Филлис Уитни - Тайна «Силверхилла»

• Название: Тайна «Силверхилла»
• Автор: Филлис Уитни
• Издательство: Селена
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-88046-036-3

В предлагаемый читателям сборник вошли два романа – "Тайна «Силверхилла» Филлис Уитни и "В паутине дней" Эдны Ли, – которые не выходят из числа мировых бестселлеров.

---

Элден Салуэй упоминал о докторе Мартине, живущем в Силверхилле. Очевидно, этот мальчик – его сын. В скором времени отец мальчика – человек, которому не сообщили о моем приезде, чтобы он не выступил против бабушки Джулии, – будет здесь. В голове у меня начал складываться возможный план действий.

Раскрыв сумочку, я вынула бабушкино письмо. Пока я вскрывала желтоватый конверт и извлекала из него сложенный лист бумаги с выгравированным наверху словом «Силверхилл», Крис Мартин внимательно наблюдал за мной. Такую почтовую бумагу – только без этой надписи наверху – я видела не раз. Писчая бумага Горэмов была известна во всей стране, но этот листок был явно из семейных запасов.

Почерк был сильный, напористый. Она писала не какой-то там тоненькой шариковой ручкой, а пером с широким кончиком. Чернила были черные. Текст письма в точности соответствовал тому, что я ожидала от нее услышать: она больше не признает Бланч своей дочерью. Бланч носила фамилию Горэм, и поскольку таково было бы желание Зебедиа, ее разрешается похоронить на семейном участке кладбища. Но на этом все обязательства кончаются. Мне следует немедленно отправляться домой и не пытаться предъявлять семье какие бы то ни было претензии.

Читая, я каменела. Такого даже я не ожидала – более жестоких слов мне никто раньше не говорил.

"Если Вы явились за деньгами, – писала бабушка, – то Вы зря тратите время. Когда я умру, Силверхилл и все, что в нем находится, все мое имущество до последнего цента перейдет к моему внуку, Джеральду Горэму, сыну моего сына Генри. Вам не достанется ничего. Если Вы явились сюда с целью шантажа, основываясь на нелепых измышлениях Вашей матери, то я поступлю с Вами так, как того заслуживают шантажисты".

Читая эти возмутительные строки, я чувствовала, как у меня горит лицо. От бешенства, охватившего все мое существо, бумага в руках начала дрожать. Как она смеет… Боже, да как она смеет? Шантаж? Как будто моя мама когда-либо помышляла об этом!

– Вид у вас жутко сердитый! – сказал наблюдавший за мной мальчик. – Ваши глаза так и мечут молнии – так бывает с глазами миссис Джулии. И лицо у вас ужасно красное, кроме этого маленького полумесяца на щеке. Он – белый. Вы на меня не сердитесь?

На этот раз мне было труднее улыбнуться.

– Нет конечно. Я… я расстроена…

– А вот и папа идет, – сказал мальчик. – Если вас что-нибудь беспокоит, можете спросить у него. Он всегда знает, что надо делать.

Я повернулась, чтобы посмотреть в сторону кладбищенских ворот, и инстинктивно прикрыла правой рукой щеку. Неторопливыми шагами мужчина направлялся к нам, и у меня было достаточно времени как следует его рассмотреть. "Холодный мрамор, когда рассердится", – сказал про него Элден Салуэй. "Да, он мог казаться таким", – подумала я, хотя в данный момент он улыбался сыну, пробираясь к нам между рядами каменных ангелов и бесплотных лиц херувимов.

Это был крупный, высокий человек – выше меня, и под пиджаком легкого летнего костюма было видно, какие широкие у него плечи. Он был без шляпы. Густая темная копна волос стояла торчком над загорелым лбом.

Чем-то это напоминало вихор его сынишки. Серые глаза смотрели пристально, изучающе. У него был широкий рот. И раздвоенный подбородок. Я подумала, что это человек, которого нелегко одурачить и который не станет обходительными манерами потакать симулирующему болезнь пациенту, как это делают иные врачи.

Он внимательно смотрел на меня, как бы составляя на ходу опись наиболее характерных черт моей внешности. Под его пронизывающим взглядом я вдруг почувствовала смущение и неловкость. Рано или поздно придется отвести руку от щеки, а мне всегда это было до крайности неприятно. К моему удивлению, он сделал это сам. Не говоря ни слова, он наклонился, отвел в сторону мою руку: ничуть не смущаясь, стал вглядываться в глубокий шрам, как будто ожидал там его обнаружить. Потом он улыбнулся мне теплой и открытой улыбкой, в которой не было ни жалости, ни сочувствия. Он словно узнал меня, и в эту минуту в нем не было ничего, что напоминало бы мрамор.

– Вы, без сомнения, не кто иной, как Малли Райс, – сказал он. – Меня зовут Уэйн Мартин. Когда я видел вас в последний раз, мне было четырнадцать лет, а вам – четыре годика. Вы стали очень похожи на тетю Арвиллу, какой она, должно быть, была в молодости.

