Стивен Кинг - Кошачье кладбище

• Название: Кошачье кладбище
• Автор: Стивен Кинг
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1993
• ISBN: 5-88274-061-4 (т. 2), 5-88274-063-0

Этот перевод был опубликован в 1993 году издательством «ОГИЗ» во втором томе «Сочинений» Стивена Кинга, серия «Библиотека «Огонек». Автор перевода — И. А. Багров.

---

Он хоть и выпил сегодня на две банки больше обычного, но не беда: особый случай.

— Отчего ж, найдется. И вы прекрасно знаете, где искать, — ответил Джад, достал новую сигарету, подождал, пока вернется Луис. — По лестнице-то я и не осмелился. Мимо родительской спальни пришлось бы топать. У нас по стене плющ вился, для него решетки из жердочек, вот я по этим жердочкам и спустился, прямо из окна. Страшно, конечно. Но еще больше другого боялся: как бы не увидел отец, что я со Стенни Б. на Кошачье кладбище подался. — Джад все крутил сигарету, пока не раскрошил. — Добрались мы с грехом пополам. Стенни раз десять с ног валился, до того был пьян. Разило от него, как от винной бочки. Раз чуть суком горло себе не пропорол. Пьяный-пьяный, однако лопату с киркой прихватить не забыл. Я боялся: придем на кладбище, а он и вырубится. Ничего подобного. Даже протрезвел малость. Объяснил, что нам через завал перебраться нужно и еще лесом немного пройти. И там вроде как еще одно кладбище. Смотрю я на Стенни — он едва ноги переставляет. Как-то он гору валежника одолеет? Шею свернете, говорю, не лезьте лучше. Небойсь, отвечает, и я пройду, и ты, да еще и собаку в мешке протащишь. И шустро этак, как по ровному, полез, полез, под ноги ни разу даже не взглянул. Я — следом, мешок тяжелый, чуток полегче, чем я сам. Зато назавтра, скажу вам, Луис, я ни рукой, ни ногой пошевелить не мог. Небось как и вы сегодня?

Луис не ответил, лишь кивнул.

— Идем мы, значит, идем, и конца-краю не видать. А лес-то в ту пору пострашней, чем сейчас, был. Птиц полно, они, знай, кричат, ухают, стонут — поди распознай! В кустах кто-то возится, может, лось, а то и медведь или рысь. Иду я, значит, волоку Пестрого, а в голове чертовщина какая-то: будто впереди не Стенни Б., а индеец. Сейчас как обернется — а лицо все разрисовано, и оскал страшный! — взмахнет томагавком, что из тонюсенькой, острой, как бритва, пластинки сланца выточен или копьем ясеневым, и — прощай мой скальп! И шел-то он уже ровно, не спотыкался, голову этак горделиво вскинул, ну, ровно индеец. Дошли мы до песков тех зыбучих, обернулся он: слава Богу, вроде прежний Стенни Б. И протрезвел он так быстро лишь со страху. Рассказал мне все то же, что и я вам вчера: и про огоньки, и про голоса, чтоб я, дескать, внимания не обращал. Даже если с тобой заговорят, молчи. И пошли мы топью. Кое-что я и впрямь приметил. Не скажу, что. Только потом — а я еще раз пять туда хаживал — ничего подобного не видел. И уж больше не увижу. Потому как вчера, Луис, я к индейскому могильнику в последний раз ходил.

НЕУЖТО Я ВЕРЮ ВСЕМ ЭТИМ СКАЗКАМ? — спросил внутренний голос. После трех банок пива у Луиса прекрасно получался внутренний диалог. НЕУЖТО Я ВЕРЮ ЭТИМ РОССКАЗНЯМ ПРО ПСИХА-ФРАНЦУЗА, ИНДЕЙСКИЙ МОГИЛЬНИК, ОЖИВШИХ СОБАК И КОШЕК? ВЕДЬ МОЕГО-ТО КОТА ПРОСТО ОГЛУШИЛО. ВОТ И ВСЕ ОБЪЯСНЕНИЕ. СТАРИК ВПАДАЕТ В МАРАЗМ, А Я СЛУШАЮ.

И снова Луис почувствовал, что лжет самому себе, утешает, успокаивает, и пиво здесь ни при чем.

Во-первых, Чер был мертв. Сейчас ожил. Это факты. От них не уйти. Что-то в коте изменилось, что-то очень важное, если не главное. Вот еще один факт. Изменилось к худшему. Это тоже очевидно. Джад решил помочь Луису с котом, чтоб отплатить за помощь жене. Вот только средства исцеления на индейском кладбище оставляли желать лучшего, и по взгляду Джада Луис понял, что старик прекрасно об этом знает. Ему вспомнился мимолетный взгляд старика вчера ночью — недобрый, злорадный. И подумалось Луису, что не только по своей воле старик повел его к индейскому могильнику.

НО ЕСЛИ НЕ ПО СВОЕЙ, ТО ПО ЧЬЕЙ ЖЕ? Ответа не нашлось, и Луис прогнал неприятный вопрос.

— Закопал я своего Пестрого, сложил из камней пирамидку, — спокойно продолжал Джад. — Гляжу, а Стенни Б. спит без задних ног. Едва растолкал. Пока эти сорок четыре ступеньки одолели, спускаясь…

— Сорок пять, — поправил Луис.

