Сергей Федотов - Все, что шевелится

• Название: Все, что шевелится
• Автор: Сергей Федотов
• Издательство: Азбука
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 1999
• ISBN: 5-267-00068-X

События очень смешного романа «Все, что шевелится» разворачиваются в Сибири – на берегах Енисея, Лены и Подкаменной Тунгуски, в Минуссинской котловине и на Байкале в VI веке от библейского сотворения мира (примерно 7500 лет назад). Среди его персонажей чародеи и ведьмы, лешие и языческие бурятские боги. «Все, что шевелится» – мифо-эротический роман, в основу которого легли мифы народов Сибири и Дальнего Востока.

---

От дурацкой песни лесунка и проснулась. Подползла к огню, спросила:

– Хорошо, а?

– Хорошо, – согласился мужчина.

– Тебя как зовут, ну?

– Сотон я. А ты?

– Я – Чулмасы. Будем блудить, Сотон, да?

– Будем, будем, – заверил гость.

Лесунка повела плечами, и гирлянда из разноцветных сушёных листьев свалилась с неё прелой кучей.

– Блуди быстрей! – велела она, обтекая Сотона.

Похотливый юртаунец принялся нетерпеливо дёргать себя за меховые штаны, но те, подвязанные прочной льняной верёвкой, никак не хотели сниматься. А когда не надо, раздраженно подумал он, верёвка всегда рвётся. Торопливо отыскал бронзовый нож и попытался разрезать узел. Лезвие неизвестно где и когда успело затупиться и перетирало волокна, как беззубый рот жилистое мясо.

– Дери живей! – подгоняла лешачиха.

– Я быстро-быстро, – заверил Сотой, но от его торопливости толку было чуть, скорее наоборот – лезвие со скрипом скользило вдоль волокон.

– Давай, я перекусю, – сказала Чулмасы и склонилась к поясу мужчины.

В это мгновение верёвка лопнула. Узел туго натянутого мужским напором пояса со свистом рассёк воздух и звонко щёлкнул лесунку по лбу.

– Ой-ёй-ёй! – завопила она. – Убил! Совсем как есть убил!

– Ой, нет! – испугался юртаунец. – И ничего не убил! Тем более что я тебе сейчас сомагонки дам, она и мёртвого поднимет!

Трясясь от страха, что растревоженные криками медведь да леший проснутся и начнут мстить за обиженную лесовуху, кинулся он к заветному кувшину, да больно резво, позабыл про меховые штаны. А они без верёвки, конечно же, свалились на колени. Сотон рухнул и покатился по камням. Тюкнул лбом, хорошо, что не по кувшину: кувшин не голова, мог и разбиться. Счастье, что промахнулся. Радуясь такой удаче, он подхватил прозрачный сосуд, выдернул пробку и протянул горлышко визжащей лесунке:

– Глотни малость, враз полегчает.

Чулмасы вытянула губы на полметра и жадно отпила глоток обещанного лекарства. Дыхание её прервалось, зеленоватый цвет кожи мгновенно стал яростно красным.

– Гы-ы! – выдохнула она, и из её глотки вылетела струя дыма. – Что это?

– Сомагонка! – похвастался гость. – Легендарный напиток богов!

– С боков тоже припекает, – согласилась Чулмасы.

Она зарябила и принялась лихорадочно менять размеры, то вырастая до каменных сводов, то съёживаясь до Сотонова колена.

– Оставайся вот такой, – посоветовал юртаунец, показывая ребром ладони высоту где-то на уровне своего сердца.

Лесунка застыла в указанных размерах. Правда, теперь начала раздаваться то вширь, то в длину, водя вокруг гостя чуть ли не хоровод. Сотон сбросил порты и дарённые старожилами подштанники, показывая готовый к употреблению жезл мужества. Чулмасы радостно стеклась вокруг указанной мужской природой оси.

Как видно, сомагонка и впрямь обладала великими достоинствами, потому что Сотон в ту ночь превзошёл сам себя. Лесунка стонала и визжала, пела и мяукала, ухала совой и ржала жеребёнком. Сотон старался изо всех сил, но три дня и четыре ночи не мог кончить. Это так восхитило любвеобильную лемурийку, что она завопила в восторге:

– Да ты не мужчина, ты настоящий пугын! Юртаунец не знал, что это означает, но посчитал сравнение лестным. А благодарная лесунка превратилась во что-то вроде большой вагины, обняв человека со всех сторон, одна только башка торчала наружу. В тепле и в холе он уснул мёртвым сном, укачиваемый страстной любовницей.

Проснулся таким голодным, что готов был жевать собственные унтайки.

– Есть хочу, – сказал капризно, едва разлепил щёлки глаз.

– Кушай, кушай, пугын! – сказала Чулмасы и протянула горсть сушёных грибов.

– Тьфу на тебя! – обиделся Сотон. – Сама жуй сухие дрова, а мне подавай горячего мяса!

– Горячего не могу, – созналась лешачиха. – Мы, лесовики, огня боимся.

Пришлось одеваться и обуваться, идти из пещеры на снег и ветер, чтобы притащить дров. Правда, с охотой любовница ему помогла, чем могла: неведомым способом подманила под выстрел кабана, так что ходить далеко не пришлось и тащить добычу недалече.