С ним не повторилось то, к чему я так привыкла и чего всегда ждала от каждого нового знакомого: он не посмотрел, внезапно окаменев, на мою щеку и не отвел поспешно глаза, тщательно избегая возвращаться взглядом к изуродованному кусочку моего лица. Я привыкла к огорченно блуждающему взору, притворяющемуся, что никакого шрама нет. Этот человек попросту с интересом разглядывал мой шрам, а когда его глаза снова остановились на моем лице, он опять на него взглянул – так же, как смотрел на мои волосы, глаза, рот. Внезапно у меня возникло ощущение, что в то далекое время, когда мне было четыре года, я очень хорошо его знала и теперь неожиданно встретилась со старым другом, который отныне станет моей опорой. Я ответила на его улыбку столь же теплой улыбкой и больше уже не прикладывала руку к щеке.

– У нее умерла мама, – сообщил Крис, объясняя отцу мое присутствие здесь. – Я помогал ей нарвать цветы для могилы. А почему она так удивительно похожа на тетю Фрици?

– Потому что она – племянница тети Фрици, – сказал Уэйн Мартин. – А это значит – она внучка миссис Джулии. Он посмотрел на свежую могилу, усыпанную яркими полевыми цветами, которые уже начинали вянуть. – Мне жаль вашу маму, но я что-то ничего не понимаю. Никто мне ни слова не сказал. Миссис Джулия, конечно, знает о том, что вы здесь? Вы побывали в Силверхилле?

– Нет, – сказала я. – Меня встретил в аэропорту мистер Салуэй, которому бабушка велела доставить меня сюда, а затем передать, чтобы я как можно скорее убиралась восвояси. Кроме того, она прислала мне письмо такого же содержания. Она, как видно, полагает, что я приехала сюда для того, чтобы каким-то образом ее шантажировать.

Я с удовольствием отметила выражение досады, появившееся в серых глазах Уэйна Мартина.

– Джулия знает, что я никогда не одобрял ее нелепого стремления поддерживать старую вражду, – сказал он. – Наверное, потому мне ничего не сказали. Она знала, что я начну ее отчитывать. Что, впрочем, я все равно сделаю.

Несмотря на его успокоительные слова, я на мгновение усомнилась, достаточно ли он в курсе дела. Слово «вражда» казалось слишком слабым для определения причины беды, которая побудила мою мать бежать из Силверхилла и заставила до конца жизни горько винить себя за что-то.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Уэйн Мартин. – Поедете сразу же назад, в Нью-Йорк, как она того хочет?

– Я собираюсь посетить Силверхилл, – ответила я – Мама хотела, чтобы я туда съездила. Я это сделаю, если будет такая возможность.

– Такая возможность есть, – сказал он. И тут я почувствовала справедливость сравнения с мрамором – спокойным и холодным, очень к тому же твердым, неподатливым, неумолимым. "Подозреваю, – подумала я, – что пациенты безоговорочно выполняют его предписания, без всяких увиливаний". В то же самое время я почувствовала непонятное желание, чтобы он всегда был на моей стороне и никогда не проявлял ко мне этой холодной неумолимости.

– Я сам отвезу вас туда, – пообещал он, как если бы это было дело решенное.

Надо было его испытать.

– Может, вы и не захотите этого делать, прочитав письмо моей бабушки.

Он не взял письма из моих рук.

– Мне ни к чему его читать. Я знаю все хитрости и уловки, на которые она способна. Несмотря на преклонный возраст, она не утратила живости ума. Подождите меня здесь, пока я схожу позвонить по телефону. Когда вернусь, я отвезу вас в Силверхилл. Мне надо по дороге посетить одного больного, и, кроме того, я должен доставить домой Криса. – Взглянув на сына, он добавил: – Побудь с ней, сынок, ладно? Это мой старый друг, и я не хочу, чтобы она уехала.

Он отошел от нас, широко шагая и всем своим видом показывая, что перед ним стоит определенная цель, которой он добьется во что бы то ни стало.

Когда он ушел, я подошла с мальчиком к той, другой могиле, густо поросшей травой. На маленьком надгробном камне была надпись, и я нагнулась, чтобы прочитать ее. На камне было написано всего два слова: "Анне. Любимой".

– Уже два года прошло, – сказал Крис, – а я все еще тоскую по ней.

Глаза мои вновь затуманились слезами, хотя на этот раз я плакала не только о своей собственной, но и о чужой утрате.

Вместе с Крисом мы дошли до ворот кладбища. Вокруг никого не было. Мы присели на низкую стену и стали ждать. У меня было отчетливое ощущение, что все находится теперь в умелых руках, – руках, которые сумеют уладить все недоразумения и побороть несправедливость. Теперь я уже не чувствовала ни гнева, ни страха. Мы с Крисом улыбнулись друг другу в знак взаимной приязни и расположения.