишают возможности каждую ночь наслаждаться женщиной? Ровно никакой!

Несмотря на угрозы Максвелла, Лукреция Борджиа вспомнила, что в Фалконхерсте еще ни разу не пороли негритянок. Самое суровое наказание, которому там могли подвергнуть провинившуюся, – это запереть ее в сарае и три дня держать на хлебе и воде.

Три дня заключения! Три дня на хлебе и воде! Она готова пойти на это, если в обмен получила бы Омара. Подобные лишения казались ей слишком дешевой платой за радость близости с ним, за чудо ощущать в кромешной тьме его гладкие руки и ноги, его жаркий рот.

Упрямо сжав зубы и набычившись, она выпрямилась и распахнула дверь. От конюшни ее отделяла лишь пара шагов – недолгая прогулка.

Хлеб и вода? Пустяки!

Она решительно зашагала в лучах полуденного солнца к конюшне, поскрипывая накрахмаленным фартуком. В конюшне она постояла, чтобы привыкнуть к полумраку, и тут увидела Омара, руководившего юношами, чистившими стойло, прежде чем класть туда свежую солому. Она поманила его пальцем.

– Квини понесла, – с улыбкой сообщила она, кокетливо наклонив голову.

– Она мне говорила. – Жизнь в Фалконхерсте благоприятно отразилась на его английском.

– Значит, тебе больше нечего делать в хижине Лейлы. Будешь спать здесь, в сарае, без женщины, пока масса Уоррен или масса Хаммонд не подберут тебе новую.

Он покачал головой и улыбнулся невеселой улыбкой, после чего, подойдя к ней ближе, чтобы его не расслышали остальные, сказал:

– Мне бы хотелось спать с тобой, Лукреция Борджиа. – Он не отводил взгляд от величественных очертаний ее груди.

– И мне бы этого хотелось. – Она подалась к нему, и ее обдало его теплом и его запахом. Глядя друг на друга, они не скрывали своего вожделения.

– Мне противно даже думать, что ты будешь спать здесь, в сарае, один-одинешенек, – прошептала Лукреция Борджиа. – А мне мучиться в кухне с Мемом! Что с ним, что одной – никакой разницы. Он меня не устраивает.

– Не то что я. – Он провел пальцем по ее щеке, дотронулся до губ, до скулы, потрепал за ухо.

– Ты – совсем другое дело, Омар. – Она с трудом подавила желание прикоснуться к нему. Этим она причинила бы вред не только ему, но и себе. Никогда еще он не выглядел таким красивым и таким желанным. Она недоумевала, как ей удавалось так долго бороться с соблазном. Теперь ее терпению пришел конец.

Приложив палец к губам в знак того, что ему следует хранить тайну, она прошептала:

– Я сделаю так, что ты станешь спать здесь, а не в часовне, вместе с остальными. Их там запирают на ночь, чтобы они не шастали по плантации, как оголодавшие псы. А конюшня всегда стоит нараспашку.

Он кивнул: пока что он следил за ее мыслью.

– Поэтому, – продолжала она шепотом, прильнув к нему, – мы сможем увидеться, когда стемнеет. Я буду ждать тебя в старом сарае позади пошивочной. Там хранятся ткани. Дверь запирается на замок, но у меня есть ключ.

– Приду, – пообещал он чуть слышно, нежно гладя ее лицо.

Глава XXVII

Как ни ловка была Лукреция Борджиа, одно ей никак не удавалось – напеть любую, даже самую простую мелодию. Ей было нетрудно запомнить мотив, однако стоило ей открыть рот – и вырывавшиеся наружу звуки теряли всякую связь с мотивом. У нее получалось скорее мяуканье, способное взбесить любого слушателя. Сама она, впрочем, понятия не имела об этом своем изъяне и всегда что-нибудь напевала, когда ей было хорошо, то есть издавала совершенно немузыкальные звуки.

Сейчас ей было хорошо, даже очень, поэтому она распелась вовсю. Это были радостные вопли, имевшие такое же отношение к музыке, как громыхание чугунных сковородок.

