Юрий Сергеев - Становой хребет

• Название: Становой хребет
• Автор: Юрий Сергеев
• Издательство: Современник
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1987

Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…

---

Потихоньку оттаивала на жарких собраниях, выпускала стенные газеты, спорила до одурения, училась сама и учила других. Ей, как грамотной, поручили преподавать в школе ликбеза.

Только глубокой ночью Тоня возвращалась домой и валилась головой на подушку, набитую сухой травой, чтобы на заре взметнуться и опять кипеть в сумасшедшем дне.

Работник окружкома Ваня Поленов, такой же худенький и весёлый, как покойный Митя, взялся серьёзно ухаживать за Гусевской, когда пришло лето, носил охапками цветы из тайги.

Влюбился он в Тоню без памяти. Сын конторского служащего из Новониколаевска, Ваня учился когда-то в гимназии, был на подпольной работе при Колчаке. Он много читал и хорошо ориентировался в политических вопросах. Но в житейских делах терялся, никак не мог обратить на себя внимание Тони.

Она относилась к нему, как к любому другому товарищу по работе. Правда, позволяла Ване сопровождать её на вечеринки, там угрюмо сидела, потом резко вставала и шла спать или читать толстенную книжку Карла Маркса «Капитал».

Нахлынула весна. Из-за невнимания к себе со стороны Тони, Поленов обиделся и начал ухаживать за новенькой машинисткой и совсем стал не интересен Гусевской. Фартовых и нефартовых приискателей она нагляделась вдоволь ещё в родном Качуге.

Особо наглые уже и здесь успели угоститься её крепким кулаком, другие откачнулись от её ледяного взгляда, иные боялись как работника окружкома.

Временами Тоня подумывала, уж не вернуться ли лучше домой, выйти за первого встречного замуж, нарожать кучу детей, да и усмириться в бабьей доле. Она боялась самой себя, только бы не скорбеть в старушечьем одиночестве.

Одно спасение — заполошная работа. Принимали в комсомол новых людей, организовывали на приисках ячейки, бурно отмечали революционные праздники, устраивали демонстрации и митинги. Тоне пошел уже девятнадцатый год, надо было думать о будущем, куда приклонить свою голову.

Выйти замуж — дело не хитрое, но ей чудился рядом кто-то непомерно сильный и добрый, который сможет усмирить её саму, пожалеть и приласкать. Неужто вечно её будет преследовать худенький парень в шинельке, распятый, как Христос, за свою правоту?

Природный ум и сметка хорошо помогали Тоне в учёбе. Она накинулась со всей присущей ей страстностью на книги. Читала ночи напролёт при свечах и лучинах, при керосиновой лампе. Жадно впитывала всё новое.

Потом, с красными от недосыпания глазами, моталась на работе, а вечером опять бежала в свой девчачий барак и хватала книжку, как приискатель самородок. В своём окружении прослыла за бездушную и холодную особу.

От книг ли, или ещё от чего, в ней скоро исчезло ощущение скованности. Когда случалось выступать на собраниях, резала прямо и смело, громила фактами нерадивых. И вскоре Гусевская возглавила отдел пропаганды.

Неожиданно для себя, Тоня стала ответработником. Хлопот разом прибавилось, но поведение её не изменилось.

Когда Тоню приметил главный инженер треста Сенечкин и вздумал приударить за ней, она поступила с ним, как с нахальным старателем: влепила чиновному донжуану тяжёлую оплеуху прямо в его кабинете. И, кипя от гнева, проговорила:

— Ты-ы! Сукин сын, тебе партия доверила власть, но не давала права огуливать девок на выбор. Завтра же соберём бюро окружкома и поставим вопрос о твоём несоответствии.

— Что вы, товарищ Гусевская, — засуетился ошарашенный инженер, — я же пошутил. Извините ради Бога… не надо огласки, у меня жена, дети. Посудите сами…

— Я тебе не судья, ты сам себя суди, Сенечкин. А эти буржуйские замашки брось. Ежель ещё к какой бабе при своей пугающей должности прилабунишься, пеняй на себя. Выгоним к чёрту!

Когда она ушла, инженер долго сидел в одиночестве, жуя мундштук папиросы и масля глаза в думах:

«Вот женщина! Обладать такой при моём положении — великая сила, не то, что моя варёная кукла с вечными истериками. Ну что ж! Не такие крепости брали, начнём приступ с разведки. Ах, ну и баба! Огонь!»

4

К добру ли, к худу ли, но Егор Быков пришёл по своей воле к шумливому прииску. Пропасть людей мошкарой кипела по долинам ручья и реки, стучали топоры, горели костры, и тайга медленно отступала к сопкам.