Сотон жадно глотал плохо проваренные куски, отрезая мясо у губ ножом, и запивал чудеснейшей сомагонкой. Дал глотнуть и лесунке. Ему нравилось, что от напитка любовница становилась красиво красной, как осенний осиновый лист, и выдыхала ароматный смолистый дым. В перерывах между любовными развлечениями юртаунец расспрашивал лешачиху, какой народ населяет ближайшие окрестности, как вообще зовётся местность.

– А по-разному зовется, – охотно отвечала Чулмасы. – Одни говорят – Нирайканай, другие – Алтай, третьи – Высокая тайга. Есть вождь Идзанаки, есть Пак Хёккосе, а ещё – Когудей. Вокруг полно людей и племён…

Из долгих разговоров Сотон узнал много подробностей из жизни близлежащих племён, многих заочно изучил по именам, с кличками их и привычками. И когда однажды в очередной раз выбрался из пещеры за дровами, то услышал весеннюю капель и вдохнул полную грудь тёплого весеннего воздуха. Весна пришла, а он и не заметил! Вернулся из ясного дня в сумрак пещеры и новыми глазами глянул на любовницу. Посмотрел и ужаснулся. От пылкой любви у Чулмасы стёрлась спина. Не просто поцарапалась, поистёрлась, а исчезла, сошла на нет. Если глянуть на лесунку сзади, то открывалось препаскуднейшее зрелище: под клеткой рёбер надуваются и опадают кожаные мешки, тянутся синие и красные жилы, что-то булькает и переливается, скачет и ёрзает. Пора сматываться, решил Сотон и стал пылко прощаться с неутомимой лешачихой, стараясь смотреть в лицо и ни в коем разе ниже, тем более – сбоку или сзади.

Чулмасы заливалась попеременно сладкими, как берёзовый сок, и кислыми, как квас, слезами, прощаясь с любимым пугыном. А тот спешно собирался. Стремглав выскочил на свежий воздух, опасаясь, что именно сейчас медведь да леший проснутся и узрят, что он сотворил с лесункой, и обнаружат исчезновение осенних припасов для утоления голода после долгой зимней спячки. Снаружи сообразил, что давненько не встречал светлой верблюдицы. А если она издохла? Эта мысль ошеломила Сотона. Как же он потащит на себе всё барахло: юрту, казан, котёл, жаровню, охотничий лук, меховой спальник, зимнюю одежду и обувь?

Представил себе, что всё богатство, нажитое за долгую неправедную жизнь, придётся бросить просто так, даром, и горько зарыдал.

– О чём плачет пугын? – участливо спросила лесунка.

– Верблюдица пропала, – вымолвил мужик сквозь горючие слёзы.

– Не горюй, – посоветовала Чулмасы и закричала по-звериному.

Повторила призыв ещё разик да разок, и хозяин услышал ответный отклик. Жива-здорова его верблюдица, неведомым образом пропитала себя в зимнюю стужу, лишь спала с морды и горбов да обросла густейшей шерстью, как видно приноравливаясь к непривычным морозам.

Сотон живёхонько нагрузил её торбами со скарбом и забрался промеж горбов.

– Прощай, Чулмасы, – сказал на прощание да и был таков.

Но ещё долго среди кедрача и ельника, на сопках и в распадках нагоняло его грустно-томительное: «Пугын! Пугын!»

Он шарахался от столь длительного и неотвязчивого прощального слова, как пуганая ворона. Наконец лешачье эхо затерялось-таки среди скал и стволов, запуталось да и сгинуло в чащах. Сотон вздохнул с облегчением и стал пристальнее вглядываться в открывающуюся взору даль и втягивать воздух широкими ноздрями: не покажется ли селение, не потянет ли человеческим жильём? Но только в сумерках заметил блики огня. Пошёл на свет и вышел на пламя костра за околицей посёлка, где жители праздновали наступление весны.

Юртаунец постоял у кромки леса, послушал разговоры и догадался, что набрёл на племя Идзанаки. По описаниям лесунки узнал и вождя-полковника. Набрал в рот сомагонки и, поневоле немой, двинулся к огню.

Местные жители, заметив незнакомца, выжидающе стихли.

Первой молчание нарушила юная красавица.

– Кто ты и откуда? – надменно спросила она. Сотон поклонился, не раскрывая рта. Ждал вопроса полковника Идзанаки. Наконец вождь не выдержал:

– Здравствуй, пришелец. С чем пришёл – с добрыми вестями или худыми?

Юртаунец сплюнул в огонь, отчего пламя костра взметнулось к небу. Толпа ахнула.

– Никак сам змей явился! – решили местные. – Ямата-но ороти в образе человека!

Гостю поднесли жареного мяса и ковшик браги. Тот принял дары и с таким видом приступил к ужину, будто оказывает хозяевам великую честь. И, только насытившись, открыл рот.

– Как поживаешь, уважаемый Идзанаки? – спросил он.

Толпа снова ахнула: пришелец неведомыми путями узнал имя вождя!

– Живу я неплохо, – с достоинством отвечал полковник. – И дети мои растут здоровыми, беды не знают. Вот моя старшая дочь, любимица, солнце-подобная Аматэрасу. – Он указал на надменную красотку, – Вот это её брат Цукуёми, а это младшенький – Сусаноо. А как тебя называть, уважаемый гость?