Ингрид Нолль - Натюрморт на ночном столике

• Название: Натюрморт на ночном столике
• Автор: Ингрид Нолль
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-85050-671-3

Ингрид Нолль — известная немецкая писательница. Она родилась в 1935 году в Шанхае, в Германию вернулась с родителями в 1949-м, изучала германистику и искусствоведение в Боннском университете, живет в старинном и фешенебельном городе Вайнхайме.

Ингрид Нолль — автор пяти романов, трех повестей, сборника рассказов, лауреат нескольких литературных премий. Три ее романа экранизированы, один — поставлен на радио. Произведения писательницы переведены на многие языки мира.

Яркие характеры, захватывающая интрига и умение передать таинство живописи — такое неожиданное сочетание предлагает Ингрид Нолль в романе «Натюрморт на ночном столике».

---

Биргит ушла наконец, а меня, видно от ее ландышей, свалил приступ аллергии, я чихала, не могла остановиться.

— Я думал, ты обрадуешься, что я тебя избавил от ненавистных бумаг, — подал голос мой муж, — а у тебя лицо, как будто ты лимон съела.

Тут меня прорвало:

— Да ты что, не видишь, что ли? Не понимаешь, чего эта расфуфыренная мадам от тебя хочет? Сам подумай: муж в командировках, дочь в Канаде! Да ей просто скучно одной в постели! Вот она и охотится за мужиками. В хоре у нее ничего не вышло, так она переметнулась к тебе, якобы на работу наниматься!

— Господи, ну и дура ж ты! — отвечал Райнхард.

Позвонила Люси, побеспокоилась, как мы там. Я немного смутилась, чувствуя свою вину в скандальном окончании ее званого ужина. И уже готова была поведать ей о том, что из-за истории с Имке наш брак чуть ли не разваливается, но вместо этого только спросила:

— Люси, ты тоже считаешь, что я ревнива до безумия?

Она рассмеялась. Слова «ревнива до безумия» — мужские выдумки! Здоровый инстинкт самки заставляет женщину насторожиться, если ее браку что-то угрожает, а они договорились считать это болезнью, назвали неприглядным именем «больная ревность». По своему прежнему опыту Люси сама знает: когда ее бывший муж — она называет его «отец моих детей» — увлекался какой-нибудь дамочкой и разговаривал со своей новой пассией, у него менялся голос, когда смотрел на нее, глаза блестели. Когда при нем начинали ее обсуждать, ерзал на стуле и проявлял повышенный интерес. Так что Люси гораздо раньше него поняла, что их супружеству скоро конец. Господи, да любая жена видит своего мужа насквозь, закончила она.

— Ох, Люси, — вздохнула я, — у тебя хватило ума вовремя уйти от папаши твоего Морица, а мне-то что же делать? Может, следует Райнхарда как-нибудь предупредить заранее, подать ему знак, чем дело может кончиться? А с другой стороны, как бы хуже не вышло: разозлится, заупрямится и начнет сознательно, специально гулять налево.

Люси снова засмеялась:

— Если ты опять имеешь в виду малютку Биргит, то зря беспокоишься. Это настоящая наседка, совсем не эмансипе, обычно помалкивает, мозгов у нее тоже не много. Она, знаешь ли, несколько не нашего уровня.

Ну не знаю. В тихом омуте черти водятся. А чтобы развести мужа с женой, мозги и не нужны, главное — бюст попышнее и лишняя порция гормонов. Люси согласилась, но напоследок посоветовала мне воспринимать ситуацию с юмором.

Я решила, что не буду нервничать из-за новой секретарши моего мужа, но все-таки наблюдения не прекращу. Райнхард между тем пытался растопить глыбу льда, в которую превратилась его жена: приходил раньше с работы, шутил с детьми, хвалил мою стряпню. А я все гадала: чего он подлизывается, зачем умасливает — совесть заела, может, в тайне собирается подавать на развод? А может быть, это просто я действительно так невыносима и мне повсюду мерещится измена? Наверное, я такая подозрительная оттого, что в юности, еще до знакомства с Райнхардом, сама не очень-то была постоянна. Не маменька ли моя испортила меня, когда силилась приковать к себе и к дому? Или переходный возраст, пережитый на «больной» кровати, так меня изуродовал?

Всю ночь меня мучили кошмары: Райнхард изменяет мне с Биргит, я застаю обоих в двусмысленной ситуации. Во сне я заливалась слезами и мечтала либо убить этих двух развратников, либо наложить на себя руки. Говорили же мне: нервы у меня не в порядке! Нынче женатые мужчины через одного бегают налево, и кто думает иначе — старомодный ретроград!

После той ужасной ночи я позвонила своей сводной сестре, так ко мне расположенной.

— Ну как вы там? — непринужденно защебетала она, не ожидая, конечно, что я сейчас обрушу на нее мощный поток моего больного сознания и кошмарных снов.

— Эллен, слушай, ты в дурные предсказания или в сглаз веришь? Может мой брак полететь ко всем чертям собачьим оттого, что я постоянно с ужасом думаю о разводе, почти жду его?

— Решать такие проблемы — дело психолога, задача специалиста, — отозвалась сестра. — Что проку тебе от моего совета? — (В одной фразе — три родительных падежа! Это у нее от папочки.) Значит, и она тоже считает, что с головой у меня не все в порядке.