Её оттесняли рубленые дома, конторы, золотоскупки, магазины, частные лавки, харчевни, общие бараки…

С краю неба хмурились грозовые тучи. Не страшась их сердитого рокота слепящее солнце обжаривало всё вокруг. Духота стояла неимоверная, как и всегда бывает перед летним дождём. Егор вытер рукавом взмокший лоб, устало присел на горячий от солнца валун.

Десятки бабочек самой причудливой окраски порхали в разжиженном от зноя воздухе, кучками сидели в мокрых бочажинах. Русло ключа Незаметный было чудовищно разворочено, и Быкова охватила тревожная радость новизны.

Не искал Егор манны небесной в этих краях, лишь горячо желал остаться, жить своим трудом, позабыть напрочь о чужбине. Неведомо где бродяжничал Игнатий Парфёнов, и Быков надеялся отыскать его, дабы снова обрести мудрого советчика в быстрине жизни.

Измученный неопределённостью своего существования, непокоем и странствиями, он жаждал утешения и крепкой духовной опоры. Только бы не отвергли его эти люди и дозволили быть с ними рядом.

Егор жадно припал губами к светлому ручейку, струящемуся из-под валуна, и поднялся на ноги. Попутчики уже сгинули, только Артур Калмас ещё маячил впереди. Егор догнал инженера у крайнего барака. Калмас весело улыбнулся ему и обнадёживающе подмигнул:

— Ну что, парень, пойдём определяться на постой да на работу.

— Примут ли? — нахмурился Егор.

— Я поручусь за тебя, — уверенно заключил Калмас, — по всем статьям ты наш товарищ, гнильё бы я давно почуял. Покажешь себя на работе. Пошли!

Косматая туча низко навалилась отвисшим брюхом, закрыла всё небо, и сразу потемнело. Свежий ветер рванул пыль, хрястнул над головой гром, и пошёл чесать ливень. Взбесившиеся молнии ослепляли, коряво пластались, иссекая насмерть что-то им ненавистное на земле, грешное перед небом.

Дьявольский треск и грохот лупцевал по ушам, вгоняя в суеверный страх. Егор и Калмас шмыгнули в первый попавшийся барак, до нитки мокрые, но почему-то обрадованные неласковой встречей на новом месте.

Гром ярился недолго. Зашелестел тихоструйный дождь. Отпарно заклубился улочкой туман, глуша бульканье и шум скоротечных ручьёв.

В бараке гоняла лодыря загодя схоронившаяся от ливня артель. Лебёдушкой плавала у длинного стола из плах рыхлая и дородная мамка лет пятидесяти, разливала из общего котла пахучие щи с мясом по разномастным чашкам и котелкам.

Невзрачный с виду старик восседал во главе стола, почёсывал пятернёй худую, обросшую седым волосьём грудь и изучающе присматривался к двум заскочившим незнакомцам.

Старатели, обляпанные грязью, усталые и немногословные, торопливо работали ложками, подставляя ломти хлеба к бородам. У Егора уркнул живот.

Быков отвернулся, ковыряя ногтём мох в пазу меж брёвен. Дождь всё не унимался, в открытую дверь наносило свежим духом сырой травы, где-то за сопками ещё постанывал гром. Наконец, дедок смилостивился.

— Дунька! Пущай приблудные садятся, иль мы бедные? — повернулся он к мамке, видно было, что доводится она старшинке женой.

Баба ничего не ответила, только усмешливо поджала губы из-за явной причуды старика, положила напротив свободных мест две щедрые краюхи хлеба и налила щей.

— Проходите, господари, дождик нескоро угомонится, а жить надо. Обедайте с нами.

Калмас и Егор отказываться не стали, сели за стол, после крепкого чая мужики разлеглись на нарах, задымили едкой махрой и потёк обыденный разговор.

У старшинки оказалось прозвище — Моисей, видать посягал когда-то на роль пророка и выделялся религиозностью, если судить по тому, как дедок истово перекрестился после обеда на икону в тёмном углу барака.

Калмас тоже закурил, угостил новых знакомых хорошим трубочным табачком и спросил у «пророка», удачно ли робят артельщики на деляне. Моисей лукаво разлыбился, сморщил иссохшее личико и картаво зажурчал:

— Куда как слабо… хальнину всю до нас изъяли, теперича пески не шибко радуют. Дуроломим, а прибытку едва выпадает на харчи. Думку держим обчеством — приударить в новые места, где ишо муха не сидела, — все старатели одобрительно закивали головами и наперебой тяжело завздыхали, — вона наломаешься за день, рук не чуешь, а хальнина не даётся.

Выбрали тут за два года весь смак. Так-то. Колупаемся без толку. То ли на шахты податься, там на хозяйских работах от тресту хучь твёрдый заработок идёт, — косматый и худой, старик походил на сказочного лешего с рукамикореньями.

— Да-а. Золото с кондачка не взять, — поддержал разговор Калмас, — надо переходить на машинную добычу. Скоро привезут сюда драги, они дочиста промоют всё подряд.