Айбек - Навои

• Название: Навои
• Автор: Айбек
• Издательство: Изд. литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1983
• ISBN: 4702570200—238

Роман «Навои» — одно из самых крупных произведений Айбека, издан впервые в 1944 г. Автор создал в своем романе исторически правдивый обрез замечательного сына узбекского народа — Алишера Навои — поэта, мыслителя, гуманиста. За это произведение Айбек в 1946 году получил Государственную премию СССР.

---

— Пойди к Маджд-ад-дину, расскажи ему о тем обвинениях, которые на тебя возводятся. Не откладывай, обратись к нему сегодня же, — убеждал Зейн-ад-дин товарища.

— Жаловаться волку на несправедливость! Клянусь аллахом, не понимаю, какой в этом смысл!

— Пусть Маджд-ад-дин узнает, что, как бы искусно он ни скрывал свои проделки, его гнусные дела не останутся тайной. Каждое слово, сказанное тобой о Шихаб-ад-дине, бьет и самого Маджд-ад-дина.

Султанмурад после некоторого колебания согласился с Зейн-ад-дином и решил, не откладывая, вечером отправиться к Маджд-ад-дину.

Арсланкул принес на большом блюде манты, приправленные кислым молоком и перцем. Потом снял с полки два больших глиняных кувшина и налил в маленькие изящные пиалы прозрачного красного вина, «чтобы разогнать тоску». Султанмурад поднес пиалу к губам, но вдруг, подняв голову, продекламировал:

Мой обычай быть веселым, пить вино и песни петь;
Вера — не иметь неверья, но и веры не иметь.
Я спросил судьбу-невесту: «Что ты хочешь от меня?»
Отвечала: «Подари мне сердце, полное огня»

Стихи очень понравились Арсланкулу. — Хорошо сказано о вине, — проговорил он с во пением в голосе.

Все трое опорожнили пиалы и принялись за еду. Вино было крепкое. У Султанмурада, который обычно мало пил, от одной пиалы разгорелись щеки и засверкали глаза. Так как он должен был отправиться к везиру, его не уговаривали пить больше. Зейн-ад-дин и Арсланкул выпили еще по две пиалы. Султанмурад читал рубай Хайяма и с большим красноречием разъяснял их смысл. Он привел много арабских, персидских, тюркских стихотворений о вине. Зейн-ад-дин рассказывал интересные анекдоты. Особенно насмешил всех рассказ про мударриса Фасых-ад-дина.

Однажды вечером старый мударрис Фасых-ад-дин устроил пирушку с несколькими юношами. Все были веселы; звучала музыка, пели песни. Когда пирушка была в самом разгаре, оказалось, что вина больше нет. Была полночь, достать откуда-нибудь вино, не расстроив пирушки, было невозможно. Собравшиеся решили процедить гущу, осевшую на дне бутылей. Фасых-ад-дин, который был сильно навеселе, взял в горсть свою белоснежную бороду и сказал юношам: «Уже сколько лет я каждый день подолгу мою мылом и расчесываю эту бороду. Если она сегодня не пригодится, её лучше вырвать и бросить, как сорную траву. Ну-ка, молодцы, поставьте на пол посудину и цедите винную гущу через мою бороду».

Присутствующие с веселыми криками — процедили вино сквозь белоснежную бороду мударриса.

Устав от смеха, все некоторое время молчалив Потом Зейн-ад-дин достал тамбур и, перебирая струны тонкими, как у девушки, проворными пальцами, запел печальную песню о любви и разлуке. Каждое слово песни обжигало сердце Султанмурада, как раскаленный уголь. Когда Зейн-ад-дин кончил Султанмурад бросил на своего друга; взгляд, полный глубокой печали. Зейн-ад-дин, видимо, понял, какую рану разбередил он в сердце ученого, и повесил тамбур на место.

Далеко за полдень гости, поблагодарив Арсланкула и пожелав его сынишке всяческого счастья, распростились и ушли.

Зейн-ад-дин пошел домой, а Султанмурад, обдумывая предстоящую встречу с везиром, решительно направился в северную часть Герата. Миновав узкие переулки, он вышел на большую дорогу.

Была пятница, улицы пестрели людьми. Несколько нукеров с обнаженными мечами в руках вели бродяг, которые подрались в кабаке. Их сопровождали дети и любители даровых зрелищ. Они хватали арестованных за полы халатов и осыпали их бранью. Нарядно одетые бекские сыновья, в халатах с расшитыми воротами и щегольских сапожках, похлестывая красивых туркменских коней, возвращались с поля после игры в чавган. Гератские нищие, по три, по четыре человека, бродили вдоль дороги под тенью деревьев, покрытых молодой просвечивавшей на солнце листвой. Вдали виднелись зубцы огромных крепостных стен и сверкавшие росписью минареты. Роскошные дворцы, окруженные большими садами, низенькие, покривившиеся, громоздившиеся друг над другом дома бедняков, породистые кони в позолоченной сбруе, тощие, костлявые ослы, покрытые грязными потниками, парчовые халаты и заплатанные, оборванные пестрядевые чапаны — все это создавало пеструю, причудливую картину.

