Мария Барышева - Мясник

• Название: Мясник
• Автор: Мария Барышева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Наше время. Стечение обстоятельств возрождает и развивает необычный талант у художницы-любителя. Это свойство, проявляющееся только в процессе создания картин, усиливаясь с каждой нарисованной картиной, меняет окружающих людей и саму художницу. Воронка событий втягивает в себя всё больше самых разных персонажей и предметов. Сюжет держит в напряжении до самого финала. Яркие образы, динамика, глубоко и достоверно прорисованные характеры героев.

---

Поудобней умостив в пакете бутылки с пивом, она закурила и неторопливо пошла к «Пандоре». Пропустив резко прозвеневший трамвай, Вита перешла через рельсы, потом, оглядевшись и подобрав полы пальто, перебежала дорогу. Мокрый синий «мондео» все так же сиротливо стоял неподалеку от крыльца магазина, и, взглянув на него, Вита машинально подумала, что машину следовало бы хорошенько помыть. В окнах «Пандоры» за опущенными жалюзи уже ярко горел свет, хотя вечер еще только-только начал поглядывать на город откуда-то издалека, размышляя — зайти в него или подождать еще. Вита осторожно поднялась по ступенькам, держась за пошатывающиеся перила, и остановилась на верхней, докуривая сигарету и прислушиваясь к долетавшей из-за двери музыке. По улице пролетел порыв ветра, резкого, холодного, злого, и Вита, передернув плечами, отшвырнула окурок и решительно толкнула дверь. Музыка плеснулась на нее из магазина, совершенно заглушив нежное звяканье наддверной подвески.

Когда Вита исчезла за дверью, человек в зеленой «шестерке», стоявшей неподалеку, зевнул, отвернулся от магазина и посмотрел на часы, потом скучающе начал разглядывать прохожих. Лобовое стекло машины уже почти полностью покрылось мелкими капельками воды, в которых раздробились день и улица, и сидевший включил «дворники». Со скрипом те нехотя проехались по стеклу раз, другой, а потом резко замерли, выключенные, не довершив дело. Водитель подался вперед, вцепившись взглядом в невысокого мужчину в черном пальто, который появился из-за угла с противоположной стороны. Мужчина перешел дорогу, посмотрел на часы, огляделся, а потом остановился и нерешительно затоптался возле магазина «Мелодия», старательно делая вид, что его очень заинтересовала витрина. Но то и дело он поворачивал голову, вытягивал шею и внимательно смотрел на окна «Пандоры», и на лице его водитель «шестерки» отчетливо видел нетерпеливое ожидание и легкий страх.

— И за каким это чертом принесло сюда нашего ценного сотрудника?! — удивленно и зло пробормотал он сквозь зубы и положил ладонь на ручку дверцы, но тут пронзительно и тревожно запищал валявшийся на сиденье телефон. Водитель быстро глянул на закрытую дверь «Пандоры», снова на одинокую фигуру перед витриной соседнего магазина и схватил трубку.

— Схимник! — взволнованно закричал Баскаков где-то далеко отсюда. — Девка в конторе?!

— Вероятно. Я ненадолго отъехал по делам, сейчас возвращаюсь.

— Что значит «по делам»?! Лети в контору, бери девчонку и на дачу ее! Как хочешь, что хочешь делай — потом загладим! Через пятнадцать минут я вас жду! Ты понял?!! — голос Баскаков зазвенел от плохо сдерживаемой ярости.

— С чего такая спешка?!

— Ян нашел журналиста! Плохо дело, ждать больше нельзя! Вези ее сюда! И там, в конторе, может быть папка, синяя папка с материалами, которую ей журналист дал!

— Я все понял, — спокойно сказал Схимник.

— Привезешь — считай до конца жизни ты себя обеспечил. Если упустишь… — фраза оборвалась короткими гудками, но Схимник не нуждался в пояснениях, давно научившись жить с полуслова.

— Дотянул! — бросил он с особой злой досадой, которая предназначается только самому себе, сунул телефон в карман и, уже открывая дверцу, произнес, на этот раз едва слышно:

— Слишком светло.

Когда дверца «шестерки» щелкнула, захлопнувшись, обладатель черного пальто, нетерпеливо приминавший расползающийся снег возле магазинчика, перешел к решительным действиям. Прижав ладонь к левой стороне груди, он быстро зашагал к «Пандоре», и шедший следом Схимник вдруг побежал, расталкивая прохожих, хотя в особой спешке нужды не было.

Он догнал человека, когда тот уже поднялся на верхнюю ступеньку лестницы и толкнул дверь магазинчика. Услышав за спиной топот, человек обернулся, и его бритое благообразное лицо смялось в диком первобытном ужасе. Взмахнув рукой, словно отгоняя страшное видение, он отпрянул, споткнулся и спиной вперед ввалился в дверной проем, тонко взвизгнув, и наддверная подвеска поддержала его суматошным звоном. Схимник скользнул следом, но тотчас обернулся, и взлетевший следом по лестнице высокий парень с прилипшими к мокрому лбу блекло-рыжими волосами наткнулся на его руку.

