Митч Каллин - Страна приливов

• Название: Страна приливов
• Автор: Митч Каллин
• Издательство: Азбука-Классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-353-02039-5

"Страна приливов" — это смесь "Алисы в Стране Чудес" Льюиса Кэррола и "Осиной фабрики" Иэна Бэнкса.

"Страна приливов" — это основа для новейшего фильма последнего голливудского визионера Тэрри Гиллиана.

В "Стране приливов" одинадцатилетняя Джелиза-Роза переезжает со своим отцом, заслуженным торчком-гитаристом, в бескрайнюю техасскую степь, где светлячки носят имена, по железнодорожным рельсам ездит чудовищная акула, а соратниками в приключениях Джелизы-Розы выступают отсеченные головы кукол "барби".

---

— …и ищет дорогу.

— Потому что мы в опасности.

Рокочущий быстро погружался под воду; он только что столкнулся с айсбергом. Скоро я начну глотать соленую воду. И Классик тоже. Нам надо было продержаться на плаву до прихода Диккенса. Он был нашей единственной надеждой.

— Держись, — сказала я. — Не сдавайся. Нам надо доплыть до суши.

— Но я не умею плавать.

— Греби по-собачьи, — сказала я. — Греби изо всех сил!

Волна подхватила нас и понесла прочь от крыльца, а я усиленно гребла руками. Потом мы оказались под водой и поплыли через заросли сорго, ставшие водорослями. Я старалась не дышать как можно дольше. Но это было трудно. Тогда я превратилась в осьминога, и мои пальцы заработали как щупальца. Классик стала морским коньком. А на лугу нам повстречался затонувший «Титаник», из разбитых окон которого выскакивали нам навстречу мурены-кузнечики.

— Он опустился на самое дно моря, — сказала я Классик, заглядывая в мрачное нутро корабельного остова.

— Никто не выжил, — сказала она.

— Жуть какая.

— Пошли отсюда.

И мы поднялись на поверхность взглянуть, нет ли на соседнем лугу Делл. Но ее не было. Тогда мы поплыли дальше, пока не вынырнули перевести дух у самых железнодорожных путей, возле шалаша Диккенса. Мы чуть не утонули.

— Акула-монстр где-то близко, — предупредила я Классик. — Нам надо быть настороже.

Расплющенные монетки пестрели на рельсе, как стеариновые капли от свечи. Я попыталась оторвать одну, но она даже не шелохнулась. Акула припечатала ее что надо.

— Здесь опасно. Лучше нам спуститься в подлодку.

Я представила себе акулу, как она на всей скорости несется за нами, щелкая челюстями.

— Акула нападает! — завопила я.

И мы с Классик пробежали по рельсам, скатились вниз по насыпи и скрылись внутри «Лизы». Но Диккенса там не оказалось. Он не стоял у руля и не всматривался сквозь стекла плавательных очков в морское дно в поисках Рокочущего и меня. И вообще шалаш не больше походил на подлодку, чем вчера.

— Акула нападает.

«Лиза» разваливалась на куски, и нам с Классик она совсем не понравилась. Классик сказала, что в шалаше пахнет хуже, чем в Рокочущем. А мусора и всякой грязи внутри было столько, что куда там до него автобусу; за ночь часть сделанной на скорую руку крыши провалилась, несколько длинных мескитовых веток придавили искореженный велосипед, другие скрывали разорванные покрышки, еще другие стояли прямо, одним концом воткнувшись в землю, а другим высовываясь в дыру на крыше. Оползень разделил и без того тесный шалаш на две половины, отчего в нем стало совершенно негде стоять.

«Лиза» затонула, подумала я. Диккенс больше не поплывет. Он ведь даже не осьминог и не морской конек.

— Это сделала пиратка, — сказала Классик. — Она пробралась на лодку и взяла его в плен. Придется ему прогуляться по доске. Она его утопит, свинья такая. Она ведь бросила тебя в поле. От нее одни неприятности.

Мне вспомнилась Делл — фунтовый кекс в одной руке, губы мокрые от яблочного сока, темная линза посверкивает на полуденном солнце. Она где-то рядом, размахивает над головой саблей — «На абордаж!» — или кончиком этой самой сабли тычет Диккенса в спину, пока тот, хлопая своими вьетнамками, приближается к краю доски.

— Спасем его! Спасем капитана…

— …или он пойдет на корм акулам!

Но спасать Диккенса нам все же не пришлось. Он прекрасно себя чувствовал и, бормоча что-то себе под нос и улыбаясь, разравнивал граблями землю перед домом Делл. И он был не во вьетнамках и купальных трусах. И очков на лбу не было. Вместо этого он надел красную бейсболку и майку. А еще джинсы и ковбойские ботинки. Выглядел он совсем как фермер.

— Он не капитан и не пленник…

— …и вообще никто.

Мы с Классик спрятались в зарослях мескита и, выглядывая из-за можжевелового куста, наблюдали, как Диккенс ходит кругами. Он топтался на одном месте, разравнивая граблями следы от своих ботинок, бормотал и улыбался, бормотал и улыбался. И все время повторял одну и ту же ошибку. Едва разровняв один кусок земли, он поворачивался к нему спиной, наступал на него своими ботинками, и все начиналось сначала. Его следы были повсюду.