Минут через пять Эллен перезвонила и сообщила мне о каких-то своих знакомых, которые живут в так называемом открытом браке: у каждого есть отношения на стороне, совершенно легально, никто никого не стесняет, и все в порядке.

Вот спасибо большое! Утешила! Неужели ей непонятно: я хочу, чтобы мой муж был только со мной! Со мной одной! Сильвии, что ли, позвонить, она из-за Удо еще и не такое пережила. Нет, не буду, стыдно как-то. Пусть моя подруга и дальше думает, что у меня только денег в банке меньше, чем у нее, зато секса хоть отбавляй.

Райнхард мне, между прочим, уже однажды, года через два после свадьбы, рога наставил. Открываю я как-то бардачок в его машине, а там пачка презервативов. Я их пересчитала, а через две недели одного на месте не оказалось. Меня терзал извечный вопрос: что такого он нашел у той другой, чего нет у меня? Я приперла мужа к стенке, и он стал просить прощения, клялся, что один раз промахнулся и все, больше это не повторится! Сильвия мне рассказала, что Удо придумал другое оправдание своим амурам на стороне: его, говорит, стенокардия заставляет так распутничать. Сколько ему еще осталось жизни радоваться, сердечко-то шалит. Вот он и ловит мгновения, пока живой. Я всегда подозревала, что мой неверный бегает налево, чтобы избавиться от своих комплексов, но доказательств у меня не было. Что влечет женщин к Райнхарду? Может, это я представляю его себе секс-гигантом, потому что мне самой не хватает сексуальности?

За ужином я, естественно, опять стала приставать к мужу с вопросами:

— Как Биргит, справляется?

Райнхард отвечал, что не знает, она взяла кассету домой и еще не вернула.

— Ты бы посмотрела документы, когда она принесет, — попросил он, — а то я при тебе привык подписывать бумаги не глядя.

Стеклянный шар, между прочим, Райнхард забыл дома, и он лежал все это время на окне. Вытирая пыль, я взяла его, чтобы и смахнуть соринки, и увидела на деревянном подоконнике маленькую подпалину. Дети, что ли, хулиганили со спичками? За обедом я забыла их спросить. Но когда мыла посуду, что-то зловеще засверкало с подоконника мне прямо в глаза, будто шар хотел меня о чем-то предупредить. Лучи полуденного солнца упирались в отполированную гладкую кристальную поверхность. Сощурившись, я пригляделась к шару и увидела тоненькую, еле заметную струйку дыма.

ОСТОРОЖНО: СТЕКЛО!

Пресс-папье из Венеции или Карлсбада и сто лет назад были замечательным подарком на память. Таинственно мерцающие стеклянные шары, искусно отполированные, с каким-нибудь сюрпризом внутри — цветком, например, — прохладным приятным грузом ложились в ладонь. Глаза, утомленные чтением и письмом, радовались, гладя на маленький шедевр с искоркой. Детям обычно особенно нравились так называемые «снежки»: их встряхиваешь, и внутри, над домиком или одинокой фигурой, поднимается целая снежная буря. В детстве у меня тоже было такое сокровище. Любознательность подтолкнула меня как-то этот шарик разбить — очень уж мне хотелось посреди лета достать оттуда немного снежных хлопьев. Велико же было разочарование: вместо снега там оказалась лишь водянистая мыльная пена.

Стеклянный шар, подаренный Биргит, был совсем новый, модерновый, похоже, из бутика Миа. Кажется, ни она, ни я не знали, что такой шарик может устроить в доме пожар, если положить его на солнышко. Опасно, подумала я и убрала подарок с подоконника на кухонный стол, куда солнечные лучи не доставали. Но там его заметил Райнхард и на другой день забрал с собой в офис.

Вот натюрморт «Суета сует» неизвестного мастера школы Питера Класа.[15] Здесь, среди прочих символов конечности бытия, тоже есть стеклянный шар.

В печальном серо-зеленом сумраке виднеется человеческий череп — зловещее предупреждение: зри, человече, во что суждено тебе превратиться — один лишь череп голый от тебя и останется. Казалось бы, хватит сполна и такого напоминания о неизбежной смерти и распаде, но художнику этого показалось мало: рядом с черепом лежат еще и человеческие кости. Золотой кованый кубок, роскошная вещь, опрокинут, стеклянный бокал пуст, гусиное перо уже поставило последнюю точку на каком-нибудь письме. На переднем плане три раковины разной формы — символ гроба Господня — напоминают о восстании из мертвых, о воскрешении и вечной жизни. А что поведает нам стеклянный шар, который покоится на оливковой скатерти наискосок от черепа? Что это в нем отражается? Вот изящные линии кубка, вдалеке — створки маленького окошка, но это еще не все. Присмотритесь повнимательней, напрягите глаза: в полумраке вы угадаете очертания мольберта, а за ним маячит чья-то фигура. Кто же это, как не сам мастер? Помните, в те времена художники не ставили автограф на свое полотно, скорее, какую-нибудь зашифрованную монограмму, а тут живописец изобретает такой простой способ утвердить за собой свое авторское право. Я тоже буду впредь помечать мои картины маленьким бутоном розы.