— Верно, сорок пять, — кивнул Джад. — Так вот, пока спускались, он совсем протрезвел. Шли мы опять, шли, часов десять, мне показалось, а вернулся домой — еще ночь, хоть глаз выколи. Ну и дальше-то что, спрашиваю у Стенни. Потерпи, сам увидишь, говорит. И опять, шатаясь, поплелся прочь по дороге… Надо ж, как вышло: мой Пестрый его потом на два года пережил. Отказала у Стенни печенка, и нашли его детишки при дороге четвертого июля двенадцатого года уже остывшего… А той ночью я благополучно залез тем же путем к себе в комнату, едва в постель забрался, заснул как убитый. Поутру, часов в девять, проснулся. Слышу, мать зовет. Отец-то на железной дороге работал, спозаранку ушел. — Джад задумчиво примолк. — И не просто зовет, а кричит, словно с испуга. — Джад подошел к холодильнику, достал бутылку пива, сдернул крышку, стукнув о ручку ящика в кухонном столе, где стояли хлебница и тостер. Под лампой лицо его казалось желтым, даже бурым, как табак. Одним глотком вытянул с полбутылки, громко рыгнул, задержался взглядом на коридоре, за которым дверь в спальню Нормы. Потом посмотрел на Луиса.

— Трудно все это вспоминать. Хоть много воды утекло, а будто заново переживаешь. Ведь я никогда никому не рассказывал. О случившемся, конечно, все узнали, но с расспросами никто не лез. Вроде как неудобно. А вам, Луис, я рассказываю, потому что теперь кот у вас совсем другой, не то чтобы опасный, а просто другой… вы согласны?

Луису вспомнилось, как тяжело, кулем, не то спрыгнул, не то упал Чер с унитаза, вспомнился его мутный, почти бессмысленный взгляд в упор.

И Луис, соглашаясь, кивнул.

— Прибежал я на материн зов, смотрю, она в кладовке в угол забилась, меж ящиком со льдом и полками. На полу какая-то белая ткань — мать, видно, приготовила новые занавески. А на пороге стоит мой Пестрый. Грязный с ног до головы. Брюхо аж черное все. Мех свалялся, этакими сосульками висит. Не лает, не рычит, просто стоит, и все. Ну, ясное дело, мать из-за него в угол забилась. И в глазах — ужас. Не знаю, Луис, как вы к своим старикам относились, но я и отца, и мать любил крепко. Мне б обрадоваться — пес вернулся! — а я, наоборот, огорчился: надо ж, из-за меня мать вон как испугалась! Самое главное: я даже не удивился, увидев Пестрого!

— Мне такое уже знакомо, — вставил Луис. — Когда сегодня Чера увидел. Вроде как… — Он запнулся.

В ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ? — эти слова первыми пришли на ум. Нет, не то.

— Вроде как все к этому шло.

— Именно. — Джад взялся за очередную сигарету. Руки чуть заметно дрожали. — Так вот, мать увидела меня и кричит: Джад, дай собаке поесть! Она же голодная, уведи ее скорее отсюда, а не то все занавески перемажет. Помню, начал я его приманивать каким-то куском, зову, а он словно кличку свою забыл. Я аж засомневался: а мой ли это пес? Может, просто похож, и все…

— Точно! — воскликнул Луис.

— Только на второй или на третий раз подошел. Да и то: не подошел, а рванулся ко мне, чуть с ног не сбил, когда я его на веранду выводил. Мигом проглотил все, что я ему дал. Первая оторопь прошла, понял я наконец, что Пестрый вернулся, и давай его тискать от радости. А он меня — в лицо лизать, только… — Джад поежился и допил пиво, — только вот язык у него был холодный, будто мне по лицу мертвой рыбиной водят…

С минуту мужчины сидели молча. Потом Луис попросил:

— Рассказывайте дальше.

— Ну, покормил я его, потом достал старое корыто — нарочно для пса держали — да и вымыл Пестрого хорошенько. Раньше он терпеть не мог мыться. Бывало, мы с отцом вдвоем его едва в корыто затащим, сами до нитки вымокнем, прежде чем его выкупаем, а уж для пса унижение великое — прямо на морде написано. Он, злодей, частенько после мойки вываляется в грязи и носится как угорелый меж простынями, что мать только что постирала и развесила. Она — в крик: «Пристрелю подлюгу, не посмотрю, что ваш пес!» Но в тот день Пестрый и не думал сопротивляться. Не шелохнулся, пока я его отмывал. Но что-то не очень мне это понравилось: будто шмат мяса моешь. Вытираю я его старым полотенцем и вижу отметины от колючей проволоки — этакие проплешинки с ямочками. Дай Бог, если б лет через пять так зажило!

Луис понимающе кивнул. Уж ему-то по работе часто приходится сталкиваться с плохо заживающими ранами, кровь и гной сразу напоминают о смерти, могилах, гробах, которые делал его дядюшка и кому Луис в детстве помогал. «Земли не хватит, чтоб все могилы засыпать».

— На голове у него тоже отметина. Но уже поросшая седой шерстью — этакий белый пятачок возле уха.

— Куда пуля угодила, — догадался Луис.

Старик кивнул.

— Знаете, Джад, прострелить голову — еще не значит убить наверняка. Сколько неудачных самоубийств или покушений, и все из-за невежества. Не знают люди, что черепные кости крепки, пуля может отрикошетить и по дуге, не затронув мозг, выйти с другой стороны. При мне был случай: парень выстрелил себе в правое ухо, пуля виляла-виляла по периметру всей головы, вышла, наконец, задела яремную вену — от этого парень и умер.