– Ля-ля-ля, ля-ля-ля! – надрывалась она, покинув Омара и направляясь в хижину к Лейле, чтобы, своевременно приняв важный вид, сообщить о немедленном переселении Квини в родильное отделение, к остальным беременным невольницам, и о временном переводе Омара в конюшню. Лейле было обещано, что замена Квини будет найдена без промедления, как только Максвелл или Хаммонд подберут для Омара ладную девку.

Чтобы в Фалконхерсте да оставались пустыми кровати – редкое явление. Кровать, так и не согретая за ночь пылкой парой, означала простой, утраченную возможность пополнить поголовье. Пустые кровати, как незасеянное поле, были здесь синонимом нерадивости.

Шагая по заросшей травой тропинке к выбеленному сарайчику позади пошивочной мастерской, Лукреция Борджиа распевала такую же бессловесную и довольно немузыкальную песенку. Облюбованное ею помещение использовалось в отличие от остальных нечасто, во всяком случае, не каждый день. Туда складывали рулоны мешковины, льняной и прочих грубых тканей, изготовлявшихся непосредственно на плантации. Ключ от двери сарая имелся у одной Лукреции Борджиа; даже Максвеллы обходились без него. Сейчас она нащупала в связке нужный ключик и сунула его в замок. Ржавый скрип подсказал ей, что замок пора смазать, хотя было весьма сомнительно, что ее кто-либо услышит – ведь сарай находился на приличном расстоянии от невольничьего поселка. На всей плантации не сыщешь более уединенного местечка, столь пригодного для тайных свиданий.

Напевая себе под нос, Она вошла в сарай. Маленькое оконце пропускало совсем немного света, но его хватило, чтобы разглядеть рулоны ткани. Грубый пол, стол, повсюду рулоны. Разместиться здесь было пока что негде. Тюфяк, каким они с Мемом довольствовались на кухне, здесь проблему не решил бы. По такому случаю ей хотелось бы чего-то особенного – скажем, пуховую перину.

Пуховая перина! Она затаила дыхание. А что, в этом нет ничего невозможного. Она заторопилась обратно в Большой дом, оставив дверь сарая незапертой. Ей оказалось достаточно мельком заглянуть на кухню, чтобы удостовериться, что обед готов, – осталось лишь подать его. Максвелл дремал в кресле посредине гостиной, Мема нигде не было видно. Подобрав подол, она взбежала на второй этаж и проникла в святая святых – комнату для гостей. Расставленная здесь изящная мебель в стиле ампир давным-давно попусту собирала на себя пыль, так как в Фалконхерсте почти не бывало гостей.

Она сняла с кровати вышитое покрывало и простыни, припоминая, когда делала то же самое в последний раз. Видимо, с тех пор минуло не меньше года. С тех пор к чистым простыням никто не прикасался. Отложив простыни, она приподняла перину, которая никак не хотела складываться. Видно, и впрямь набита дорогим гусиным пухом! Они с Омаром не станут барахтаться на куриных перьях, а проведут свою брачную ночь на роскошной перине. Она схватила большое расшитое полотенце и кое-как увязала в него перину.

Спуститься с этой ношей вниз оказалось непростым делом. Дверь пришлось открывать ногой, что оказалось и вовсе трудноосуществимо. Не обошлось без некоторого шума. Шум разбудил Максвелла: он встрепенулся и грозно огляделся. Кто посмел потревожить его сон, в котором не было изуродованных суставов, а бодро сновал молодой человек, ни в чем не знающий преград?!

– Что это ты там тащишь, Лукреция Борджиа, разрази тебя гром? Куда ты несешь пуховую перину миссис Максвелл? Видит Бог, и в собственном доме не дождешься покоя: стоит задремать – и на тебе: негритянка уже волочит через гостиную не что-нибудь, а пуховую перину! Зачем она тебе? Это же лучшая перина Софи, она досталась ей от ее отца. Уж как она ее берегла!

– Она и есть! – Лукреция Борджиа улыбнулась хозяину, борясь с ходящими ходуном волнами пуха. – Пора ее встряхнуть и подшить. Недавно я прибиралась в комнате для гостей и нашла на полу перья. Рассыпались из перины. Значит, надо ее починить. Миссис Софи гордилась ею и всегда говорила, что это гусиный пух, редкая набивка.