Дойдя до нового сада «наместника султана», Султанмурад остановился у ворот, в которые то и дело входили нукеры и слуги. Под испытующими взглядами этих людей, рассматривавших его со всех сторон, простодушный ученый смутился, и у него будто язык прилип к нёбу. Мысленно он даже побранил Зейн-ад-дина, посоветовавшего ему прийти сюда. Наконец Султанмурад обратился к огромного роста джигиту, который по одежде и — манерам походил на начальствующее лицо.

— Я пришел повидать господина Маджд-ад-дина Мухаммеда. Будьте любезны, проводите меня к почтенному везиру.

— Скажите, кто вы такой. Я попробую. Может быть, на ваше счастье… — сказал слуга, равнодушно смотря куда-то в сторону.

Султанмурад сообщил свое имя и служебное положение в Ихласии. Не успел он окончить, как слуга куда-то исчез. Расхаживая взад и вперед возе ворот сада, Султанмурад увидел Туганбека, который прилетел, словно молния, в сопровождении двух красивых джигитов, одетых как приближенные царевичей. Нукеры взяли запыхавшихся коней под уздцы. Туганбек ловко соскочил на землю. Взгляд его покрасневших глаз упал на Султанмурада, и он улыбнулся во весь рот.

— Вы зачем пришли сюда, господин? Султанмурад, соблюдая вежливость, подошел к Туганбеку, крепко пожал его грубую, твердую, как железо, руку и сообщил о цели своего прихода.

— Идемте вместе. Я-то знаю, что вы настоящий ученый. Мы ведь старые товарищи, — весело сказал Туганбек.

Они вошли во двор. Нукеры и слуги с поклонами уступали им дорогу. Туганбек повел ученого по цветникам, пробудившимся с первым дыханием весны, по ровным кипарисовым аллеям. То тут, то там сверкали большие круглые зеркала хаузов. Султанмурад невольно залюбовался ими. Туганбек небрежно махнул рукой.

— Представьте хауз, полный вина, красного бархатного вина! Сегодня на пирушке у моего царевича Музаффара-мирзы мы пили вино из хауза. В конце концов мы бросили туда двух пьяниц. Они выкупались в вине…

Туганбек указал Султанмураду на большой, богато отделанный дом.

— Входите, не стесняйтесь, вас, наверное, примут. Движением руки он простился с Султанмурадом и повернул в другую сторону.

Высокий слуга указал Султанмураду на дверь, украшенную золотом.

Ученый вошел в комнату. В переднем углу, на по крытой китайским шелком подушке восседал Маджд-ад-дин Мухаммед в облачении везира. Словно надменный ишан, принимающий послушника, Мадж-ад-дин, не глядя на Султанмурада, протянул ему руку. Султанмурад, испросив разрешения, сел подальше, у стены. В комнате было так много красивых вещей, что даже у нашего ученого, который не придавал значения богатству и внешнему блеску, загорелись глаза. «Здесь не хватает только золотого престола», — подумал он.

Так как Маджд-ад-дин не начинал разговора, Султанмурад извинился, что пришел не вовремя и, может быть, обеспокоил благословенное сердце высокого господина. Везир, перебирая крупные жемчужные четки, с обычным высокомерием бросил:

— Изложите ваше дело.

Султанмурад заговорил о том, что некоторые люди распространяют порочащие его слухи, что все эти разговоры — бессмысленная клевета, что между ним и клеветниками нет ни соперничества, ни вражды.

— Какое это имеет отношение к нам? — насмешливо сказал Маджд-ад-дин. — Один лишь бог без греха. Раз про вас ходят такие разговоры, этому, наверное, должна быть причина. А подумали вы хоть раз о том, какие мысли вы внушаете вашим питомцам?

Султанмурад теперь уж не сомневался, что опасения его друга были вполне основательны. Однако он решил высказать всю правду:

— Высокий господин, — сказал он, я не хочу пасть напрасной жертвой невежественных людей. Если те мысли, которые я внушаю своим питомцам, возбуждают в вас сомнения, то мое положение, очевидно, опасно. Я призываю вас к справедливости. От справедливости зависит процветание народа, ею же измеряется степень совершенства человека.

Затем Султанмурад подробно рассказал, какими предметами ему уже много лет приходится заниматься, какие науки он преподает, сколько великих ученых Греции, Арабистана и Ирана посвятили этим наукам свою драгоценную жизнь, наконец, не в силах сдержать гнева, он вскричал:

— Всевозможные шихаб-ад-дины — это воплощение невежества, не что иное, как вредные насекомые, подтачивающие корни дерева науки. Жаль, очень жаль, что эти люди множатся и приобретают силу. Они наполняют своим ядом золотые чаши и подносят их другим, говоря, что это мед. Но истина бессмертна. Преступники, подобные Шихаб-ад-дин у, предстанут перед потомством посрамленными и опозоренными.