— Хорошо, что я успел! — сказал он, задыхаясь. — Пошли, Витка там, это точно!

Дверь магазинчика осторожно и бесшумно закрылась за ними, отсекая «Пандору» от мокрой, начавшей разгораться в легких сумерках улицы.

* * *

Пиво разбилось, когда она его уронила, но Вита не услышала этого и не заметила. В тот момент, когда ее пальцы, державшие ручки пакета, разжались, в ватной несуществующей тишине на мгновение исчезли все звуки — даже музыка, летевшая из динамиков валявшегося на полу магнитофона. Держась за дверной косяк, Вита шагнула вперед, но ее нога подвернулась, и она упала на колени и раскрытые ладони. Под одной из ладоней глухо треснуло стекло, острым краем распоров ей кожу, и боль четко дала понять Вите, что она не спит и не видит кошмарный, неправдоподобный сон. Несколько секунд она, как завороженная, смотрела, как из-под ее ладони на блестящий светлый пол выползает тонкая струйка крови. Потом она поймала губами воздух, и у нее вырвалось слово, которое Вита не произносила уже очень давно:

— М-мама…

Но мамы здесь не было. И не будет. И никого больше не будет. Уже не будет. Уже нет. Был только зал «Пандоры», залитый ярким холодным светом, — чужой, незнакомый. Опрокинутые кадки с пальмами. Клавиатура, беспомощно свисающая на проводе с одного из столов. Разбитые витрины, ощерившиеся длинными кинжальными осколками. Разбросанная, разломанная мебель. Вода, водоросли, мертвые дискусы, лежащие на полу большими влажными лепешками вперемешку со стеклом. Раздавленные мобильные телефоны, компьютерные внутренности, клочья бумаги… зал магазина походил на живой организм, словно разнесенный изнутри страшным взрывом, зал магазина остывал… и те, кто час назад работали здесь, смеялись, ругались и пили кофе, были разбросаны по нему, как ненужные игрушки, которыми вволю натешился кто-то страшный. Знакомые лица, искаженные до неузнаваемости, застывшие, бесцветные, неживые. Все, кого она оставила в «Пандоре», уходя на рынок час назад, — Аня, Максим, Вовка, Валентина, Мачук, Артефакт — все.

Черный Санитар сидел в дальнем углу, привалившись головой к стене, пристально глядя на одну из опрокинутых пальм и довольно, почти радостно ухмыляясь окровавленными губами, словно желая сказать, что к смерти действительно все же стоит относиться веселее. Мачук, вывернув голову, распростерся на столе, свесив руки по обе стороны столешницы. На его лице были ужас и боль, а в затылке торчали большие ножницы, указывавшие кольцами в потолок, — ножницы Валентины, которыми она частенько вырезала из газет и журналов приглянувшиеся объявления и заметки. Сама Валентина лежала на полу, полуприкрытая листьями упавшего трахикарпуса. Ее голова была повернута под немыслимым углом, а остановившиеся глаза удивленно-обиженно смотрели на согнутые ноги Ани в изящных сапожках, боком осевшей в офисном кресле. Свесившиеся волосы закрывали лицо Ани, а на посиневшей, судорожно вытянутой шее был намертво закручен кем-то серый компьютерный провод. Артефакта можно было узнать только по одежде и длинным нескладным ногам — его лицо превратилось в страшную кровавую маску, покрытую стеклянным крошевом, поблескивающим под ярким светом ламп. Рядом с его головой валялся вдребезги разбитый монитор. Максим же ничком лежал на осколках основания одной из витрин, торчавших вверх, словно горные пики и пробивших ему лицо и шею. Его пальцы с обломанными ногтями вцепились в грязный пол, точно тот ускользал, и Пашков пытался его удержать.

Евгения Вита увидела последним, хотя он был ближе всех к ней, а увидев, тупо мотнула головой и поползла к нему, хрустя осколками стекла и пластмассы и волоча за собой свалившуюся с плеча сумку. В глазах едко щипало, но слез не было. Ни слез не было, ни воздуха, и сердце почти не билось, но это, в сущности, было уже не так уж важно.

Он лежал на боку, спиной к двери и к ней, лежал согнувшись, и лица его не было видно, а блестящая темная кровь на полу вокруг него казалась очень холодной. Он мог быть без сознания, он мог быть еще жив. Но Вита знала, что это не так — знала, еще не дотронувшись до него, еще ничего не увидев, — твердая инстинктивная животная уверенность. Она прикоснулась к его плечу, потом, сжав зубы, осторожно и с большим трудом перевернула Евгения на спину, и его левая рука упала, глухо стукнув костяшками пальцев о пол, и взгляд Виты дернулся следом за ней. На полусогнутой ладони и пальцах темнели глубокие и широкие порезы, словно рука соскользнула с чего-то длинного и острого. Вита медленно подняла глаза и качнулась назад, попытавшись вскрикнуть, но крик, едва появившись, рассыпался, оставив только слабый, тонкий всхлип.