И Делл тоже была там, в колпаке и митенках, как обычно; она срывала помидоры и кабачки и складывала овощи в пластиковый пакет, а некоторые отбрасывала. И что-то тихонько насвистывала. Время от времени она отрывалась от работы, поворачивала голову и говорила Диккенсу:

— Нет, нет, так не годится, ты опять пятно оставил. Будь внимательнее.

И она показывала, тыча пальцем:

— Не здесь, вон там.

Тогда Диккенс начинал осматриваться в поисках пропущенного места. При этом он отступал назад и оставлял новые следы.

— Вон там. Да, да, прямо у тебя под ногами.

И он начинал судорожно грести землю у себя под ногами, бормоча и улыбаясь, бормоча и улыбаясь.

— Да нет же, нет, смотри, ты еще оставил. Ты сам топчешься и следишь. Смотри внимательно, что делаешь, ладно?

Неизвестно, сколько еще это могло продолжаться, — Делл тыкала бы пальцем, а Диккенс орудовал бы граблями и оставлял свежие отпечатки, — как вдруг появился на своем «ниссане» Патрик-упаковщик. С громким бибиканьем пикап, подскакивая на ухабистой дороге, подъезжал к дому, и солнце отражалось в его ветровом стекле.

Бибиканье напугало Диккенса; он уронил грабли. Потом, кусая нижнюю губу, глянул на Делл и обхватил себя руками.

— Ух-ху, — сказал он.

Выпрямив спину, она шагнула на гравийную дорожку и велела ему:

— Иди в дом. Оставайся в своей комнате, пока я тебя не позову.

— Ладно, Делл, ладно.

И он пошел прочь — не пошел, а побежал как сумасшедший, по-прежнему держа себя руками за плечи. Он с топотом промчался по двору, оставляя на земле новые отпечатки. Потом прыгнул на крыльцо, влетел в дом и захлопнул за собой дверь.

— Оставайся, где ты есть.

 Делл нарисовала в воздухе круг. Потом хлопнула в ладоши. Потом сняла колпак и шлем, положила их на дорожку и поплевала во двор:

— Не твори разбоя здесь.

Тем временем «ниссан» уже подкатил к дому и стоял, широко распахнув водительскую дверцу. А Патрик, пыхтя, выволакивал с пассажирского места два тяжелых бумажных пакета. Потом он подхватил их, по одному под каждую руку, и пошел во двор, где Делл уже вытирала свои митенки о передник.

— Д-д-добрый день, м-м-мисс Манро, –сказал он.

— Здравствуй, Патрик, — ответила Делл.

—А что, утро уже прошло? Бог ты мой, как время-то летит.

Она широко улыбалась. Голос ее звучал дружелюбно. Она, кажется, даже помолодела, как будто другим человеком стала.

— Д-д-да, мэм, п-п-прошло!

Делл указала пальцем на крыльцо:

— Поставь пакеты там, у двери. Я сама их занесу. Ты не забыл про печенье — сладкое, без соли? А вяленое мясо?

Он кивнул. На его лице тоже была улыбка.

— Нет, конечно, ты не забыл, конечно.

Она смотрела, как он ставит пакеты на крыльцо, а сама рукой поправляла на затылке светлый узел волос.

— Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь. Ты добрый юноша.

Тут он пошел к ней по дорожке, глупо ухмыляясь половиной рта. Она протянула руку, взяла его ладонь в свою и прижала к груди.

Он начал заикаться:

— Я-я-я…

— Знаю, — ответила она, — ты уже за все заплатил.

Он кивнул.

— Ну да, конечно. Спасибо тебе, спасибо.

— А-а-а вы? — спросил он.

— Да, Патрик, разумеется. Только не здесь, не во дворе, не рядом с помидорами.

Делл повела Патрика к боковой стене дома и заставила лечь там на землю. Потом встала на колени рядом с ним. Он положил ладонь на узел светлых волос у нее на затылке, а она расстегнула ему молнию на брюках. И тут его глаза закрылись, а рот открылся. Она пошарила у него в штанах и вытащила эту штуковину, которая есть у мальчишек, — уродливую, лиловую и распухшую. И она ее поцеловала и даже положила ненадолго себе в рот. Он, стиснув узел ее волос, водил ее головой вверх и вниз, вверх и вниз. Щеки у Делл так раздулись, как будто она ела что-то большое. Она проголодалась.

Вверх и вниз.

Патрик тяжело дышал и даже постанывал.

 Она ему больно делает, подумала я. Она сосет у него кровь.

И вдруг Делл перестала. Вместо этого она встала над ним, расставив ноги, а платье подняла, зажав подол руками в митенках. А потом села на него так, как будто Патрик был конь, а она всадник. Она двигала бедрами и молчала. Она не смеялась и не улыбалась, а просто спокойно ехала на нем. Но Патрик заскреб ногтями по земле. Его кроссовки задергались, губы задрожали, как будто он хотел крикнуть, но никак не мог выдавить из себя слова: «На помощь!» Но он не закричал, а только застонал и как-то дернулся вверх серединой тела. Его лицо горело, он бормотал: